Эдит Гамильтон - Мифы и легенды Греции и Рима

Ознакомительная версия.

Однажды после охоты, разгоряченный и мучимый жаждой, Актеон заглянул в грот, в котором крохотный ручеек вливался в довольно обширный бассейн. Ему хотелось всего лишь освежиться в кристально чистой воде. Но он не ведал, что попал в любимую купальню Артемиды, и как раз в тот самый момент, когда богиня, сбросив одежды, во всей своей красоте стояла на краю бассейна. Оскорбленная богиня даже не стала размышлять о том, намеренно ли поступил юноша или же он забрел в грот по неведению, и брызнула ему в лицо каплями воды со своей влажной ладони. Как только они достигли его, Актеон тотчас же превратился в оленя. И не только внешне: его сердце стало сердцем оленя, и он, никогда раньше не знавший страха, испугался и бросился бежать. Собственные собаки Актеона увидели его, бегущего, и помчались за ним вслед. Даже смертельный страх не дал ему уйти от быстроногой стаи. Верные псы Актеона догнали его и растерзали.

Таким образом, в старости после многих лет счастья Кадма и Гармонию поразили горести из-за потери детей и внуков. После гибели Пенфея они бежали из Фив, словно пытаясь уйти от преследующего их злого рока. В далекой Иллирии боги превратили их в змей, но не в наказание за какие-либо дурные поступки; это было свидетельством о том, что невинные страдают так же часто, как и виновные. Но ни один человек из этого злополучного рода не был более неповинным в чем-либо злом, чем Эдип, праправнук Кадма, и ни один не пострадал так жестоко.

Этот рассказ целиком заимствован мной из одноименной драмы Софокла, за исключением эпизода с загадкой Сфинкса, которую Софокл только упоминает. Рассказ передается многими авторами и почти всегда в одном и том же виде.

Фиванский царь Лай был правнуком Эдипа. Он был женат на своей дальней родственнице Иокасте. Со времени их правления в судьбе этого рода ведущую роль начинает играть оракул Аполлона в Дельфах.

Как известно, Аполлон – бог, воплощающий истину. Какое бы пророчество ни изрекла дельфийская жрица, оно неизбежно свершалось. Пытаться поступать так, чтобы пророчество не сбылось, было так же бесполезно, как противодействовать законам природы. Тем не менее, когда оракул предупредил Лая, что он погибнет от руки собственного сына, Лай решил, что сделает все, чтобы этого не произошло. После рождения ребенка Лай связал ему ножки и приказал отнести на одинокую горную вершину, где тот наверняка должен был погибнуть. Теперь Лай уже ничего не боялся и считал, что в этом отношении может предсказывать судьбу лучше, чем бог. Однако своей цели он не достиг – он погиб, думая, что напавший на него убийца – чужеземец. Он так и не узнал, что своей смертью доказывает истинность предсказания Аполлона.

К моменту смерти он находился далеко от дома. С того времени, когда младенца унесли в горы, прошло очень много лет. Стало известно, что шайка разбойников лишила жизни самого Лая и перебила его спутников, за исключением одного, который и принес эту весть в Фивы. Преступление не было тщательно расследовано, поскольку в это время Фивы находились в очень тяжелых условиях. Всей фиванской области угрожало страшное чудовище, Сфинкс, выглядящее как крылатый лев, но имеющее женские лицо и грудь. Оно подкарауливало путников на ведущих к городу дорогах, и каждый, кто попадал ему в лапы, должен был решить предложенную Сфинксом загадку. Отгадавшего Сфинкс обещал отпустить, но еще ни один несчастный не сумел этого сделать, и ужасное чудовище пожирало человека за человеком. Наконец, город оказался в состоянии осады. Семь огромных ворот, гордость Фив, были постоянно закрыты, и голод все ближе и ближе подбирался к горожанам. Так обстояли дела в Фивах, когда в злополучную страну явился очень смелый и очень умный человек по имени Эдип. Он бежал из родного города Коринфа, где его считали сыном коринфского царя Полиба, а причиной его бегства послужило еще одно прорицание дельфийского оракула, согласно которому он, Эдип, обречен убить собственного отца. Эдип же, как и Лай, задумал поступить так, чтобы предсказание оракула не сбылось, и решил уже никогда больше не возвращаться в Коринф к Полибу. В своих странствиях он достиг фиванской области и услышал о том, что там творится. Эдип был бездомным, не имеющим друзей человеком, для которого жизнь мало что значила, и поэтому он решился найти Сфинкса и попытаться отгадать его загадку.

– Кто, – спросил его Сфинкс, – ходит на четырех ногах утром, на двух – днем и на трех – вечером?

