Локи вышел вперед, улыбаясь сжатыми губами.
— Я стану перед тобой на колени, цверг, — сказал он. — Бери мою голову. Но смотри не прикасайся к шее. Насчет шеи уговора не было. Я попрошу обитателей Асгарда покарать тебя, если ты ее заденешь.
Брокк с рычанием отпрянул.
— Таково решение богов? — спросил он.
— Ты заключил гнусную сделку, Брокк, — сказал Один, — и должен мириться со всеми ее гнусными последствиями.
Брокк в гневе посмотрел на Локи и, увидав, что губы его растянуты в улыбке, совсем рассвирепел и даже затопал ногами. Потом он подошел к Локи и сказал:
— Я не могу взять твою голову, зато могу кое-что сделать с твоими губами, которые насмехаются надо мной.
— Что же ты сделаешь, цверг? — спросил Тор.
— Я сошью губы Локи, — прошипел Брокк, — чтобы он больше не мог никого язвить своими речами. Вы, обитатели Асгарда, мне этого не запретите. Стань на колени, о Локи.
Локи обвел взглядом обитателей Асгарда и понял по их лицам, что ему придется склониться перед карликом. Нахмурив брови, он опустился на колени.
— Сожми губы, Локи, — приказал Брокк.
Локи, сверкая глазами, сжал губы. Вынув из-за пояса шило, Брокк проткнул своему врагу губы, потом достал ремень и сшил их.
— О Локи, — с торжеством сказал мстительный карлик, — ты похвалялся, что цверги, работавшие на тебя, более искусные мастера, чем мой брат Синдри. Тебя уличили во лжи. Теперь ты долго не сможешь похваляться.
Затем карлик Брокк величественной поступью покинул Зал Совета и Асгард, а карлики-слуги вереницей последовали за ним. Все ниже спускались карлики подземными ходами, распевая песнь о торжестве Брокка над Локи. И история о том, как Синдри и Брокк одержали победу, долго передавалась в Свартхейме из уст в уста.
А в Асгарде теперь, когда рот Локи был зашит, воцарились мир и покой. И никто из асов и ванов не жалел, что Локи вынужден бродить в молчании, понурив голову.
Как Фрейя получила ожерелье и как она потеряла любимого
Да, бессловесный Локи бродил по Асгарду, понурив голову, и обитатели Асгарда говорили друг другу:
— Это отучит Локи строить козни.
Не знали они, что прежние проделки Локи посеяли семена зла и что семена эти должны взойти и принести горе прекрасной дочери ванов Фрейе, той, которую великан хотел забрать вместе с солнцем и луною в награду за возведение стены вокруг Асгарда.
Фрейя тоже видела диковины, которые Локи принес в Асгард, — золотые нити, что стали волосами Сив, и Фрейрова вепря, излучавшего в полете свет каждой щетинкой. Ослепленная блеском золота, она возмечтала о том, чтобы самой обладать подобными сокровищами. И частенько думалось ей: «Какие дивные драгоценности могли бы дать мне три великанши, если б я решилась пойти на вершину той горы, где они живут».
Задолго до этого, — когда стена вокруг города еще не была построена, когда боги воздвигли только свои двенадцать престолов, чертог для Одина и чертог для богинь, — в Асгард явились три великанши.
Явились они после того, как боги поставили кузницу и начали обрабатывать металл для отделки своих жилищ. А металлом этим было чистое золото. Из золота выстроили они Глядсхейм, чертог Одина, из золота изготовляли всю домашнюю утварь. В тот золотой век боги раскидывали золото куда попало. И ничто не омрачало их счастья — ни тень, ни дурное предзнаменование.
Но у трех великанш боги научились ценить и прятать золото. Они больше не играли в него. И блаженная невинность первых дней покинула их.
В конце концов три великанши были изгнаны из Асгарда. Боги перестали бредить золотом, и выстроили свой город, и укрепили его.
А теперь Фрейя, прекрасная юная дочь ванов, только и думала что о великаншах и дивных золотых вещицах, которые они непрерывно пересыпали с ладони на ладонь. Но Оду, своему супругу, она не поверяла этих дум, потому что Од более всех других обитателей Асгарда сожалел о днях блаженной невинности, когда золото не прятали и не ценили. Од не позволил бы Фрейе приблизиться к вершине горы, где стоял высокий трон трех великанш.
