лет; его отец умер годом позже, и мальчик воспитывался дедушкой и бабушкой по отцовской линии. В семье были сильны янсенистские настроения; бабушка и тетя вступили в сестринское братство Порт-Рояля, а сам Жан в шестнадцать лет был отправлен в маленькую школу, которую содержали солитеры. Он получил от них интенсивное обучение религии и греческому языку - двум влияниям, которые должны были поочередно доминировать в его жизни. Он был очарован пьесами Софокла и Еврипида и сам перевел некоторые из них. В парижском Collège d'Harcourt он изучил философию и классику, а также открыл для себя таинственные чары молодой женщины, новой и использованной. В течение двух лет он жил на набережной Гранд-Огюстен у своего кузена Николя Витарта, который перемещался между Порт-Роялем и театром. Расин услышал несколько пьес, написал одну и представил ее Мольеру. Она оказалась недостаточно хороша для постановки, но Мольер все же дал ему сто луидоров и призвал попробовать еще раз. Расин решил заняться литературной деятельностью.
Встревоженные этим безумием и сообщениями о его похождениях, родственники отправили его в Юзес на юге Франции (1659) в качестве дублера к дяде, который, будучи каноником собора, обещал ему церковную милость, если он изучит теологию и будет рукоположен. В течение года молодой поэт, все еще кипящий Парижем, прикрывал свой огонь черной мантией и читал святого Фому Аквинского, добавляя понемногу Ариосто и Еврипида. Теперь он писал Лафонтену:
Все женщины великолепны. ... corpus solidum et succi plenum [плоть твердая и сочная]; но поскольку первое, что мне было сказано, - это быть начеку, я не хочу больше говорить о них. Кроме того, было бы осквернением для дома облагодетельствованного священника, в котором я живу, вести долгие рассуждения на эту тему; domus mea domus orationis [мой дом - дом молитвы]. . . . Мне сказали: "Будь слеп". Если я не могу быть таковым полностью, я могу быть, по крайней мере, немым; ибо... нужно быть монахом с монахами, как я был волком с тобой и другими волками твоей стаи". 6
Каноник попал в затруднительное положение, обещанный бенефис стал неопределенным, Расин обнаружил, что у него нет призвания к священству. Он сменил одеяние, закрыл "Сумму" и вернулся в Париж (1663).
Прибыв на место, он опубликовал оду, которая вытянула из королевского кошелька сто луидоров. Мольер предложил ему тему, которую Расин переработал в свою вторую пьесу, La Thébaïde. Мольер поставил ее 20 июня 1664 года, но был вынужден снять ее после четырех представлений. Однако она наделала достаточно шума, чтобы быть услышанной в Порт-Рояль-де-Шамп. Тетя-монахиня прислала ему оттуда письмо, которое заслуживает того, чтобы быть процитированным как часть драмы, столь же красноречивой и трогательной, как и все, что есть в Расине:
Узнав, что вы собираетесь приехать сюда, я попросил у нашей Матери разрешения увидеться с вами. . . . Но в последние дни я услышал новость, которая глубоко тронула меня. Я пишу вам с горечью в сердце, проливая слезы, которые мне хотелось бы в изобилии возложить на Бога, чтобы получить от Него ваше спасение, которого я жажду с большей страстью, чем чего-либо другого в мире. Я с горечью узнал , что у вас чаще, чем когда-либо, встречаются люди, чье имя вызывает отвращение у всех, кто хоть в какой-то мере благочестив, и не без основания, поскольку им запрещен вход в церковь и доступ к таинствам. . . . Судите же, мой дорогой племянник, в каком состоянии я должен быть, ибо вы должны знать, с какой нежностью я всегда относился к вам и что я не просил ничего, кроме того, чтобы вы принадлежали Богу на каком-нибудь почетном поприще. Поэтому я прошу тебя, мой дорогой племянник, сжалься над своей душой, загляни в свое сердце и серьезно подумай, в какую пропасть ты себя бросил. Я надеюсь, что все, что мне рассказали, неправда; но если ты так несчастен, что продолжаешь заниматься торговлей, которая позорит тебя перед Богом и людьми, то не думай приходить к нам, ибо ты прекрасно понимаешь, что я не могу говорить с тобой, зная, что ты находишься в таком плачевном состоянии и так противоречишь христианству. Между тем я не перестану молить Бога помиловать вас и тем самым меня, поскольку ваше спасение так дорого мне". 7
Перед нами совершенно иной мир, чем тот, о котором обычно пишут на наших страницах, - мир глубокой веры в христианское вероучение и любовной преданности его моральному кодексу. Мы не можем не сочувствовать женщине, способной писать с такой искренностью чувств, и не без оснований считающей французскую драму такой, какой она была в ее юности. Не столь нежным было публичное заявление Николь, которая преподавала Расину в Порт-Рояле:
Всем известно, что этот джентльмен написал ... пьесы. . . . В глазах здравомыслящих людей такое занятие само по себе не слишком почетно, но если посмотреть на него в свете христианской религии и евангельского учения, то оно становится поистине ужасным. Романы и драмы - это яд, который разрушает не тела людей, а их души". 8
Корнель, Мольер и Расин по отдельности ответили на это обвинение, причем Расин с яростью, в которой он остро раскаивался в последующие годы.
За разрывом с Порт-Роялем вскоре последовал разрыв с Мольером. 4 декабря 1665 года труппа Мольера представила третью пьесу Расина "Александр". Мольер проявил характерную щедрость; он знал, что Расин не восхищается им как трагическим актером и что молодой автор влюблен в самую красивую, но не самую способную из его актрис; он не включил в актерский состав себя и Бежаров, отдал главную женскую роль Терезе дю Парк и не пожалел средств на постановку. Пьеса была принята хорошо, но Расин остался недоволен игрой актеров. Он устроил частное представление своей пьесы в Королевской труппе; ему так понравилось, что он забрал ее у Мольера и отдал этой конкурирующей труппе. Он уговорил мадемуазель дю Парк, ставшую его любовницей, покинуть труппу Мольера и присоединиться к более старой. В новом доме, в Бургундском отеле, пьеса прошла тридцать представлений чуть более чем за два месяца. Она не стала одним из шедевров Расина, но утвердила его в качестве преемника Корнеля и завоевала верную дружбу критика Буало. Когда Расин похвастался: "Я с удивительной легкостью пишу свои стихи", Буало ответил: "Я хочу научить вас писать их с трудом". 9 Отныне великий критик обучал поэта правилам классического искусства.
Мы не знаем, с каким трудом Расин писал "Андромаху";
