Вот и теперь с приятностью подумалось:
"Еще разик, и хватит! Окачусь - и домой. В "птичьей" посижу, грушевого кваску выпью…"
И так неожиданно все перевернулось.
– Ляксандра Васильич, к вам там приехали, - влез в "жаркую" Прохор.
– Ну, кто еще там? - недовольно глянул с полка Суворов.- Откуда?
– Из Петербургу.
Ослышался, что ли?
– Кто?
– Из Петербургу, говорю! - повторил Прошка. - Стоит тута, за дверью, ждет!
И Прошка вышел.
"Что за притча? Опять зовет? Зачем? Не поеду!" Было досадно, но и любопытно все-таки.
Слез с полка. Раскрыл настежь дверь.
В облаках пара, вырвавшегося из "жаркой" в "мыльную", стоял в шинели, треуголке - во всей форме молодой незнакомый офицер. Он держал пакет.
– Ты к кому, братец?
– К его высокопревосходительству генерал-фельдмаршалу…
– Фельдмаршал - при армии, а не в деревне, - перебил Суворов и уже повернулся назад, к полку, но фельдъегерь прибавил:
– Рескрипт его величества… Назначение…
Суворов круто обернулся. "Неужели? Не может быть!"
– Куда назначение? - спросил он.
– К армии, ваше сиятельство,- твердо, по-солдатски отчеканил фельдъегерь.
Суворов кинулся через порог и, весь мокрый, в мыле, в березовых листочках, приставших кое-где к телу, обнял удивленного офицера.
– Спасибо! Вот удружил, помилуй бог!
Через минуту, тут же, в "мыльной", едва прикрывшись простыней, Суворов при свече прочел императорский рескрипт:
Теперь нам не время рассчитываться: виноватого бог простит. Римский Император требует Вас в начальники своей армии и поручает Вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а Ваше - спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы Вашей времени, а у меня удовольствия Вас видеть.
Пребываю Вам доброжелательный
Павел.
– Прошка, беги к старосте. Приготовить лошадей и двести пятьдесят рублей. В долг. Скажи - отдам! А ты, Мишенька, лети к отцу Иоанну. Пусть откроют храм. Идем петь благодарственный молебен. И, не медля, в путь!
…К ночи из Кончанского выехали две тройки. Впереди скакал посланный в качестве фельдъегеря флигель-адъютант Толбухин, сзади фельдмаршал граф Суворов-Рымникский. Прощаясь с Кончанским, Суворов велел Катюше, жене Прохора, которая оставалась в барском доме за хозяйку:
– Птичек выпустить на святой. Все разлетимся в разные стороны!
А дьячку Калистрату, с которым Александр Васильевич пел на клиросе, он весело сказал:
– Пел басом, а теперь еду петь Марсом!
Глава шестая
В ИТАЛИЮ
Победа предшествует Вам всеместно,
и слава сооружает из самой Италии
памятник вечный подвигам Вашим.
Из рескрипта Павла I Суворову
I
На этот раз императору Павлу не пришлось долго ждать Суворова, он прискакал немедленно, на ямских.
Вообще теперь Суворов держал себя не так, как в прежний приезд. Из этой глухой, упорной, двухлетней борьбы с царем Суворов все-таки выходил победителем.
Не желая соглашаться с павловскими нововведениями в армии, Суворов сам ушел из нее. Павел сделал вид, что уволил Суворова раньше, нежели получил его просьбу об увольнении.
Затем Павел вызвал Суворова в столицу, попытался сломить его упорство, сделать так, чтобы Суворов сам опять попросился на службу. Но и это не удалось царю.
Теперь же Павел сдался - выхода больше не было: он возвращал Суворова на службу в чине фельдмаршала сам и, кроме того, поручал Суворову столь ответственное и почетное дело - командовать соединенной русско-австрийской армией против французов.
О таком назначении Суворов только и мечтал.
