– Вот то-то и оно… Богатые, а защититься не можем, не трусы, а не воюем! Но главное – врозь мы. Пока не объединимся, будем добычей любого набежника.
Князь даже не заметил, что сказал «мы» про славян. Зато заметил Раголд, он осторожно улыбнулся в усы.
– Княже, но на Ново Град не нападут, мы далече за волоками сидим.
Олег дернулся всем телом.
– Сидим! Сидим, пока хазары славянские земли неволят!
Купец осторожно вставил:
– Хочешь встать во главе славянских племен? – И сам испугался своей смелой догадки. Но Олег не разозлился, он встал у свечи, снимая нагар с фитилька.
– Встать, говоришь? А они дадут? В Ново Граде после убийства Вадима еле-еле сидим. Боярам не люб Ингорь, слабый очень.
– Но при Ингоре ты, княже.
– Не я зван, – почти вздохнул Олег. – Воевать не любят, а меж собой дерутся так, что головы летят и нелюбого не потерпят. Рюрик хоть и внук Гостомыслов, а только крепости и поставил, да и то здесь, от остальных далече.
Раголд не понимал словен, почему князь должен быть только их крови? Чем Олег не князь? Силен, умен, правда, стонут бояре от его жесткости, но Олег учел ошибку Рюрика, не стал бороться с волхвами, наоборот, то и дело с ними советуется. Он прав, у Ильменя ему долго не усидеть, здесь другая воля, не любят под сильной рукой ходить… Раголд и сам не заметил, как вырвалось:
– В Киев надо… Или в Вышгород…
– В Киев? – вскинулся Олег. – Сам про то давно думаю. Хорошо стоит, что твой Итиль, можно путь грекам в Варяжское море и не в Ладоге перекрыть, а на Днепре. Оттуда славян начинать собирать надо.
Купец осторожно напомнил:
– Там Аскольд с дружиной…
Олег расхохотался:
– И ты про то же? Помню, что Аскольд даже на греков бегал, да только это давненько было. Но главное, мыслю, не в том. Сам сказал, что в Итиле разлад, потому что царь иудейской, а народ магометанской веры.
Раголд кивнул, еще не понимая замысла Олега.
– А Карл проведал, что Аскольд у греков крестился. Один, без дружины, и не волхвов привечает, а своих священников. Думаешь, мне дали бы в Ново Граде сидеть, если б на поклон к волхвам не ходил? Помогают волхвы мне, верно, да только попробуй я перестань им помогать… Еще Аскольд у полян, как тадун хазарский, дань для Итиля собирает.
Ахнул Раголд, прав князь, верно, у Аскольда поддержки в языческом Киеве нет и не будет. Только дружина у него все одно сильная. Но Олег про то помнит и придумает что-нибудь.
А князь продолжил:
– Для того и позвал. В Киев пойдешь. Посмотришь что и как, да волхвам мой поклон и подарки отнесешь.
Долго еще напутствовал Олег своего купца-лазутчика, но под конец разговора не выдержал Раголд, спросил:
– А Ново Град как оставишь? Не ровен час, норманны набегут, разорят да новую дань платить заставят. Ингорь один не справится, а тебе без дружины нельзя.
Кивнул князь:
– Помню про то. Ингоря здесь оставлять нельзя, ему Вадима припомнят, хотя и не он убил, все одно за отца ответит. И дружина мне самому нужна. А от норманнов откупимся, вернее, варягам заплатим, чтоб по морю защитили и сами не разоряли.
– Но они же дани давно не просят, как Рюрик пришел, так и притихли.
– Сам предложу, мира ища. – Олег усмехнулся, видя недоуменное лицо купца. – Проще им заплатить, чем бегать по всему морю или здесь сидеть, охраняя.
Раголд шел в свой дом, что поставил вместе с Хоренем, качая головой. В который раз он убедился, что ума у Олега, как и тела, много. Пересказал другу-словенину княжьи задумки, вместе головами покачали. Раголд не скрывал от Хореня ничего, что слышал у Олега, знал, что тот предан князю не меньше его самого, да и Олег от ладожанина тоже не скрывал особо, доверял.
Хорень только спросил, пойдет ли князь на Хазарию, Раголд ответил, что не знает. Усмехнулся ладожанин:
– Не пойдет.
– Почему? Думаешь, побоится?
