Ознакомительная версия.
Как только положение фонда стабилизировалось, партнеры обнаружили, что находятся в каком-то чистилище. Хотя они все еще формально возглавляли огромный фонд, их новые хозяева с Уолл-стрит крепко связали им руки и следили за каждой позицией LT, как встревоженные школьницы. Вопрос о новых инвестициях был исключен; входящие в консорциум банки были заинтересованы в одном – они хотели вернуть свои деньги. Партнеры, размечтавшиеся о том, что смогут управлять LT почти как прежде, были горько разочарованы. По указанию консорциума они рационализировали позиции и сокращали степень риска. Хагани занимался лишь тем, что сбрасывал сделки. Надзорный комитет вынужден был отправить нескольких своих членов в Лондон и убедиться в том, что упорный арбитражер выполняет указания, а не тянет время.
Упорство, проявленное партнерами при переговорах в условиях надвигающегося краха, гарантировало им щедрую премию (в среднем по 500 тысяч долларов на человека) в обмен на обязательство оставаться в фонде в течение года. К партнерам относились как к наемникам, вынужденным глотать ими же заваренную горькую баланду. Таковыми они и являлись. Разногласия между ними и банками были разрешены в пользу консорциума, который прибрал к рукам все права. Консорциум, не желавший новых неприятностей от безрассудных арбитражеров, сам заботился об имидже LT. Члены консорциума приказали обнародовать совместные с их новыми боссами и унизительные для партнеров заявления, из которых следовало, что им нельзя доверять.
Еще более угнетающим, особенно для компании, гордившейся тем, как ловко она избегала уплаты налогов, было начало тотальной проверки LTCM и ее многочисленных дочерних компаний Налоговым управлением США. Проверка, касавшаяся главным образом 1996 и 1997 годов, оставалась незаконченной и через 18 месяцев после краха LT. По ее результатам в один прекрасный день партнерам могли представить счета на огромные суммы неуплаченных налогов.
После кризиса исключительное единство группы Меривезера рассыпалось. Некоторые партнеры пришли к мнению, что для блага компании Хагани и Хилибранду следует уйти. Они сыграли злую роль в разорении компании, и у них была склонность к деспотизму. Ни тот, ни другой не годились для командной работы. Меривезер слушал жалобы на Хагани и Хилибранда от Хокинса, Макенти, Модеста и Маллинса, но был явно не готов разобраться с обоими. Джей-Эм провел несколько заседаний и попытался умиротворить недовольных, но был слишком осмотрителен, нетороплив и предан своим давним соратникам, чтобы выступить против двух главных трейдеров. Наконец Хокинс добрался до Меривезера и, по сути дела, поставил перед ним вопрос ребром: или он, или Хилибранд. Джей-Эм, всегда бывший немногословным, сказал: «Бог тебе в помощь» – и вышел из комнаты.
В течение года после предоставления финансовой помощи LT недовольные партнеры постепенно (и с разрешения консорциума) покинули компанию. Большинство из них смогли реанимировать старые связи и возобновить нормальную трудовую жизнь. Они не были заклеймены; возвращение к деятельности на Уолл-стрит потерпевших крах – столь же обычное дело, как и в политике. Вероятно, человеческой памяти хватает на один цикл – неважно, избирательный или экономический.
Скоулс, которого все случившееся преисполнило горечи, возвратился с Яной в Калифорнию, где занялся научными трудами и эпизодическим чтением лекций в Стэнфорде. Его и Чифу Хуана, бывшего главу токийского отделения LT, наняли управлять деньгами техасских магнатов Бассов. Другой нобелевский лауреат, Мертон, по-прежнему преподавал в Гарварде. Через год после краха LT его, благодаря тяжело доставшемуся ему личному опыту, наняли консультантом в отдел управления рисками банка J.P.Morgan.
Создатель интеллектуальных моделей Модест стал управляющим директором отдела операций с акциями в Morgan Stanley. Маллинс, главный банкир, решился на третье изменение в своей карьере и занялся консультированием нескольких новых компаний, оказывавших финансовые услуги через Интернет. Хокинс и Макенти строили планы создания инвестиционного фонда. За исключением откровенного Скоулса, никогда не стеснявшегося высказывать свои мысли, в том числе и об LT, о которой он вел подробнейшие записи, ушедшие из фонда партнеры не без удовольствия исчезли из поля зрения общественности.