В главном его желания и желания Павла сошлись (Павел был тоже доволен и горд, что Австрия, Англия - вся Европа - попросили его назначить главнокомандующим союзными войсками "знаменитого мужеством и подвигами" Суворова, обратились за помощью к русским). Ломать же копья из-за мелочей Суворову было не к чему. Он сквозь пальцы смотрел на павловскую экзерцицию, не придирался уже ни к ненужным экспонтонам, ни к уродливым буклям. Суворов отлично знал, что под этой нелепой треуголкой, в этом неудобном, тесном чужеземном мундире был русский человек, любящий свою родину, беззаветно храбрый и стойкий.
И на первом же вахтпараде показал, что при желании легко сможет справиться с павловскими нововведениями: треуголка уже не падала с головы и шпага не мешала.
Павел показывал Суворову ученье батальона Преображенского полка. Батальон делал все четко и чисто. Павел сиял.
– Как вы находите, Александр Васильевич? - обернулся он к фельдмаршалу.
– Прекрасно, ваше величество! Да вот только… тихо вперед подаются!…
– Скомандуйте по-своему, Александр Васильевич! - любезно предложил Павел. - Слушать команду генерал-фельдмаршала!
Суворов быстро прошел по фронту, зорко глядя своими живыми голубыми глазами.
Солдат, офицер - молодец к молодцу. Павловская муштра не могла изменить русского человека.
С такими можно на француза, на любого врага!
Радостно сказал:
– Есть еще мои старые товарищи!
Зычно скомандовал:
– Ружья наперевес! В штыки! Ура!
И побежал вперед, к Адмиралтейству, которое было обнесено рвами и палисадами.
Батальон с громким "ура" кинулся за Суворовым. Преображенцы вмиг добежали до адмиралтейских рвов, через палисады взобрались на бастион и подняли туда Суворова.
Суворов стоял, держа в руке развевающееся знамя. Махал императору шляпой.
Дворцовая площадь давно не слыхала такого радостного боевого клича, не видала такого вдохновенного порыва войск. В мертвящую тоску прусского вахтпарада ворвалась жизнь.
Павел был ошеломлен. В другое время он принял бы такую сцену с неудовольствием - все это напоминало ему победы "екатерининских орлов", но сейчас он сам ждал от своей армии побед.
В этот приезд не только Суворов держал себя по-иному: переменились и Павел и его двор. Император был милостив к фельдмаршалу, отличал его - он возложил на Суворова Мальтийский крест. И весь павловский двор, точно по команде, круто изменил свое отношение к Суворову. За ним ходили толпами, заискивали у него, льстили ему, чего совершенно не переносил Александр Васильевич.
Долго задерживаться в Петербурге Суворов не думал. Устроив в течение двух недель все дела, он в конце февраля 1799 года выехал к армии.
Во время прощальной аудиенции у Павла Суворов попросил разрешения дать штаб-офицерам по-прежнему лошадей, так как, будучи пешим, штаб-офицер не может видеть своих солдат, а те не видят командира. Осторожно намекнул Павлу на то, что на войне трудно будет уследить за тем, чтобы у солдат были в порядке букли и прочее.
– Веди войну, как умеешь! - сдался Павел.
Здесь у Суворова руки были развязаны. Оставалось договориться с австрийским императором Францем. Суворов и держал путь к нему в Вену. Езда была из рук вон плоха. Зима выдалась снежная. Февральские вьюги намели сугробы, занесли дорогу. Экипаж подвигался очень медленно.
За Вильной Суворов не выдержал - бросил экипаж и пересел в почтовые сани, - так получалось быстрее.
Вечером 14 марта Суворов приехал в Вену. Он остановился в доме русского посланника графа Андрея Кирилловича Разумовского.
На следующий день его принял император Франц. Австрийцы встречали русского фельдмаршала с большим почетом. Куда бы ни поехал Суворов - во дворец или к старому приятелю принцу Кобургскому, - всюду его ждали толпы народа, которые приветствовали его криками: "Виват Суворов!" Министры и другие высокопоставленные лица наперебой приглашали его на обед, но Суворов отказывался под благовидным предлогом - был великий пост.
