его наказывать! – воскликнула Ра. – Я пошла с ним по своей воле».
Сая рассмеялась и ласково погладила дочь Арга. Ра растаяла – прикосновения лап г'ата, лишенных когтей, были настолько приятными, что просто не имели права прекращаться. Они мгновенно покоряли сердце таг'ара.
«И почему отец говорил, что г'ата и таг'ары не те, кого можно назвать друзьями? – задалась Ра мысленным вопросом. – Может, другие г'ата не такие, как Сая?»
– Ты рыжая, храбрая и очень умная, верно? – г'ата внезапно оторвала Ра от земли и подняла над своей головой, заставив ее беспомощно болтать лапами в воздухе. – И глаза у тебя голубые. Как же тебя назвать... Г'ата обязаны давать таг'арам имена, тебе не говорили об этом? До Волчьей Зимы вы были простыми псами и служили людям, но потом они исчезли. Вы остались совершенно одни в этом мире, ведь нам ваша помощь совершенно не нужна. Но все же мы помним о днях, когда не были г'ата, о том, что для нас значили собаки. Считай это данью уважения вашему роду.
Ра не поняла ни слова из того, что сказала Сая, но то, что это очень важно, почуяла подсознательно. Ее опустили на снег, г'ата взяла одну из своих веток, самую длинную, и начала водить по снегу той стороной, на которой не было острого камня. Получилось несколько пересекающих друг друга линий, и когда г'ата закончила, то произнесла одно-единственное слово:
– Хоро.
В этот момента Ра поняла две вещи. Первой было то, что слова можно сохранять на снегу. Второй – что теперь у нее два имени.
– А теперь я верну вас в Круг, – сказала Сая. – Борос должен знать, что вы заслуживаете куда более строго наказания, чем то, которое он для вас уже приготовил.
Сказка о Гане
Давным-давно, в далекой-предалекой галактике жил-был хромоногий воришка по имени Ган. В один прекрасный день, когда исполнилось ему... Что значит «украл зачин из «Звездных войн», Уважаемый Слушатель? Ладно, пусть тогда история происходит... давным-давно в нашей галактике! Так вот, в один прекрасный день, когда Гану исполнилось восемнадцать, а в карманах на этот случай не завалялось у него даже ломаного медяка, он внезапно понял, что дальше так жить нельзя. И правда, разве это жизнь, когда у тебя ни семьи, ни крыши над головой, из друзей одни крысы помоечные, пусть даже некоторые из них носят обувь и мастерски выпрашивают милостыню, а с голоду ты не подыхаешь только благодаря раззявам-обывателям, которые частенько забывают присматривать за своим кошельком. Да вот только честным промыслом воровство не назовешь, и за него бьют, иногда очень сильно. Например, настолько сильно, что попавшись в далеком детстве одному полицейскому, Ган-сирота стал Ганом-хромоножкой. Ну таков уж порядок вещей в этом мире, что воруя мало (Ган тогда стащил булку с прилавка), человек рискует подвергнуться жестокому наказанию, ну а если начнет ловкачить в масштабах чуть более крупных (например, перечислить половину государственной казны на свой личный счет в швейцарском банке), то сможет отдавать приказы начальникам тех самых полицейских, которые ловят воришек по-мельче.
Итак, Ган... Что значит «Где еще в нашей галактике есть швейцарские банки?» Уважаемый, как часто вас отправляют в командировки за пределы нашей солнечной системы? Или для вас в порядке вещей слетать на теплые моря какой-нибудь там планеты в сотне световых лет от Земли? На недельку-другую, чтобы отдохнуть от жены, детей и тещи? Не нужно отвечать, это риторический вопрос...
Итак, Ган... Вас все равно смущает, что действие происходит в нашей галактике, да? Ну не бывает так, чтобы в пределах Млечного Пути существовало две планеты с швейцарскими банками, пусть даже и в разное время? Ладно, хорошо. История происходит в далекой-предалекой галактике, в наши дни, плюс-минус год.
Итак, Ган... О, уважаемый слушатель, я могу спокойно продолжить? Ган решил, что с воровством пора завязывать (все равно большой прибыли не приносит), и искать себе какое-нибудь другое занятие. Вот только чем же ему заняться, какому ремеслу жизнь посвятить? Делать-то ничего не умеет, даже читает через пень-колоду.
Пригорюнился, приуныл Ган, осознав глубину беспросветности судьбы своей никчемной. Кому он нужен, хромой и бесталанный? И пусть вас не забавляют простенькие логические выкладки необразованного паренька: откуда ему знать, что дур в мире хватает? Просто свою он еще не нашел, пока что.
Так вот, опечаленный Ган покинул свой родной город, горестно вздыхая и загребая ногами дорожную пыль. Шел, куда глаза глядят, не видя в бесчисленных бабочках и цветочках на обочинах – лето на дворе – ничего хорошего. И это нормально для человека, преисполненного жалости к самому себе.
Шел он, шел, и не заметил, как очутился посреди темного зловещего леса, на пороге ветхой полуразвалившейся хижины. Так как дело шло к вечеру, а ночевать где-то надо было, Ган сначала заглянул в грязное окошко, ничего в него не разглядел, потом постучался в дверь, не дождался ответа и только тогда зашел, под противный скрип несмазанных петель.
Хижина все же оказалась не пустая – у холодной печи возилась дряхлая сгорбленная старуха, настолько старая, что годилась в прабабушки бабушки безымянного прапрадедушки Гана. Похоже, она пыталась растопить ее к ночи, но получаться у нее ничего не спешило.
– Чего надо? – грубо спросила она у героя повествования, повернув в его сторону перемазанное сажей лицо, усеянное здоровенными бородавками.
– Работу... ищу, – Ган откровенно растерялся, когда задумался над тем, а что он собственно забыл в этом лесу.
– Нет у меня никакой работы! Пошел вон!
Замахнувшись на незваного гостя кочергой, старуха зацепилась за табуретку подолом своей рваной юбки и упала на пол, да так, что с полок посыпалась пыльная утварь. Когда дырявая крыша хижины, приподнявшаяся в воздух от отборной ругани человека, прожившего долгую и интересную жизнь, вернулась наконец на место, а старуха продолжала лежать на полу, Ган понял, что ей все же надо помочь. Что он тут же и сделал, все-таки получив по голове тяжелой кочергой.
– За что? – спросил он, потирая шишку.
– За все хорошее, – грозно ответила старуха. – Работу, значит, ищешь? А почему в лесу? Из волков да медведей начальники не очень, а мухоморы скуповаты и сверхурочные не оплачивают.
– Э?... – Ган еще плохо соображал после тесного
