class="p">Былое
Снова я вспомнил былое,
Прошлого благодать.
Мне оба глаза долой,
Чтоб сегодняшнее не видать.
Кажется, плачут горы,
Гаснут деревни огни.
Я закрываю шторы,
Чтоб не знать окаянные дни.
Снова иду на сцену,
Вновь я пускаюсь в пляс.
Море наносит пену
На мой замутнённый глаз.
И через призму застоя,
Дымчатый, сонный хрусталь,
Поднимаю бокал за былое,
За изведанную печаль!
Мой конь летел по весям,
Копытом топча ковыль.
Взлетело то, что мало весит,
Осела пыль.
Пыль прибило к земле дождём,
И явилось солнце!
Ночь сменилась днём,
День росой смеётся.
Полосами трещин до неба
Бежит серая дорога.
Ветровых песен эпос
Льётся из рога.
Я всегда между пылью был
И небом низким.
Рожь и ржание кобыл
Было к сердцу близким.
Мне шептали стихи
Хруст земли и моя путь-дорога,
Довели меня степи до русской реки,
До родного порога.
Я с тобой в любую погоду,
Обдуваемый всеми ветрами,
Несмотря на мороз и невзгоду,
Русь святая и светлая!
Что вам снится, леса России,
В пожаре огня полыхании?
Подарите второе дыхание,
Я от жизни с людьми обессилел.
Что вам снится, леса могучие,
На дрова и на щепь распроданы?
Кто к берёзке по этому случаю
Прислонится душою народною?
Что вам снится, леса далёкие,
Подо льдом и под снежными бурями?
Там, в Сибири, под старою ёлкою,
Крест могилы, истерзанный пулями.
Что вы гнётесь, леса великие?
От того ли, что под монголами
Устояли, а ныне гибнете
Вы под русскими же моторами?
Вы всё видите, вы всё знаете,
Но молчите из века в век,
И на вашей дремучей памяти
Самый страшный буран — человек.
Киркою бил покорный раб
По камням серебра.
По камню — ра-а-з! По камню — дв-а-а!
И пот по капле — кап да кап…
Он жил в тени других людей,
На теле шрам да шрам.
И тела человека храм
Исхлестан до костей.
Он был ужасно одинок,
Надеждой заменил он волю.
И только том молитв мусолил
Средь жизни проволок.
Он бил расхлябанной киркой,
Будь снег вокруг или листва.
И только слышно: "Р-а-аз! И дв-а-а!",
А ночью на покой.
Он мысль, словно кость, глодал,
Тащил из барских закромов
В шалаш обрывочки листов
И в свет луны читал;
Носил всегда нательный крест,
И надзиратель каждый раз
Гасил "реакционный класс",
Покуда сила есть.
Немало зим прошло с тех пор,
Листвы немало пожелтело.
И изуверам надоело
Спускать впустую корм.
Его ж киркой забил палач,
Рубил на "раз!", и "два!".
И с плеч скатилась голова.
И слышен был небесный плач,
Раскаты грома прокатились,
И так рыдали, как могли.
Тогда о каждый клок земли
Удары молний бились.
Купол неба упал
Цвета ультрамарин,
Золотистый опал –
Это солнце.
День на пляже сиял,
Улыбаясь лучом,
И я видел, как небо смеётся.
Мяч упал на песок,
Солнца зайчик играл
И катался на пламенных бликах.
И маяк танцевал
В испаренье воды,
Околдованный цветом индиго.
Волнорез, как змея,
Укусил вдруг волну,
И запенилось море от боли,
Забирая на мутную глубину
Пуды соли.
Альбатрос под мостом,
Он спасенье искал
От жары и палящего злата.
Он глядел на паром,
Отражения скал
На волнах замечал он
И скатов.
А под вечер — закат,
И, как яркий плакат,
Карамельное яблоко — солнце –
Закатилось за плат
Горизонта
И погасло сияние порта.
Ночь лета,
тёмная, как смоль,
В оконце вдруг ворвалась.
Под потолком летала моль,
С торшером целовалась.
Прошедший день,
дыханием своим
Поднявший тюля полог,
Шептал на ухо молодым:
— Плюс пятьдесят, плюс сорок…
Холодный дождь,
да в вены б влить,
В вены лета, знойного и злого.
И вина холодного,
да горлу б молодому.
Где-то в шумном море
ветер.
День сверкал на воле,
светел.
Где-то в шумном море
буря,
Трупы камня брег волнуют.
Где-то в шумном море,
знаешь,
Ночь гадала на волнах.
Звёзды небо ворожило.
Улетали звезды в море.
И на дне суровом звезды
Зарывались глубже ила.
Где-то в звездном небе
очи,
Бездна ледяная ночи,
Сажа золотая солнца,
Неба голубая пыль.
Где-то в мире безмятежном,
Молодом краю прибрежном,
Знаешь, засуха шагает
И ногами череп давит
человека-мертвеца.
Где-то бродит смерть-старуха,
Бедняка проверив брюхо,
Капли нефти распыляет
На пунцово-яркий мир.
Где-то на столе широком
Пир горой стоит далёко,
И тошнит жирдяев желчью
В кладезь нищих и сухих.
Танцы, оргии и похоть.
Во крови своей по локоть
Счастлив человек сидит,
Мученик и инвалид.
Я видел над тюрьмою лица –
Летели люди-облака.
Скрипела крыши черепица,
И ветер табуном скакал.
Я видел на тюрьмою годы,
Народы,
Слезы,
Города.
Я знал почти наверняка,
Что в небе люди-облака
Взлетели выше звёзд подлунных
В сиянье лиц своих безумных,
Взлетели выше потолка.
Они летели, как могли,
И так стремительно далеко!
Их выраженья берегли
Печаль, уверенность, сноровку.
И, растворившись в сне глубоком,
Они исчезли на века,
Как старая спешит орлица
Упасть на шип прибрежных скал.
Я видел над тюрьмою лица –
Летели люди-облака…
Кандалы полумесяца
В тёмной Сибири упали.
Скалы на скалы
Громадой
Снега раскатали.
Звёзды, что овцы,
Пасутся в небесной вершине.
Поле ночное растёт
С высотою в ширь.
Волки глодают кость –
Кандалов
полумесяц.
Пляшет ловец снов,
За каждую бурю
По десять
Шагов отбивает.
«Раз!» отбивает –
Сбегаются звёздные овцы,
Он их считает.
«Два!» отбивает –
И вьются из шерсти веревки,
Он ими свой шаг отмеряет.
«Три!» отбивает –
И сон дивный дитятке снится,
Летят в тёмный угол
Ловца золотистые спицы.
Утро настанет,
И солнце могучее выкатит!
Светом златым
Пусть растопит седые снега,
Злые снега,
Что хранят меж собой
Эти скалы крутые да скалы,
Лик озарят с головой
Великана-Урала!