Но Фрейю преследовала мысль о золотых вещицах, которыми они владели. «Как Од узнает, что я ходила к ним? — твердила она себе. — Никто ему не скажет. И что в этом страшного, если я схожу к ним и получу в подарок какое-нибудь украшение? Я ведь не буду любить Ода меньше из-за того, что один раз поступлю по-своему».
И вот однажды, когда Од, ее муж, возился с их маленькой дочуркой Хнос, она выскользнула из своего чертога, покинула Асгард и спустилась на землю. Там она некоторое время ухаживала за цветами, что было ее обязанностью, и наконец решилась спросить альвов, где находится гора, на которой сидят три великанши.
Альвы побоялись дать ей ответ, хоть она и была их владычицей. Она оставила их и крадучись спустилась в пещеры карликов-цвергов. И карлики показали ей дорогу к трону великанш, но сначала обидели ее и унизили.
— Мы покажем тебе дорогу, если ты побудешь здесь, с нами, — сказал один из карликов.
— Сколько времени вы хотите продержать меня здесь? — спросила Фрейя.
— До тех пор, пока в Свартхейме не прокричат петухи, — загалдели карлики, окружив ее плотным кольцом. — Нам хочется насладиться обществом одной из небожительниц.
— Хорошо, я побуду с вами, — уступила Фрейя.
Тогда один из карликов приблизился, обхватил ее за шею и чмокнул своими погаными губами. Фрейя попыталась вырваться, но карлики не отпускали ее.
— Теперь ты не можешь уйти от нас, пока в Свартхейме не прокричат петухи, — заявили они.
Один за другим карлики обнимали Фрейю и целовали, усаживаясь рядом с ней на груду шкур. Когда она заплакала, они прикрикнули на нее и побили. А самый чудовищный карла, придя в бешенство оттого, что она отвратила уста от его мерзких губищ, искусал ей руки. Вот какие ужасы терпела Фрейя в Свартхейме, пока не прокричали петухи.
На рассвете цверги указали ей гору, на вершине которой восседали, обозревая мир людей, три изгнанные из Асгарда великанши.
— Что ты желаешь получить от нас, жена Ода? — спросила великанша по имени Гулльвейг.
— Увы! Теперь, когда я нашла вас, я понимаю, что не должна просить ни о чем, — отвечала Фрейя.
— Говори, дочь ванов, — сказала вторая великанша.
Третья не промолвила ничего, но открыла ладонь, на которой лежало золотое ожерелье самой причудливой выделки.
— Какое оно сверкающее! — воскликнула Фрейя. — Вы сидите в тени, о женщины, но это ожерелье озаряет своим светом все вокруг. О, как бы я была счастлива носить его!
— Это Брисингамен, ожерелье Брисингов, — сказала та, что звалась Гулльвейг.
— Оно твое, носи его, жена Ода, — сказала та, которая держала ожерелье в руках.
Фрейя взяла сверкающее ожерелье и надела его на шею. Она была не в силах поблагодарить великанш, потому что заметила в их глазах зловещий огонь, но она поклонилась им и спустилась с горы, на которой они восседали, обозревая мир людей.
Вскоре она наклонила голову, рассмотрела Брисингамен, ожерелье Брисингов, и ее печаль как рукой сняло. Ведь ожерелья краше этого не существовало на свете! Ни у одной асини, ни у одной из дочерей ванов не было столь восхитительного украшения. Оно очень шло ей, и Од, подумала она, простит ее, увидев, какой прекрасной и какой счастливой сделало ее ожерелье Брисингов.
Фрейя поднялась с цветочного ложа, рассталась с легкими альвами и устремилась в Асгард. Все, кто приветствовал ее, долго и с изумлением взирали на дивное ее сокровище. А в глазах богинь вспыхивал завистливый огонек при виде ожерелья Брисингов.
Но Фрейя ни с кем словом не перекинулась: она спешила к своему чертогу. Сейчас она покажется Оду и завоюет его прощение. Фрейя вбежала в свои сверкающие палаты и позвала мужа. Ответа не последовало. Ее дочка, малютка Хнос, играла одна на полу. Фрейя взяла ее на руки, но девочка заплакала и отвернулась от ожерелья Брисингов.
