Джозеф Стиглиц - Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения?

Подобно многим моим сверстникам, я с нетерпением желал перемен. Нам говорили, что менять общество сложно, что это требует времени. И хотя я не страдал от тех лишений, с которыми столкнулись некоторые мои сверстники в Гэри (помимо дискриминации), я солидаризировался с теми, у кого они были. В то время мне только предстояло изучить статистику доходов, но я уже чувствовал, что Америка – вовсе не земля возможностей, как это провозглашалось: потрясающие возможности были доступны некоторым, но далеко не всем. То, о чем писал Хорейшо Элджер, по крайней мере, частично оказалось мифом: многие американцы, работающие в поте лица, едва сводили концы с концами. Я, однако, был одним из тех немногих счастливчиков, которым Америка все же дала шанс: я получил национальную стипендию за заслуги в колледже Эмхерст. Именно она, в большей степени, чем что-либо другое, открыла передо мной дверь в будущее.

В статье «Миф о Золотом веке Америки» я пишу о том, что на начальных курсах в Эмхерсте я переключил свое внимание с физики на экономику. Я хотел узнать, почему наше общество функционирует так, а не иначе. Я стал экономистом не только для того, чтобы понять проблему неравенства, дискриминации и безработицы. Я также надеялся сделать что-то с этими проблемами, отравляющими нашу страну. Важнейшая часть моей диссертации, написанной в Массачусетском университете под руководством Роберта Солоу и Пола Сэмуэльсона (ставших впоследствии лауреатами Нобелевской премии), состоит в определении важнейших факторов распределения прибыли и богатств. Она была представлена на встрече Econometric Society (международной ассоциации экономистов, применяющих методы статистики и математики к экономике) в 1966 году и опубликована в журнале Econometrica в 1969 году. Спустя полвека она все еще является основой в этой области.

Однако круг читателей моего анализа неравенства был ограничен как среди обычной публики, так и среди специалистов. Людей попросту не интересовала данная тема. В профессии экономиста иногда присутствует настоящая враждебность. Это продолжалось даже тогда, когда неравенство в стране стало заметно увеличиваться, начиная с момента прихода к власти Рейгана. Один выдающийся экономист, лауреат Нобелевской премии из Чикагского университета, Роберт Лукас решительно утверждал: «Одной из вредных тенденций для здоровой экономики, самой привлекательной и… ядовитой, является сосредоточенность на вопросах распределения»[3].

Подобно многим консервативным экономистам он утверждал, что наилучший способ помочь бедным – увеличить размер благосостояния всей нации, и считал, что концентрация на такой малой части этого благосостояния, которое достается бедным, отвлечет внимание от гораздо более фундаментальной проблемы увеличения этого благосостояния. На самом деле, это давний подход к экономике, состоящий в том, что данные проблемы (эффективности и распределения, размера благосостояния и того, как оно распределяется) могут быть разделены, и в том, что работа экономиста тщательная, важная, но сложная, и суть ее в том, чтобы понять, как увеличить общее благосостояние. Распределение благосостояния – это вопрос политики, от которой экономистам следует держаться подальше.

Учитывая наличие таких выдающихся фигур в профессии экономиста, как Лукас, нет ничего удивительного в том, что эксперты практически не уделяли внимания растущему в стране неравенству. Они игнорировали то, что пока рос ВВП, доходы большинства американцев были в застое, что привело к невозможности дать четкий ответ о том, что же происходит с экономикой, понять причины растущего неравенства и придумать меры, которые бы поставили страну на верный путь.

Поэтому я с одобрением отнесся к предложению журнала Vanity Fair рассказать о данных проблемах широкой аудитории. В результате увидела свет моя статья «Из Одного процента, Одним процентом, для Одного процента», замеченная большим количеством человек, чем статья в Econometrica, опубликованная десятками лет ранее. Новый социальный строй, который обсуждался в статье в Vanity Fair, – 99 процентов американцев застряли в финансовом развитии – стал слоганом движения «Захвати Уолл-стрит»: «Мы – 99 процентов». Это выражало идею, повторяющуюся в этой и в последующих главах: почти все мы, включая многих из Одного процента, были бы богаче, если бы неравенство было менее выражено. То есть Один процент также заинтересован в том, чтобы создать менее разграниченное общество. Своими утверждениями я не хочу способствовать новой классовой войне, но я хочу закрепить новое ощущение национальной связи, разрывающейся по мере роста неравенства в обществе.

Статья была сконцентрирована на следующем вопросе: «Почему мы должны беспокоиться о росте неравенства?» Он связан не только с нашими ценностями и моралью, но и с экономикой, природой нашего общества и чувством национальной идентичности. Существуют и более широкие стратегические интересы. Хотя мы и остаемся самой значительной военной силой в мире с расходами на оборону, равными почти половине всех военных трат в мире, наши затяжные войны в Ираке и Афганистане продемонстрировали пределы этой силы. США не смогли достичь полного контроля даже на таких сравнительно небольших территориях, в гораздо более слабых странах. Сильной стороной США всегда была технология «soft power»[4] и, что более заметно, наше моральное и экономическое влияние, пример, который мы подает другим, и наши идеи, включая те, что касаются экономики и политики.

К сожалению, из-за растущего неравенства американская экономическая модель не избавляет Америку от сильного разделения населения – типичная американская семья живет хуже, чем это быль четверть века назад, с пересчетом на инфляцию. Увеличилось даже расслоение в беднейшем населении. В то время как растущий Китай считается страной с высоким уровнем неравенства и отсутствием демократии, его экономика принесла своим гражданам больше – более 500 миллионов людей были избавлены от бедности, в то время как средний класс в Америке находился в периоде стагнации. Экономическая модель, которая не приносит пользу большинству граждан страны, вряд ли станет примером для подражания другим странам.

Статья в Vanity Fair явилась основой для моей книги «Цена Неравенства», в которой я в подробностях осветил многие темы, а это, в свою очередь, привело к тому, что меня пригласили в New York Times курировать публикацию серии статей, названной нами «Великое разделение». Я надеялся, что через эти статьи я смогу привлечь внимание страны к проблемам, с которыми мы столкнулись. Мы не были страной возможностей, как считали сами и как считали многие другие. Мы превратились в преуспевающую страну с самым высоким уровнем неравенства, и мы находимся среди стран с самым малым уровнем равенства возможностей. Свидетельств тому было много. Но неравенство не было неизбежно, это не были безжалостные законы экономики: напротив, оно стало результатом нашей политики и ее принципов. Иные методы могли привести к другим результатам: лучшее функционирование экономики (или соизмеримое) и меньший уровень неравенства.