Стойте! – Катажина вернулась к столику, снова открыла дверцу и вынула кошель, украшенный личным гербом Катажины Радзивилл. – Я знаю, золото не всесильно. Но оно может многое. Попытайтесь! Большего я вам предложить не могу. Только верните мне кошель.
Кастелян на секунду задумался.
– Хорошо, ваша милость, я верну вам его… но только завтра утром.
Княгиня задержала взгляд на собеседнике.
– Я буду ждать вас в любое время дня и ночи, – Катажина подошла к висевшему на стене распятию и сотворила крёстное знамение. – Будем уповать на милость Господа. Ступайте.
Славута ещё раз поклонился и направился к выходу. Сгоравшие от любопытства придворные волной отхлынули от дверей. Кастелян обвёл толпу холодным взглядом и сильнее, чем обычно, поволакивая правую ногу, направился к башне-браме.
Енас уже выпряг лошадей, и сейчас непринуждённо болтал о чём-то с жолнерами.
– Запрягай обратно, – сухо произнёс кастелян, садясь в возок.
Енас на секунду замешкался, затем тяжело вздохнул и вновь принялся запрягать.
– Да побыстрее, не мешкай! – прикрикнул Славута. – Поедешь к ратуше.
Но едва возок въехал в местечко, кастелян неожиданно изменил решение.
– Теперь правь к фальварку через ближнюю браму.
Енас удивлённо обернулся, но подчинился. Выехав из города, карета пересекла рощу и выехала к пруду, на другой стороне которого располагался фальварк. Кастелян велел остановить около большого камня, лежащего на развилке дорог. Чуть поодаль стояла большая изба, все окна которой были ярко освещены.
Славута вышел из возка, огляделся – его взгляд остановился на зарослях малинника, опоясывающих придорожный овраг.
– Ступай в шинок, выпей кружку пива, – Славута сунул кучеру несколько медных солидов. – Когда Гурвич будет наливать, скажи, пусть идёт к оврагу, и никого с собой не берёт. И сам долго не засиживайся – когда допьёшь, возвращайся, и правь к замку.
– А ваша милость?
– Ноги есть, сам дойду. Ну давай, живее.
Енас направился по направлению к избе. Славута, спрятавшись за кустарником, видел, как из избы выбежал шинкарь и трусцой побежал к оврагу. Завидев кастеляна, он снял с головы шапку.
– Ваша милость… какими судьбами? Я так и думал, что увижу именно вас… хотя вы у меня столь редкий гость… Как здоровье ясновельможной пани княгини? Чем могу вам служить?
– Абрам, гости у тебя?
– Ваша милость имеет в виду трёх особ, приехавших сегодня из Новогрудка?
– Их самых. Где ты их разместил?
– В сарае возле млына. Но сейчас они здесь, – шинкарь кивнул в сторону избы.
– Скажи старшему, чтобы шёл к млыну. Только пусть всё сделает вид, что по нужде выходит, и скоро вернётся обратно. Пусть ещё что-нибудь закажет.
– О, эти гости мало заказывают, а платят и того меньше… Кажется, их кошельки пусты.
– Они скоро станут щедрее.
– О, пан кастелян всегда держит слово…
– И ничего не забывает.
– Да, ваша милость, понимаю… Как всегда, надо держать язык за зубами.
– Ступай.
Славута видел, как шинкарь скрылся за дверью, после чего на крыльцо вышел Енас, огляделся и направился к возку. Едва возок скрылся из виду, кастелян неторопливым шагом направился к сараю, стоявшему недалеко от старого водяного млына – покосившегося, заросшего со всех сторон осокой и камышами.
И опять память оживила картины его детства. Сколько раз, будучи мальчишками, он и его друзья бегали к такой же водяной мельнице ловить стрекоз… А тёплыми летними вечерами они с замиранием сердца слушали, как крутится колесо, как шумит вода, и рассказывали друг другу леденящие душу истории про обитающую здесь нечистую силу…
За спиной послышались шаги, и спустя минуту возле мельничного колеса появился высокий пожилой человек с лошадиным, изрытым оспинами лицом, на котором блестели глубоко посаженные глаза.
При виде кастеляна тонкие губы прибывшего растянулись в улыбке, обнажившей крупные жёлтые зубы.
– Желаю здравствовать, пан возный. Давно не виделись.
– Верно, давно, – сухо ответил Славута. – У тебя всё готово?
– Разумеется.
– Покажи.
Пришедший провёл кастеляна в сарай, где на широком столе лежал длинный меч с широким лезвием и тупым, словно отломленным наконечником, длинной рукоятью и широкой крестообразной гардой, широкий топор с длинным топорищем, огромные щипцы, Чуть поодаль лежали несколько рулонов холста, моток толстой пеньковой верёвки, длинный кожаный фартук.
Славута отвёл взгляд от отвратительного инвентаря палача.
– Завтра всё должно пройти точно и чётко.
– Можете не сомневаться. Не первый год.
– Хорошо, – Славута сделал небольшую паузу, словно раздумывая над чем-то. – А чем надёжнее казнить?
Губы ката опять растянулись в хищной улыбке.
– Топор не срывается, не даёт осечки, и не промахивается…
– А петля?
– О, это другое дело – верёвка может оборваться.
– Когда рвалась в последний раз?
Кат задержал пристальный взгляд на собеседнике.
– Два года назад.
– И осуждённый жив до сих пор?
– Их милость архиепископ виленский Константин Бжостовский увидел в том руку Провидения и приказал не возобновлять казнь.
– И как часто у тебя рвалась верёвка?
– Такое случалось.
– Как часто? – переспросил кастелян.
– На моём веку – всего четыре раза, – приглушённым голосом ответил палач.
Кастелян взял поднёс к свече деревянную палочку, подождал, пока она достаточно обуглится, после чего подошёл к стене и написал на ней латинскую цифру “V”.
Палач с минуту смотрел на стену, после чего повернулся к кастеляну.
– Ваша милость, я человек простой, в семинариях не обучался, в грамоте не силён…
– Кто не силён в грамоте, тот должен быть силён в геральдике, – Славута вынул из-за пояса кошель и показал кату вышитый герб Собесских, после чего пересыпал золото в холщевый мешок и передал палачу. – И помни – ошибки быть не должно.
Палач с минуту помолчал, как бы взвешивая тяжесть золотых монет в своей руке, после чего тихо произнёс:
– Но если придётся возобновлять работу заново?
– Это уже не твоя забота. Ступай обратно, тебя уже заждались. Ни в чём себе не отказывай, расплатишься с шинкарем этим, – кастелян бросил кату серебряный трояк.
– Премного благодарствую, пан возный.
– Благодарить меня не надо. Запомни: я тебе благодеяний не оказывал.
– Запомню.
– И ещё – к утру должен быть трезвый. Осечки быть не должно. Всё, ступай.
Кат выскользнул в дверной проём. Славута подождал некоторое время, затем вышел сам. Во дворе было тихо. Кастелян ещё раз огляделся по сторонам, после чего спустился к реке. Возле берега таинственно шумели камыши, над берегом носились быстрокрылые ласточки. Кастелян поднял голову – запад
