— Ваше Преосвященство.
В распахнутую дверь вежливо постучала боевая ведьма. Оба в комнате знали, кто мог потревожить Святого в столь поздний час.
Оливия тихо вошла в покои, почтительно склонившись перед своим господином.
— Разрешите доложить.
— Разрешаю.
Верховная выпрямилась, но продолжила смотреть себе под ноги. Видимо, рана после недавних событий была еще слишком свежа. Бандалор не понимала, как при такой внутренней силе и ярости, эта блеющая овца еще не убила жестокого пастуха.
— Цель забрали во дворец, её семью арестовали. Король предъявил им обвинения за жестокое обращение с целью в прошлом. Поместье уже оцепили.
Девушка говорила твёрдо, хоть и понимала, что принесла отнюдь не благую весть.
— Так же нами был уничтожен арьергард короля в Яжном лесу. Сбежать удалось лишь двум рыцарям.
Кристиан сжал бокал с такой силой, что треснула ножка, и осколки разлетелись по полу. Бешенство заклокотало в его венах, как вода в кипящем чайнике. Почему в его планах постоянно были какие-то огрехи? Почему эти пустоголовые ведьмы не могли делать свою работу нормально⁈
Зажав пальцами переносицу, чтобы хоть как-то успокоить стрельнувшую в голову боль, он рявкнул:
— Взять в заложники вторую цель, привести ко мне! Будем давить на нее через близкого человека.
— Разрешите поинтересоваться?
Кристиан, не ожидавший такой самодеятельности, хищно улыбнулся. Смелость Верховной позабавила его. Святой полагал, что после потери Лайлы, она станет покладистее. Оливия всегда была верной, но эмоции делали ее слабой. На самом деле, в тот раз Фонберг мог бы и пощадить нерадивую родную кровь, если бы изначально не планировал от нее избавиться. Лайла была надоедливой болячкой Верховной, и Кристиан не хотел, чтобы когда-нибудь это сорвало его планы. С боевыми проще — они оставались его подневольными. Их жизни находились в его руках.
— Разрешаю.
— Почему вы не забрали ее, когда представился такой шанс?
Мужчина скрипнул зубами. Еще одна деталь, которую он не любил — отсутствие инстинкта самосохранения. Слабоумие и отвага. Ведьмы временами задавали и более глупые вопросы, отвечать на которые ему даже нравилось, но стоило кому-то копнуть глубже и добраться до зарытых скелетов, как Святой приходил в бешенство.
— Почему, спрашиваешь, — зло прошипел он. — Я должен был стать для нее спасителем, которому она бы безоговорочно доверила свою силу, жалкое ты создание! Пока вы, — он перешел в чистой воды рычание дикого зверя, а не человеческую речь. — Все не испортили! Неверно подгадали время!
Ведьма не стала возражать. Лишь пожалела, что задала этот вопрос. Что нового она ожидала услышать? Во всех бедах всегда был виноват кто угодно, но не сам Святой. Просто Оливии хотелось уловить хоть крупицу логики в его поступках. Ведь она сама поступала бы совершенно иначе.
Верховная вновь поклонилась, осмелившись продолжить:
— Что делать с возможной претензией короля касательно его войск?
— Он не посмеет, — прорычал Фонберг. — А если пришлёт официальную жалобу, я очерню его репутацию ещё сильнее во время ритуала. Мышь должна послушно сидеть в своей клетке, пока кот гуляет на свободе.
Оливия ничего не ответила. Лишь послушно кивнула и, получив разрешение идти, быстро покинула покои.
— Надо же, сегодня ты проявил милость, как истинный святоша, — хмыкнула Бандалор. — Я полагала, без крови не обойдётся.
Она и правда ждала очередной оторванной головы. Пусть Фонберг и распинался в прошлый раз, что не хочет марать руки из-за надуманной ценности Оливии, демонесса в это не верила. Этот мужчина был сумасшедшим, а сумасшедшие частенько повиновались одному лишь импульсу. Накрывшему с головой желанию. И противиться ему могли немногие. Опьяненный властью и влиянием, Святой был близок к тому, чтобы идти за гневом, а не за здравым рассудком.
— Не хочу надевать маску, — фыркнул Кристиан.
— Потому что на самом деле ты уродец?
— Очень остроумно, Бандалор, напомни мне поощрить Летицию за твое тонкое чувство юмора, уверен, она будет тебе благодарна.
— Лучше просто умри, обещаю, я организую тебе пышные похороны. Вся Этразия будет рыдать, а на твоем надгробии я самолично нарисую большую жирную зад!..
— Молчать!
— Зря отказываешься, я отличный художник, и твою сладкую мордашку нарисую в самом выгодном ракурсе!
Фонберг устало выдохнул:
— Никто не должен знать моего лица.
— Но я знаю, — едко подметила Бандалор.
Святой взял новый бокал, не обращая внимания на осколки под ногами. Не спеша налил вина, наколол кубик сыра и, обмакнув его в мёде, съел, запивая алкоголем. Искусно давал себе время остыть. Раньше Кристиан был гораздо спокойнее, но чем больше планов осуществлялось, тем больше он нервничал, боясь все потерять.
— Именно поэтому ты никогда отсюда не выйдешь без заключённого со мной контракта.
Демонесса опустила голову и бесшумно усмехнулась. Глупый смертный. Однако его самоуверенность была ей только на руку. Видимо, недавний урок Святого ничему не научил, ведь он продолжил присылать к ней неженок. Разумеется, для Летиции их издевательства были ужасающими, носитель едва оставалась в своём уме. А это означало, что пускать всё на самотёк было нельзя. Рано или поздно наступит предел. И ждать пресловутое «поздно» означало сгнить на столе для пыток.
— Возрадуйся, сиротка, — шепнула Бандалор спящему сознанию Летиции. — Завтра ночью мы обретем свободу.
Как только начнётся подготовка к ритуалу, Кристиан не досчитается одного ценного заключённого. А ещё не сразу заметит пропажу маленькой реликвии, найденной его ищейками. Грешно брать чужое. Грешно вершить самосуд.
И когда Кристиан всё это осознает, бедняжка Оливия столкнётся с непоправимыми последствиями. Как он накажет её?.. Лишит ноги, глаза? А может не сдержится и снесет голову? К сожалению, этого демонесса уже не сможет увидеть.
* * *
Джерте, маркизат, ночь
Это была очередная ночь, когда сон оставался для неё так же недосягаем, как яркие звезды на небосклоне. В зеркале отражалась исхудавшая, потерянная девушка. И, к сожалению, Кэролайн её узнавала. Казалось, этот лик всегда сидел где-то глубоко внутри, под многочисленными масками из лжи и притворства. Безумно родной и в тоже время невыносимо пустой. Как будто в этой оболочке никогда не жила душа. Тонкий указательный палец очертил линию