и изумительной красоты фреской в центре – два дракона, белый и черный, обвивающиеся кольцом вокруг свернутой в позе зародыша человеческой фигурки, объятой пламенем. Картина как раз над рунным кругом. Но тогда в глазах было темно от боли, и рисунок виделся двумя смазанными черно-белыми каплями.
Бороздки знаков на поверхности казались живыми, под ними пульсировало и отзывалось внутри меня… что-то, тревожа золотую паутину нитей, заставляя капли миров опасливо вздрагивать. Чуть выступающий над полом округлый поребрик из темно-зеленого малахита с золотыми прожилками заключал рунный круг в кольцо, будто это была утопленная в камне чаша, до краев залитая обсидианом. Там даже остался след от моего тела – звезда.
Ворнан освободил свою руку и обошел фигуру. Смотрел, будто это он лежал здесь и по его груди рисовали алым.
Я так долго отказывалась замечать… Не видела этих острых скул. Видела нос, шрам на щеке, глаза-свечи, что угодно, только не… Чтобы он сейчас, обойдя место моего смерторождения, встал там, где когда-то стоял его отец, Силард Крево, последний из рода, магистр темной магии вне категории, некромант-практик, новатор, исследователь, оппозиционер конгрегации, фанатичный последователь культа Изначальной Тьмы, один из четырех, некрарх, лич. Сын, убивший отца, сознательно пошедшего на смерть, чтобы все поверили в абсолютную тьму. Отец, убивший сына, не желающего жить куклой, чтобы найти то, что лишит не-жизни вечно-не-мертвых. Заклинатель Теней, разбивший свою суть на осколки, призвавший темное пламя грани, чтобы другой его сын, которого он не знал, но нашел, сделал верный ход.
Кажется, я и раньше все это знала, ведь Она смотрела на них из моих глаз и видела их до дна. Они – четверо как один. Я… У меня есть дрожащие на струнах миры и мое целое.
Руки навстречу… Шаг… Я – потому что здесь началась, а он – потому что.
* * *
На серой дороге возвышалась арка из мрака. Оттуда на меня смотрела дама с медальона. Я. Ее темные волосы были распущены и белая просторная рубашка-хламида опускалась до самых пяток. Висящие в воздухе языки огня, складываясь в бесконечно перетекающие друг в друга символы, окружали ее вращающимся кольцом, рождая причудливые крылатые тени. Скрытые в широких полупрозрачных рукавах запястья были плотно обвязаны тонкими нитями из звездного света. У меня такие же золотые. Я приподняла руки, Она улыбнулась и повторила движение. Настолько точно, что я потянулась проверить, не зеркало ли передо мной. Воздух в арке дрогнул от прикосновения, зарябил, как встревоженная вода, распался осколками и встопорщился острыми сверкающими гранями, как лезвие косы Посланника. А когда сложился снова…
Наши пальцы касались. Обсидиановые крылья с перьями-лезвиями обнимали меня всю, и я гладила их, не боясь порезаться, ведь у звезд не бывает крови, только свет.
Нарэ…
…Элена.
Где заканчиваюсь я, начинается он, и наоборот. Бесконечно.
Вокруг была Она, Мать Всего, Сотворяющая.
– Почему так? – безмолвно спросила я у Тьмы, окружающей нас.
– Потому что это огонь. А от огня всегда будет свет, а от света – тень, а тень будет прятаться во тьме от огня и света. Но кто бы его не зажег, это все равно мой огонь. Достаточно искры.
– Почему я?
– Чтобы было кому жить.
– Почему он?
– Чтобы было кому беречь.
– Почему они, четверо как один?
– Чтобы было вопреки чему жить и от чего беречь.
– Почему ты наделила их такой силой и вручила Дары?
– Чтобы он тоже мог одарить тебя. Самый первый дар – всегда Мой, и ты вольна была принять или отказаться. Ты – приняла. Теперь ваш ход. Ваше время.
Элена…
…Нарэ.
8.7
Голоса живого ударили и свет, серый, просеянный сквозь облака, ослепил.
Он держал меня, и за его спиной таяли крылья из темного пламени.
Я могла отказаться… Выбросить принесенный вороном обломок колючей ветки с тремя красными ягодами. Но я не выбросила, не знала, что ворон – это он. И это было не важно. Что может быть важного в ветке? Колючки, что едва задев, вонзились глубоко? Ягоды, странные на вкус, но так и тянешься попробовать снова? Важно, что это было не первое, что я от него приняла.
Трость была первой.
Железная пятка упиралась в сырую землю. Сквозь старую прошлогоднюю траву неуверенно пробивалась щеточкой зеленая молодая. Не росло тут больше ничего. Бальца сколько ни пыталась клумбы разбивать, все без толку. Только сирени было хорошо. Дорожку корнями вздыбила, ветки, поскрипывая над нашими головами, достают до слепых сейчас окон второго этажа, и стволы такие, что не всякое дерево потягается.
Глухие ставни Дат-Кронен как закрытые веки умершего. Собственно, так и есть. Этот дом никогда не был живым. Разве можно быть живым, когда у твоих корней – мертвое железо?
Я смотрела на трость, скользя глазами от испачканной в земле пятки вверх, и слышала голоса в голове, гудящие об одном и том же: Питиво, Лайэнц, Силард и Хоран, повторивший за ним.
…у вас прекрасная трость. Это работа мастера-артефактора Рома, я полагаю? Он большой поклонник крылатых…
…Скорее всего внутри деревянного корпуса обсидиановый стержень, он самый лучший из проводников темной энергии после мертвого железа и серебра. Кость и дерево – стабилизатор и экран, а черный рубин – накопитель…
…Так должно быть. Четверо как один: мертвое железо и дерево, серебро и кость, рубин и обсидиан, черный огонь и звезда во тьме. Расколоть целое можно не только снаружи…
Мертвое железо и дерево, а дальше ручка – кость и серебро, и глазки-камни – черный рубин и…
Ворнан потянулся, перехватил древко, оттесняя мою руку прочь. Его пальцы легли на навершие-клюв и одновременно коснулись моей шеи, незримые пальцы замерли над ниткой пульса под кожей. В его глазах темное боролось с яростным, пламя стелилось по коже глазурью и разлеталось искрами с волос. Но я моргнула, соглашаясь, и он, снова переступая через край, как тогда, когда выдернул меня из петли, размахнувшись и вкладывая в это движения мою боль и свой страх, ударил тростью о старый ствол.
Хрустнуло вдоль, распадаясь длинными острыми щепами древко, разбилось на куски костяное навершие, мигнув напоследок красным камнем, темными осколками брызнул прятавшийся внутри обсидиановый стержень.
ЭТО упало в ямку между корней, полную прелыми листьями. Больше всего ОНО было похоже на бусы. Черно-алая нитка с кисточками на концах, разделенная узелками, связывала в одно четыре нелепых вещи: длинный зуб, абрикосовую косточку, красную пуговицу и осколок зеркала. Мы с Ворнаном подняли
