спустили стрелы в высокий дуб. Зашатался дуб, будто по лесу вихрь прошел.
Взял посол Василий лук, натянул тетиву, — спела шелковая тетива, взвыла, и пошла стрела каленая, упали наземь могучие богатыри, князь Владимир на ногах не устоял. Хлестнула стрела по дубу, разлетелся дуб на мелкие щепы.
— Эх, жаль мне могучий дуб, — говорит посол, — да больше жаль стрелку каленую, теперь ее во всей Руси не найти.
Пошел Владимир к племяннице, а она все свое твердит: женщина да женщина.
«Ну, — думает князь, — сам я с ним переведаюсь, — не играют женщины на Руси в шахматы заморские».
Приказал принести золотые шахматы и говорит послу:
— Не угодно ли тебе со мной потешиться, поиграть в шахматы заморские.
— Что же, я с малых лет всех ребят в шашки-шахматы обыгрывал. А на что мы, князь, играть начнем?
— Ты поставь дань за двенадцать лет, а я весь Киев-город поставлю.
— Хорошо, давай играть.
Стали шахматами по доске стучать. Князь Владимир хорошо играл, а посол раз пошел, другой пошел, а десятый пошел, — князю шах и мат, да и шахматы прочь.
Запечалился князь:
— Отобрал ты у меня Киев-град, — бери, посол, и голову.
— Мне не надо твоей головы, князь, и не надо Киева, отдай мне только твою племянницу Забаву Путятишну.
Обрадовался князь и на радостях не пошел больше Забаву спрашивать, а велел готовить свадебный пир.
Вот пируют они день, другой и «третий, веселятся гости, а жених с невестой невеселы. Ниже плеч посол голову повесил.
Спрашивает его Владимир:
— Что же ты, Васильюшко, невесел? Иль не нравится тебе наш богатый пир?
— Что-то, князь, мне тоскливо, нерадостно: может, дома у меня случилась беда, может, ждет меня беда впереди. Прикажи позвать гусляров, пусть повеселят меня, пропоют про старые года либо про нынешние.
Позвали гусляров. Они поют, струнами звенят, а послу не нравится.
— Это князь, не гусляры, не песельники… Говорил мне батюшка, что есть у тебя гость черниговский Ставер Годинович, вот тот умеет играть, умеет и песню петь, а эти, словно волки в поле воют. Вот бы мне Ставра послушать.
Что тут делать князю Владимиру? Выпустить Ставра — так не видать Ставра, а не выпустить Ставра — разгневить посла.
Не посмел Владимир разгневить посла, ведь у него дани не собраны, и велел привести Ставра.
Привели Ставра, а он еле на ногах стоит, ослабел, голодом заморен…
Как выскочит тут посол из-за стола, подхватил Ставра под руки, посадил рядом с собой, стал поить-кормить, попросил сыграть.
Наладил Ставр гусли, стал играть песни черниговские. Все за столом заслушались, а посол сидит слушает, глаз со Ставра не сводит.
Кончил Ставр.
Говорит посол князю Владимиру:
— Слушай, князь Владимир киевский, а ты отдай мне Ставра, а я прощу тебе дань за двенадцать лет и вернусь к Золотой Орде.
Неохота князю Владимиру Ставра отдавать, да делать нечего.
— Бери, — говорит, — Ставра, молодой посол.
Тут жених и конца пира не дождался, вскочил на коня, посадил сзади Ставра и поскакал в поле к своему шатру.
У шатра он его спрашивает:
— Али не узнал меня, Ставер Годинович? Мы с тобой вместе грамоте учились.
— Не видал я тебя никогда, татарский посол.
Зашел посол в белый шатер. Ставра у порога оставил. Быстрой рукой сбросила Василиса татарское платье, надела женские одежды, приукрасилась и вышла из шатра.
— Здравствуй, Ставер Годинович! А теперь ты тоже не узнаешь меня?
Поклонился ей Ставер:
— Здравствуй, моя любимая жена, молодая умница Василиса Микулишна. Спасибо, что ты меня из неволи спасла. Только где твои косы русые?
— Косами русыми, мой любимый муж, я тебя из погреба вытащила.
— Сядем жена, на быстрых коней и поедем к Чернигову.
— Нет, не честь нам, Ставер, тайком убежать, пойдем мы к князю Владимиру пир кончать.
Воротились они в Киев, вошли к князю в горницу.
Удивился князь Владимир, как вошел Ставер с молодой женой. А Василиса Микулишна князя спрашивает:
— Ай, Солнышко Владимир-князь, я — грозный посол, Ставрова жена, воротилась свадебку доигрывать. Отдашь ли замуж за меня племянницу?
Вскочила Забава-княжна:
— Говорила я тебе, дядюшка! Чуть бы смеху не наделал по всей Руси, чуть не отдал девицы за женщину.
Со стыда князь и голову повесил, а богатыри, бояре смехом давятся.
Встряхнул князь кудрями и сам смеяться стал:
— Ну, уж и верно ты, Ставер Годинович, молодой женой расхвастался. И умна, и смела, и собой хороша. Она всех вокруг пальца обвела, и меня, князя, с ума свела. За нее и за обиду напрасную отдарю я тебя подарками драгоценными.
Вот и стал отъезжать домой Ставер Годинович с прекрасной Василисой Микулишной. Выходили провожать их князь с княгинею, и богатыри, и слуги княжеские.
Стали они дома жить-поживать, добра наживать.
А про Василису Прекрасную и песни поют, и сказки сказывают.
о время князя Красна Солнышка Владимира появился около Киева страшный змей и брал с народа поборы немалые: с каждого двора по красной девке, с дыму по ягодке; а как возьмет девку с чередного двора, так и съест ее — и помин простыл. В такую бедовую годину горе всех уравняло: что жилец, что стрелец, что гость [1], что боярин, что посадник [2], что сам царь — великий князь — все одно: никому не миновать, что зме́ю людоеду покориться, красной дочерью поклониться: на кого жребий покажет, с того и побор. Вот и пришел черед идти к тому змею поганому на съедение самой царской дочери — и пошла. Схватил змей царевну и потащил к себе в берлогу. Взвыл народ голосом, то каждый плакал по своей, а тут всем миром воздохнули по царевне. Все думают: пропала дочь нашего Красного Солнышка — теперь уж нет ее на свете: змей съел. Но змей не стал ее есть: красавица собой была, какой на свете нет другой, так приберег да за жену себе взял, так и живет.
Полетит он, змей поганый, на свои людоедские промыслы, а царевну завалит в берлоге бревнами, чтоб без него куда не ушла. А у той царевны маленькая собачка была; увязалась за нею из дому царского, да с