прекрасные легенды о Деве Марии и ее Младенце, трагедия Голгофы, триумф воскресения, истории святых; рисунок бедный, фон классический, цвет насыщенный и чистый, все в спокойной атмосфере женской утонченности и сентиментальности.19 Как бы в противовес этому, витражи того времени приняли фламандский натурализм, на первый взгляд, не подходящий для окон, дающих преображенный свет на полы соборов; однако в стеклах, написанных в этот период для Ауша, Руана и Бове, улавливается некоторое великолепие XIII века. Лимож вновь зажег свои печи, которые простояли холодными в течение столетия, и стал соперничать с Италией и исламом в росписи сосудов полупрозрачными эмалями. Резчики по дереву не утратили своего мастерства; Рёскин считал хоровые лавки Амьенского собора лучшими во Франции.20 Красочные гобелены конца XV века привлекли внимание Жорж Санд в замке Бриссак (1847) и стали сокровищем Музея Клюни в Париже; а в Музее Гобеленов есть волнующий гобелен (ок. 1500) с изображением музыкантов, играющих в саду из флер-де-лис.
В целом, если не считать замков, пятнадцатое столетие было непаханым веком во французском искусстве. Почва была вспахана ногами солдат и удобрена кровью войны; но только к концу этого периода у людей появились средства и досуг, чтобы посеять семена урожая, который пожнет Франциск I. Автопортрет Фуке свидетельствует об эпохе унижений и бедствий; миниатюры его ученика Бурдишона отражают семейный покой второго брака Людовика XII и улыбчивую легкость восстановленной страны. Худшее для Франции было позади, лучшее должно было вот-вот наступить.
IV. ФРАНСУА ВИЛЛОН: 1431-80
Тем не менее этот век раздоров и хаоса породил великого поэта и крупного историка. В результате создания национальной экономики и централизованного правительства французская литература теперь использовала язык Парижа, независимо от того, был ли автор родом из Бретани, Бургундии или Прованса. Как бы подтверждая зрелость французского языка, Филипп де Коминс выбрал для своих "Мемуаров" именно его, а не латынь. Свою фамилию он взял от Коминеса во Фландрии, где он родился. Он происходил из знатного рода, поскольку герцог Филипп V был его крестным отцом, воспитывался при бургундском дворе, а в семнадцать лет (1464) попал в штат графа Шароле. Когда граф, ставший Карлом Смелым, захватил Людовика XI в плен при Перонне, Комин возмутился поведением герцога, возможно, предвидя его падение, и благоразумно перешел на службу к королю. Людовик сделал его камергером и обогатил поместьями, а Карл VIII отправлял его с важными дипломатическими миссиями. Тем временем Коминс написал две классические работы по исторической литературе: Mémoires, cronique, et hystoire du roy Louis onziesme и Cronique du roi Charles huytiesme - рассказы, написанные на ясном и простом французском языке человеком, который знал мир и был участником событий, которые он описывал.
Эти книги - пример необычайного богатства французской литературы в области мемуаров. У них есть свои недостатки: они посвящены в основном войне; они не такие свежие и яркие, как у Фруассара, Виллегардуэна или Жуанвиля; они делают слишком много реверансов Богу, восхищаясь беспринципным государственным устройством Людовика XI; и чаще всего дискурсивные отступления - это ямы банальностей. Тем не менее Комин - первый современный философский историк: он ищет связи между причиной и следствием, анализирует характер, мотивы и притязания, объективно судит о поведении, изучает события и подлинные документы, чтобы осветить природу человека и государства. В этом он предвосхищает Макиавелли и Гвиччардини, а в своей пессимистической оценке человечества:
Ни естественный разум, ни наши собственные знания, ни любовь к ближнему, ни что-либо другое не всегда достаточны, чтобы удержать нас от насилия друг над другом, или удержать нас от удержания того, что мы уже имеем, или удержать нас от присвоения чужого имущества всеми возможными способами..... Злые люди становятся хуже от своего знания, но добрые чрезвычайно совершенствуются.21
Как и Макиавелли, он надеется, что его книга научит принцев одной-двум хитростям:
Возможно, низшие особы не станут утруждать себя чтением этих мемуаров, но принцы... могут это сделать и найти сведения, которые вознаградят их труды..... Ибо хотя ни враги, ни князья не всегда похожи друг на друга, но, поскольку их дела часто совпадают, не так уж невыгодно быть осведомленным о том, что было раньше..... . Одно из величайших средств сделать человека мудрым - это изучить историю .... и научиться строить и соразмерять наши советы и начинания по образцу и примеру наших предшественников. Ведь наша жизнь недолговечна и недостаточна, чтобы дать нам опыт стольких вещей.22
Император Карл V, мудрейший христианский правитель своей эпохи, согласился с Коминесом и назвал "Мемуары" своим бревиарием.
Широкая публика предпочитала романсы, фарсы и сатиры. В 1508 году появилась французская версия "Амадиса де Голя". Дюжина трупп игроков продолжала представлять мистерии, моралите, фарсы и соти - фоли, высмеивающие всех, включая священников и королей. Пьер Грингор был мастером этой формы, он писал и исполнял соти с энергией и успехом на протяжении целого поколения. Самый продолжительный фарс во французской литературе, "Мейстер Пьер Пателен", был впервые сыгран около 1464 года и до 1872 года.23 Патлен - бедный адвокат, изголодавшийся по делам. Он уговаривает драпировщика продать ему шесть эллов ткани и приглашает его вечером на ужин, чтобы получить оплату. Когда драпировщик приходит, Пателин лежит в постели и бредит, притворяясь, что у него лихорадка, и утверждает, что ничего не знает ни об эллах, ни об ужине. Трактирщик с отвращением уходит, встречает пастуха своей отары, обвиняет его в тайном отчуждении нескольких овец и вызывает его к судье. Пастух ищет дешевого адвоката и находит Пателина, который учит его изображать идиота и отвечать на все вопросы баа (французское "бе") овец. Судья, озадаченный "баас" и сбитый с толку жалобами драпировщика на пастуха и адвоката, дает Франции знаменитую фразу, умоляя все стороны: Revenons à ces moutons - "Давайте вернемся к этим овцам";24 и, наконец, отчаявшись найти хоть какую-то логику в этой истории, прекращает дело. Торжествующий Пателин спрашивает свой гонорар, но пастух отвечает только "Баа", и ловкий обманщик оказывается обманутым простаком. История разворачивается в духе галльской перепалки. Возможно, Рабле вспомнил о Пателине, когда задумывал "Панурга", а Мольер перевоплотился в Грингора и неизвестного автора этой пьесы.
Одна из незабываемых фигур во французской литературе XV века - Франсуа Вийон. Он лгал, воровал, мошенничал, прелюбодействовал и убивал, как короли и вельможи своего времени, но с большим количеством рифм и причин. Он был настолько беден, что даже свое имя не мог назвать своим. Родился Франсуа де Монкорбье (1431), вырос в чуме и нищете в Париже, был усыновлен добрым священником Гийомом де Вийоном и взял