– Человек, – ответил Эдип. – В детстве он ползает на четвереньках, в зрелости ходит на ногах, а в старости помогает себе посохом.

Это был правильный ответ. Сфинкс каким-то необъяснимым образом, но к полному счастью Эдипа лишил себя жизни{54}; фиванцы были спасены. Эдип же приобрел гораздо больше, чем утратил в Коринфе. Благодарные фиванцы избрали его царем, и он женился на вдове Лая Иокасте. Вместе они счастливо прожили немало лет. В этом случае прорицание Аполлона как будто бы оказалось ложным.

Эдип и Сфинкс

Но когда двое их сыновей выросли и стали мужчинами, в Фивы снова пришла беда – эпидемия страшной болезни. По всей стране умирали не только люди, гибли стада коров, овец и коз, засыхал хлеб на полях. Тем, кого пощадила смерть от болезни, угрожала смерть от голода. Никто из горожан не мучился от этого так, как мучился Эдип. Ведь он считал себя отцом всей страны; населяющие ее граждане были его детьми; бедствия каждого из них были его бедствиями. И однажды он послал брата Иокасты Креонта в Дельфы просить совета у бога.

Креонт вернулся с хорошими вестями. Аполлон объявил, что болезнь прекратится при условии, что будет наказан убийца царя Лая. Эдип облегченно вздохнул. Конечно, этого человека или этих людей можно отыскать даже по прошествии многих лет, и он-то уж найдет, как их наказать. Горожанам, собравшимся выслушать сообщение вернувшегося из Дельф Креонта, он заявил следующее.

За поиски виновных Эдип взялся очень энергично. Прежде всего он послал за Тиресием, старым слепым пророком, чрезвычайно почитаемым фиванцами.

– Могу ли я, – спросил он Тиресия, – указать виновных?

К большому изумлению и негодованию Эдипа, пророк первоначально отказался отвечать.

– Заклинаю тебя богами-олимпийцами, – настаивал Эдип. – Если ты только знаешь…

– Дураки, – ответствовал Тиресий. – Вы все – дураки. Отвечать я не буду.

Но когда Эдип, разгневавшись, обвинил пророка в том, что он молчит потому, что сам принял участие в убийстве, тот разгневался в свою очередь, и с его уст слетели слова, которые он не собирался произносить никогда:

– Ты сам – тот убийца, которого разыскиваешь! Эдипу показалось, что Тиресий сошел с ума; то, что он говорил, звучало как бред сумасшедшего. Он приказал Тиресию удалиться и никогда снова не представать перед его глазами.

Иокаста тоже отнеслась к этому обвинению с большим пренебрежением.

– Ни пророки, ни оракулы наверняка ничего не знают, – заявила она и поведала супругу, как дельфийская жрица напророчила Лаю, что он погибнет от руки своего сына, и как они оба позаботились о том, чтобы родившийся у них мальчик не выжил. – А Лай был убит разбойниками, там, где на пути в Дельфы сходятся три дороги, – с триумфом закончила она свой рассказ. Услышав это, Эдип бросил на нее странный взгляд и тихо спросил:

– Когда это произошло?

– Как раз перед твоим приходом в Фивы, – отвечала Иокаста.

– Сколько слуг было с ним? – продолжал спрашивать Эдип.

– Всех было пятеро, – быстро проговорила Иокаста, – и убиты все, кроме одного.

– Я должен видеть его, – потребовал Эдип. – Пошли за ним.

– Пошлю, – прозвучал ответ, – немедленно. Но у меня есть право знать, что ты задумал.

– Ты будешь знать столько же, сколько знаю я. Прежде чем попасть сюда, я заходил в Дельфы, потому что один человек бросил мне в лицо, что я – не сын Полиба. Я хотел спросить об этом у бога. Аполлон не ответил мне, но зато объявил о страшных вещах: я убью отца, женюсь на матери и порожу с ней детей, вид которых будет вызывать у людей отвращение. Я не вернулся в Коринф. На пути из Дельф, там, где сходятся три дороги, я встретил знатного человека с четырьмя слугами. Он попытался столкнуть меня с дороги и ударил палкой. В гневе я напал на них и всех перебил. Мог ли этот человек быть Лаем?

– Единственный оставшийся в живых слуга рассказывал о целой шайке разбойников, – возразила Иокаста. – Лай был убит разбойниками, а не собственным сыном, тем, невинным, погибшим на горе.

Во время этого разговора им как будто было дано еще одно доказательство того, что пророчества Аполлона могут оказаться ложными. Из Коринфа прибыл вестник, сообщивший о смерти Полиба.

Ознакомительная версия.