Интересно отметить, что вариации в распределении дохода между капиталом и трудом и колебания неравенства в трудовых доходах явно движутся в одном направлении и усиливают друг друга в кратко- и среднесрочной перспективе, но совсем необязательно в долгосрочном плане. Например, обе мировые войны характеризовались как снижением доли капитала в национальном доходе (и соотношения между капиталом и доходом), так и сжатием неравенства в зарплатах. В целом неравенство демонстрирует тенденцию скорее к «проциклическому» развитию (т. е. оно движется в одном направлении с экономическим циклом, в отличие от «контрциклических» процессов). В периоды экономического бума доля доходов в национальном доходе, как правило, увеличивается, а высокие зарплаты, в том числе надбавки и бонусы, зачастую растут быстрее, чем низкие и средние зарплаты. Напротив, в периоды замедления экономического роста или рецессии (крайними формами проявления которых можно считать войны) они сокращаются. Тем не менее существуют самые разные факторы, прежде всего политические, вследствие которых эти колебания зависят не только от экономического цикла.
Сильное повышение неравенства во Франции с 1945 по 1967 год совпадает со значительным увеличением доли капитала в национальном доходе и неравенства в зарплатах на фоне мощного экономического роста. Политическая атмосфера, безусловно, также сыграла свою роль. Страна была полностью сосредоточена на восстановлении, поэтому приоритет отдавался явно не сокращению неравенства, тем более что всем было и так очевидно, что оно очень сильно сократилось в результате войн. В 1950-1960-е годы зарплаты менеджеров, инженеров и других квалифицированных работников росли быстрее, чем низкие и средние зарплаты, и поначалу это никого не беспокоило. Минимальный размер оплаты труда был введен в 1950 году, однако затем он практически не повышался и, соответственно, заметно отставал от роста средней зарплаты.
Перелом произошел в 1968 году. Движение мая 1968 года имело студенческие, культурные и социальные истоки, которые, разумеется, выходят далеко за рамки вопроса о зарплатах (хотя усталость от экономической модели 1950-1960-х годов, основанной на росте производства и на неравенстве, давала о себе знать). Однако его наиболее непосредственным политическим результатом стали изменения в оплате труда: для выхода из кризиса правительство генерала де Голля пошло на подписание Гренельских соглашений, согласно которым минимальная зарплата повышалась на 20 %. Она была официально проиндексирована на основе средней зарплаты в 1970 году, и все правительства, находившиеся у власти с 1968 по 1983 год, когда сохранялась бурная политическая и социальная обстановка, считали себя обязанными каждый год проводить значительные «поправки». Благодаря этому покупательная способность минимальной зарплаты выросла более чем на 130 % с 1968 по 1983 год, тогда как средняя зарплата увеличилась всего на 50 %, что привело к очень сильному сжатию неравенства в зарплатах. Произошел полный разрыв с предшествующим периодом, ведь с 1950 по 1968 год покупательная способность минимальной зарплаты выросла всего на 25 %, в то время как средняя зарплата увеличилась более чем вдвое[261]. Под влиянием сильного повышения низких зарплат общий зарплатный фонд в 1968–1983 годах вырос заметно больше, чем производство, что привело к значительному снижению доли капитала в национальном доходе, которое мы исследовали во второй части книги, и к особенно сильному сокращению неравенства в доходах.
Процесс вновь обратился вспять в 1982–1983 годах. Новое социалистическое правительство, пришедшее к власти по итогам выборов мая 1981 года, безусловно, предпочло бы, чтобы все развивалось в прежнем русле. Однако было объективно непросто и дальше увеличивать минимальную зарплату в два с лишним раза быстрее, чем росла средняя зарплата (особенно если учесть тот факт, что сама средняя зарплата росла быстрее, чем производство). Поэтому в 1982–1983 годах было решено начать «поворот к экономии», как это тогда называли: зарплаты были заморожены, а от политики постоянных «поправок» окончательно отказались. Результат не заставил себя ждать: доля прибыли в производстве взмыла вверх и продолжала быстро увеличиваться до конца 1980-х годов, а неравенство в зарплатах — и еще больше в доходах — вновь стало расти (см. графики 8.1–8.2). Перелом был столь же резким, как и в 1968 году, но в обратном направлении.
Рост неравенства во Франции с 1980-1990-х годов. Как охарактеризовать стадию повышения неравенства, которая началась во Франции с 1982–1983 года? Может возникнуть желание отнестись к нему как к небольшому феномену в длительном процессе, как к простому повторению предшествующих колебаний — ведь, в конце концов, около 1990 года доля прибыли лишь вернулась к показателям, достигнутым накануне мая 1968 года[262]. Однако такой подход будет ошибочным по нескольким причинам. Прежде всего, как мы видели во второй части книги, в 1966–1967 годах доля прибыли достигла исторически высоких показателей, что стало следствием увеличения доли капитала, начавшегося после завершения Второй мировой войны. Если в доходы с капитала включить арендные платежи (а не только прибыль), как это и следует делать, то обнаружится, что в 1990-2000-е годы рост доли капитала в национальном доходе на самом деле продолжился. Мы видели, что для правильного понимания и изучения этого долгосрочного феномена его необходимо поместить в контекст длительной эволюции соотношения между капиталом и доходом, которое во Франции начала XXI века практически вернулось к показателям, достигнутым накануне Первой мировой войны. Невозможно в полной мере оценить последствия, которые оказало на структуру неравенства возвращение имущественного процветания Прекрасной эпохи, если мы ограничимся лишь анализом эволюции доли верхней децили в иерархии доходов, — во-первых, потому, что недоучет доходов с капитала приводит к небольшой недооценке повышения высоких доходов; а во-вторых, потому, что главный вопрос заключается в наследстве. Правильное изучение этого длительного процесса, который проявился еще далеко не в полной мере, возможно лишь при непосредственном анализе эволюции роли и значения наследства как такового. К этому вопросу мы обратимся в следующих главах.
Также стоит добавить, что в конце 1990-х годов во Франции дал о себе знать новый феномен — тенденция к резкому росту очень высоких зарплат, особенно руководителей высшего звена в крупных компаниях, и заработков в финансовой сфере. На настоящий момент этот феномен носит намного менее масштабный характер, чем в Соединенных Штатах, однако было бы неправильно им пренебрегать. Доля верхней центили в иерархии зарплат, которая оставалась ниже 6 % от общего объема зарплат на протяжении 1980-1990-х годов, стала планомерно повышаться с конца 1990-х — начала 2000-х годов и приблизилась к уровню 7,5–8 % на рубеже 2000-2010-х годов. Речь идет об увеличении примерно на 30 % за 10 лет, что довольно существенно. Если мы поднимемся еще выше в иерархии зарплат и бонусов и исследуем 0,1 % или 0,01 % самых высоких зарплат, то обнаружим еще более сильный рост, который привел к повышению их покупательной способности на 50 % за 10 лет[263]. В условиях очень слабого роста и застоя покупательной способности зарплат и наемных работников в целом подобная эволюция не могла не привлечь к себе внимания. Речь идет о совершенно новом феномене, который нельзя правильно оценить без анализа международного контекста.