– Нет, ему славян воедино сейчас собрать важнее. Дело говорит князь, пока все племена врозь, они слабы, а объединятся – никто не сломит, никакие хазары.
Стали готовиться друзья к походу в Киев. Нужно товары закупить, лодьи подготовить, чтоб по весне, как лед сойдет, сразу и побежать. Пока волоки пройдут, пока там еще…
Но Олег, услышав, что и Хорень пойдет с Раголдом, вдруг позвал того к себе.
– Не с Раголдом пойдешь, другое дело тебе есть. Помнишь ладожского коваля, что сюда приходил? Сирком зовут.
– Помню, княже.
– Пойдешь к нему на городец, скажешь, что велю. Но пойдешь так, чтоб никто не знал и не проследил. И сразу обратно в Ново Град.
Олег вдруг усмехнулся:
– Успеешь до весны, пойдешь с Раголдом. Так что поторопись.
Через несколько дней мерил Хорень путь от Ново Града в сторону Плескова. Старался коня зря не загонять, не рисковать, ехал-то один, неровен час попадет где в беду, никто не поможет, да и князю сообщить некому будет.
Теперь уж до городка Сиркова недалече, только там придется идти лесом, там лук со стрелами достать надо, можно и кого из зверей встретить. Так и случилось.
Хорень любил боры, какими славилась земля славянская. В бору просторно, чисто, прозрачно как-то. Сосны стоят стройные, устремленные вверх к солнышку, хвоя у них хоть и густая, а ни воздуху, ни лучам солнечным не мешает. И пищу дает многим зверям и птицам. Вон беличьи следы, шишку хвостатая шелушила, на снегу вперемежку с сосновыми опавшими за зиму иголками остатки шишек, старых, растопыривших сухие ребра, кое-где и семена остались целые. По тому, что не провалились они в снег, понятно, что белочка недавно старалась. В другое время Хорень взял бы ее ловким ударом, а сейчас не до того.
Вдруг конь как почуял что, задергался, захрипел. Хорень тоже весь напрягся, лук достал, тул к себе повернул, чтоб сподручнее было, нож из-за пояса вынул. Конь немного успокоился, Хорень похлопал его по шее, дальше поехали. Но еще через какое время снова взыграл, оглянулся его хозяин, заметил вдали меж деревьев волчицу, худая после зимы, да видно, старая, только хорошо если одна, а ну как стая поблизости? Тогда плохо дело, помощи ждать неоткуда, а волки в конце зимы злые. А беда другой оказалась. И сама волчица в сторону побежала, потому как зверь похуже голос подал – шатун! Попала ли вода под бок зверю в берлоге или его люди разбудили, теперь уже неважно, только встал он раньше времени. И лечь досыпать не может, и есть еще нечего. Бродит по лесу голодный да мокрый, а оттого злой. Хуже нет в конце зимы к шатуну в лапы попасть, знают про то люди, чуют лошади. Потому и рвется конь Хореня бежать куда попало. А куда? Хозяин знает, что здесь недалече большое болото, про него специально предупредили, можно от медвежьих лап и в болотину попасть.
Хорень в тоске оглянулся – никого, снял мешок с седла, знал, что не сможет удержать своего коня, выбрал из тула самую большую стрелу, понимая, что надежды нет. Эх, вот когда пожалел, что нет с собой срезня, каким и медведя бить можно навылет! Изготовился отдать свою жизнь зверю подороже и тут услышал людские голоса. Закричал Хорень что было сил, даже сам шатун остановился, краем глаза увидел, что бегут на подмогу мужики, но зверь был близко. Его огромная туша и закрыла от княжьего посланника белый свет…
Очнулся Хорень от тех же голосов, только почуял, что лежит точно связанный. Глаза открыл – так и есть, в доме, в тепле, раздет, но связан. Голос подал, подошел к нему мужик седой, сутулый, наклонился, смотрит требовательно:
– Что кричишь? Куда шел? От какого князя?
Хорень даже растерялся, почему про князя спрашивают? Забормотал еле слышно:
– Я не от князя, я сам по себе. Заблудился…
– А врать станешь – обратно в лес прогоним. Там не один этот шатун бродит, в нынешнем году их много встало раньше времени, зима сырая была…
Понял Хорень, что так и сделают, а сколь времени без памяти провалялся, не знает, решил не юлить.
