положении дел в Англии; ему отвечают, что короли ведут войны, судьи берут взятки, прелаты слишком много пьют, все обещания нарушаются, все друзья завидуют. Он принимает это как доброжелательное изложение естественного и неизменного положения вещей и предлагает забыть об этом. Его племянник интересуется, чему Аделард научился у мусульман? Он отдает предпочтение арабскому языку перед христианской наукой; они бросают ему вызов, и его ответы представляют собой интересную подборку из всех наук того времени. Он возмущается против рабства традиций и авторитетов. "Я учился у моих арабских мастеров под руководством разума; вы же, плененные... авторитетом, следуете за своим недоумком. Ибо как еще называть авторитет, кроме как недоуздок?" Те, кто сегодня считаются авторитетами, получили свою репутацию, следуя разуму, а не авторитету. "Поэтому, - говорит он своему племяннику, - если хочешь услышать от меня что-нибудь еще, давай и бери разум..... Нет ничего надежнее разума... нет ничего фальшивее чувств".88 Хотя Аделард слишком уверенно полагается на дедуктивные рассуждения, он дает несколько интересных ответов. На вопрос, как Земля держится в пространстве, он отвечает, что центр и дно - одно и то же. Как далеко упадет камень, если его бросить в отверстие, проделанное в центре Земли, на другую сторону? Он отвечает: только в центр Земли. Он четко заявляет о неразрушимости материи и утверждает, что всеобщая непрерывность делает вакуум невозможным. В целом Аделард - блестящее доказательство пробуждающегося интеллекта в христианской Европе в двенадцатом веке. Он с энтузиазмом относился к возможностям науки и с гордостью называет свою эпоху веком Абеляра-модерна,89 кульминацией всей истории.
Альбертус Магнус обладал чуть меньшим научным духом, чем Аделард, но таким космическим любопытством, что сама необъятность его произведений принесла ему имя Великого. Его научные, как и философские, труды в основном имели форму комментариев к соответствующим трактатам Аристотеля, но в них то и дело появляются свежие глотки оригинальных наблюдений; среди тучи цитат из греческих, арабских и еврейских авторов он находит возможность взглянуть на природу от первого лица. Он посещал лаборатории и шахты, изучал различные металлы, исследовал фауну и флору своей родной Германии, отмечал перемещения суши по морю, моря по суше и объяснял таким образом ископаемые раковины в скалах. Будучи слишком философом, чтобы быть основательным ученым, он позволял априорным теориям окрашивать его видение, как, например, когда он утверждал, что видел, как конские волосы в воде превращаются в червей. Но, как и Аделард, он отвергал объяснение природных явлений с точки зрения воли Бога; Бог действует через естественные причины, и человек должен искать Его там.
Его представление об эксперименте было затуманено его доверием к Аристотелю. Знаменитый отрывок из книги X его De vegetabilibus будоражит нас словами Experimentum solum certificat, которые, кажется, говорят, что "только эксперимент дает уверенность". Но в то время слово experimentum имело более широкое значение, чем сейчас; оно означало скорее опыт, чем эксперимент, как следует из контекста этого отрывка: "Все, что здесь изложено, является результатом нашего собственного опыта или заимствовано у авторов, которые, как мы знаем, написали то, что подтвердил их личный опыт; ибо в этих вопросах подтверждает эксперимент" (experimentum solum certificat). Но даже в этом случае это было полезное достижение. Альберт смеется над такими мифическими существами, как гарпии и грифоны, и над легендами о животных из популярной в то время книги "Физиолог", и замечает, что "философы говорят много лжи".90 Иногда, не часто, он проводил эксперименты, как, например, когда он и его коллеги доказали, что обезглавленная цикада продолжает петь некоторое время. Но он доверял авторитету Плиния со святой невинностью и слишком просто верил в сказки, которые рассказывали ему такие отъявленные лжецы, как охотники и рыбаки.91
Он уступил своему времени, приняв астрологию и гадания. Он приписывает чудесные силы драгоценным камням и камням и утверждает, что своими глазами видел сапфир, который излечивал язвы. Он, как и сомневающийся Фома, считает, что магия реальна и вызвана демонами. Сны иногда предсказывают события. В телесных делах "звезды по истине являются правителями мира"; соединения планет, вероятно, объясняют "великие несчастные случаи и великие проделки"; а кометы могут означать войны и смерть королей. "В человеке есть двойная пружина действия - природа и воля; природой управляют звезды, воля свободна, но если воля не сопротивляется, она подхватывается природой". Он считает, что компетентные астрологи могут в значительной степени предсказывать события жизни человека или исход предприятия по положению звезд. Он принимает, с некоторыми оговорками, алхимическую (сегодня - ядерно-физическую) теорию трансмутации элементов.92
Его лучшая научная работа была связана с ботаникой. Он был первым ботаником со времен Теофраста (насколько нам известно), который рассматривал растения ради них самих, а не ради их использования в сельском хозяйстве или медицине. Он классифицировал растения, описывал их цвет, запах, части и плоды, изучал их чувство, сон, пол и прорастание, а также предпринял эссе о земледелии. Гумбольдт был удивлен, обнаружив в "De vegetabilibus" Альберта "чрезвычайно острые замечания об органическом строении и физиологии растений".93 Его огромный труд De animalibus в значительной степени представляет собой пересказ Аристотеля, но и здесь мы находим оригинальные наблюдения. Альберт рассказывает о "плавании по Северному морю ради исследований [experimenti causa] и высадке на островах и песчаных берегах, чтобы собрать" объекты для изучения.94 Он сравнивал сходные органы у животных и человека.95
С точки зрения нашего ретроспективного взгляда эти работы содержат множество ошибок; если же рассматривать их на интеллектуальном фоне своего времени, то они являются одним из главных достижений средневекового ума. Альберт был признан при жизни величайшим учителем своего века, и он прожил достаточно долго, чтобы его цитировали в качестве авторитета такие люди, как Петр Испанский и Винсент Бове, которые умерли до него. Он не мог соперничать с Аверроэсом, Маймонидом или Фомой в остроте суждений или философском понимании; но он был величайшим естествоиспытателем своего времени.
VII. РОДЖЕР БЭКОН: ОК. 1214-92 ГГ.
Самый знаменитый из средневековых ученых родился в Сомерсете около 1214 года. Мы знаем, что он прожил до 1292 года и что в 1267 году он называл себя стариком.96 Он учился в Оксфорде у Гроссетесте и заразился от великого эрудита увлечением наукой; уже в кругу оксфордских францисканцев зарождался английский дух эмпиризма и утилитаризма. Около 1240 года он отправился в Париж, но не нашел там того стимула, который дал ему Оксфорд; он удивлялся, что так мало парижских профессоров знали какой-либо язык, кроме латыни, что они уделяли так мало времени науке и так много - логическим и метафизическим спорам, которые казались Бэкону преступно
