самостоятельно.
Открытие Америки имело для Италии даже более долгосрочные последствия, чем новый путь в Индию. Постепенно средиземноморские нации угасали, оставаясь на обочине движения людей и товаров; на первый план вышли атлантические нации, обогатившиеся за счет американской торговли и золота. Это была более значительная революция в торговых путях, чем любая другая, зафиксированная историей с тех пор, как Греция, победив под Троей, открыла для своих судов черноморский путь в Центральную Азию. Его сравнит и превзойдет только самолетная трансформация торговых путей во второй половине двадцатого века.
Окончательным фактором угасания Ренессанса стала Контрреформация. К политическому беспорядку и моральному упадку Италии, к ее порабощению и опустошению иностранными державами, к потере торговли с атлантическими странами, к утрате доходов в результате Реформации добавились пагубные, но естественные изменения в настроении и поведении церкви. Неоформленное, возможно, неосознанное джентльменское соглашение, по которому церковь, будучи богатой и внешне обеспеченной, допускала значительную свободу мысли в интеллектуальных слоях при условии, что они не пытались нарушить веру народа, для которого эта вера была жизненной поэзией, дисциплиной и утешением, было прекращено немецкой Реформацией, английской сецессией и испанской гегемонией. Когда народ сам начал отвергать доктрины и авторитет церкви, а Реформация обратила в свою веру даже Италию, вся структура католицизма оказалась под угрозой в своих основах, и церковь, считая себя государством и ведя себя как любое государство, подверженное опасности в самом существования, от терпимости и либерализма перешла к испуганному консерватизму, который наложил жесткие ограничения на мысли, исследования, публикации и слова. Испанское господство повлияло не только на политику, но и на религию; оно участвовало в преобразовании мягкого католицизма эпохи Возрождения в жесткую ортодоксию Церкви после Тридентского собора (1545-63). Папы, последовавшие за Климентом VII, переняли испанскую систему объединения церкви и государства в строгий контроль над религиозной и интеллектуальной жизнью.
Как в XIII веке испанец сыграл важную роль в создании инквизиции, когда альбигойское восстание бросило вызов Церкви на юге Франции, и тогда были основаны новые религиозные ордена, чтобы служить Церкви и возродить пыл христианской веры, так и теперь, в XVI веке, строгость испанской инквизиции была перенесена в Италию, и испанец основал иезуитов (1534) - это замечательное Общество Иисуса, которое не только принимало старые монастырские обеты бедности, целомудрия и послушания, но и отправлялось в мир, чтобы распространять ортодоксальную веру и бороться повсюду в христианстве с религиозной ересью или бунтом. Ожесточенность религиозных споров в эпоху Реформации, нетерпимость кальвинистов, взаимные гонения в Англии способствовали появлению соответствующего догматизма в Италии;3 Урбанистический католицизм Эразма уступил место воинствующей ортодоксии Игнатия Лойолы. Либерализм - это роскошь безопасности и мира.
Цензура публикаций, начатая при папе Сиксте IV, была расширена учреждением Index librorum prohibitorum в 1559 году и Конгрегации Индекса в 1571 году. Печатание облегчало цензуру; за государственными печатниками было легче следить, чем за частными переписчиками. Так, в Венеции, которая была так гостеприимна к интеллектуальным и политическим беженцам, само государство, чувствуя, что религиозный раскол повредит социальному единству и порядку, ввело (1527) цензуру печати и вместе с церковью стало подавлять протестантские издания. Итальянцы то тут, то там сопротивлялись этой политике; римское население после смерти Павла IV (1559) бросило его статую в Тибр, а штаб-квартиру инквизиции сожгло дотла.4 Но такое сопротивление было спорадическим, неорганизованным и неэффективным. Авторитаризм восторжествовал, и мрачный пессимизм и покорность опустились на дух некогда веселого и жизнерадостного итальянского народа. Даже мрачное испанское платье - черная шапочка, черный дублет, черные шланги, черные туфли - стало модным в некогда красочной Италии, как будто народ надел траур по ушедшей славе и умершей свободе.5
Интеллектуальное отступление сопровождалось некоторым моральным прогрессом. Поведение духовенства улучшилось, теперь, когда конкурирующие конфессии поставили его на ; а папы и Трентский собор реформировали многие церковные злоупотребления. Произошел ли аналогичный сдвиг в нравах мирян, определить трудно; очевидно, что в Италии 1534-76 годов так же легко собрать примеры сексуальных нарушений, незаконнорожденности, кровосмешения, непристойной литературы, политической коррупции, грабежей и жестоких преступлений, как и раньше.6 Автобиография Бенвенуто Челлини свидетельствует о том, что блуд, прелюбодеяние, разбой и убийства сдерживали ортодоксальность эпохи. Уголовное право оставалось таким же суровым, как и прежде: пытки часто применялись как к невинным свидетелям, так и к обвиняемым, а убийцам перед повешением по-прежнему отрывали плоть раскаленными щипцами.7 К этому же периоду относится восстановление рабства как основного экономического института. Когда в 1535 году папа Павел III начал войну с Англией, он постановил, что все английские солдаты, попавшие в плен, могут быть обращены в рабство на законных основаниях.8 Примерно в 1550 году появился обычай использовать рабов и каторжников для гребли на торговых и военных галерах.
Тем не менее папы этого периода были людьми относительно высокой морали в личной жизни. Павел III был самым великим из них - тот самый Алессандро Фарнезе, который получил кардинальское звание благодаря влиянию золотых волос своей сестры на дух Александра VI. Правда, Павел родил двух бастардов;9 Но в молодости это было в порядке вещей, и Гиччардини все еще мог описать его как "человека, украшенного образованностью и незапятнанным характером".10 Помпоний Лаэтус воспитал его как гуманиста; его письма соперничали с письмами Эразма по классическому изяществу латыни; он был искусным собеседником и окружал себя способными и выдающимися людьми. Однако он был избран, вероятно, не столько из-за своих талантов и добродетелей, сколько из-за возраста и немощей; ему было шестьдесят шесть лет, и кардиналы могли вполне рассчитывать на то, что он скоро умрет и даст им еще один шанс заключить сделки и получить более выгодные бенефиции.11 Он удерживал их в узде в течение пятнадцати лет.
Для Рима его понтификат стал одним из самых счастливых в истории города. Под его руководством Латино Манетти, его маэстро делле страде, осушил, выровнял и расширил улицы, открыл множество новых общественных площадей, заменил трущобы красивыми домами и так благоустроил один проспект - Корсо, что он стал Елисейскими полями Рима. Как дипломат Павел совершил величайший подвиг, уговорив Карла V и Франциска I заключить десятилетнее перемирие (1538). Он почти достиг еще большей цели - примирения церкви с протестантами Германии; но его усилия запоздали. У него хватило смелости, которой так не хватало Клименту VII, созвать Генеральный собор. Под его председательством и с его одобрения Трентский собор подтвердил ортодоксальную веру , реформировал многие церковные злоупотребления, восстановил дисциплину и нравственность среди духовенства и вместе с иезуитами спас латинские народы для Римской церкви.
Трагической неудачей Павла стало его кумовство. Он отдал Камерино своему внуку Оттавио,