Меривезер никогда не сомневался в том, что он и группа наиболее близких еще со времен работы в Salomon партнеров попробуют мобилизовать деньги и начать все с чистого листа. Не успели высохнуть чернила на соглашении о предоставлении LT финансовой помощи, как Джей-Эм и сотоварищи начали выражать недовольство ограничениями, которые наложил на них консорциум. Они постоянно докучали своим надзирателям просьбами разрешить им мобилизовать новые средства, и Джей-Эм стал бурчать, что Эллисон, настаивавший на том, чтобы партнеры немного подождали, не держит слова, будто спаситель LT был в долгу перед ними.
«Неужели эти парни смеют думать, что могут выкупить себя и свою компанию?» – задавался вопросом один из участвующих в консорциуме банкиров. Очевидно, они смели. В своем единственном публичном интервью, сделанном перед тем, как им заткнули рот, партнеры предстали в самом смиренном и идеалистическом свете – как группа блистательных ультрарационалистов, которым, к величайшему несчастью, выпало жить в глухом к доводам разума и продажном мире[283].
Партнеры как будто признали ответственность. Они заявили об этом и неоднократно приносили извинения, но ни разу не сказали со всей определенностью, за что именно они извиняются. Джей-Эм и компания в общем отрицали то, что уровень заимствований или размеры портфеля стали важными факторами, способствовавшими краху, и даже то, что их основополагающая стратегия была порочной[284]. Напротив, на всех заседаниях они возлагали вину на иррациональность и продажность других трейдеров. С их слов LT предстала жертвой внешних обстоятельств, в особенности нехватки ликвидности, возникшей в августе, и направленных против фонда операций, которые были совершены в сентябре трейдерами, получившими доступ к инсайдерской информации.
В первую годовщину исторического заседания в Федеральном резервном банке Нью-Йорка Майрон Скоулс в ресторане New York’s Windows on the World убедительно доказывал, что расширение спредов по облигациям с низкими рейтингами оказалось больше, чем можно было объяснить риском дефолта. Следовательно, заключил Скоулс, эти спреды должны быть «спредами по ликвидности», представляющими премию, которую инвесторы были готовы платить за более ликвидные ценные бумаги. Приводимые Скоулсом доказательства оборачивались, в сущности, переливанием из пустого в порожнее: когда цены падают, всегда можно винить в происходящем пассивность покупателей и, следовательно, отсутствие ликвидности. Как указал сам Скоулс, покупателей отпугнули вполне реальные, сущностные события: инвесторы рассчитывали на финансовую помощь МВФ странам с развивающейся рыночной экономикой, а МВФ оказался не в состоянии защитить всех и одновременно: «Мне нравится пример с отцом, у которого несколько сыновей. Каждый из них полагает, что в трудную минуту отец окажет ему поддержку. Но если один из сыновей нуждается в помощи, у отца остается меньше ресурсов на одновременную поддержку и его, и других сыновей. Размер или стоимость предоставляемой помощи сокращается. Это отчасти является причиной развернувшейся в августе погони за ликвидностью.
В переносном смысле, еще одному сыну, России, невозможно было оказать достаточную поддержку. В результате остальные сыновья, развивающиеся страны, оказались менее кредитоспособными»[285].
Скоулс сетовал, что ученые и практики не включили в свои модели этот «компонент снижения ликвидности в результате стресса» и воздействие такого сокращения ликвидности на цены. Однако неликвидность была лишь внешним проявлением проблемы, а не ее причиной. В этих оправдывающих Скоулса и партнеров речах полностью отсутствовало всякое предположение об ошибке LT, подвергнувшей себя таким опасностям. Человек, ведущий машину со скоростью 30 миль в час, может винить в аварии состояние дороги, если его машину занесло на участке, покрытом льдом; но тому, кто гонит машину со скоростью 100 миль в час, не следует списывать аварию на плохое состояние дороги.
Скоулс уклонился от ответа на вопрос, почему «ученые и практики» игнорировали давние и, в сущности, самоочевидные риски, связанные с нехваткой ликвидности. Даже понеся эпохальные убытки, партнеры LT отказывались признавать свою фундаментальную ошибку. Они утверждали, что LT рухнула вследствие непредсказуемого события – того самого идеального шторма, который случается раз в столетие. «Я уверен в этом, – объяснял Розенфелд после катастрофы, – думаю, ранее такого не бывало»[286]. Бывало, конечно же бывало, и не раз в столетие, а неоднократно – в Мексике, на Уолл-стрит, в операциях с облигациями и акциями, в операциях с серебром, в Таиланде, России, Бразилии. Люди, попавшие в такие финансовые катаклизмы, обычно считают себя единственными жертвами злого рока, но история финансовых потрясений изобилует примерами «жирных хвостов» – необычайных и резких скачков цен, которые в свете прежних движений рынка представлялись невообразимыми.
Ознакомительная версия.
