Дело в том, что воспроизводственный мультипликатор рабочих мест был необоснованно исключен из инструментов анализа антикризисной политики, но именно он, а не мультипликатор Дж. М. Кейнса и коэффициент занятости Р. Ф. Кана, отражает более глубоко причины мирового финансового кризиса. Занятость в первом подразделении общественного воспроизводства (производство капитальных благ) более значима с точки зрения экономического роста, чем занятость во втором подразделении (производство средств потребления). Именно увеличение занятости в инвестиционных секторах (воспроизводственный мультипликатор занятости) определяет рост занятости в остальных секторах, которые участвуют в определении общего коэффициента занятости (влияние занятости на экономический рост) и общего мультипликатора инвестиций (влияние инвестиций на экономический рост).
Антикризисные мероприятия должны использовать такие формы роста занятости, которые принесут рабочие места с более высокой степенью замещения трудоемкого машиноемким. Таким образом, важна структура увеличения занятости, структура инвестиционной деятельности, их направленность на расширенное воспроизводство экономики, или, по словам классиков, на развитие конкурентоспособных (автоматизированных) производств средств производства. От этого будет зависеть и качество экономического роста и потенциал мультипликативных эффектов от занятости и инвестиций. Как уже было показано на статистических данных, в России не происходит структурной перестройки – отрасли первого подразделения уступают в темпах роста отраслям второго подразделения, в основном сырьедобывающим. Соответственно, антикризисные мероприятия направлены на поддержание потребительского спроса в отраслях конечного потребления и недостаточно ориентированы на активизацию воспроизводственного мультипликатора рабочих мест.
В настоящее время доходы бюджета в основном формируются за счет налогов нефтегазовых компаний. Однако их инвестиционные показатели более чем скромные. Мотивационный механизм, порожденный современной моделью либерально-капиталистической системы, не предусматривает интерес в социальном, долгосрочном, модернизационном развитии общества, а нацелен на извлечение самой высокой доли прибыли и желательно без каких-либо затрат. Этим условиям как раз удовлетворяет нефтегазовый сектор с высокой природной рентой (нулевыми затратами на поддержание конкурентоспособности) и концентрацией капитала в основном в руках ограниченной олигархической элиты и частично (через налоговые поступления) у государства.
Доходы нефтегазовых компаний России в 2010 г. формировали 50 % налоговых поступлений федерального бюджета, 70 % экспортной выручки, 50 % капитализации фондового рынка[102].
Доля поступлений от нефтегазовых доходов в государственном бюджете выросла с 42 % в 2005 г. до 50 % в 2011 г. За этот же период доля налога на доходы от полезных ископаемых выросла с 16 до 18 %, доля экспортных пошлин – с 26 до 32 %. Налоговая нагрузка на нефтегазовые компании увеличилась с 216 млрд долл. в 2008 г. (46 % от выручки) до 235 млрд долл. в 2011 г. (39 % от выручки). Чистая прибыль компаний нефтегазового сектора за тот же период выросла с 71 млрд долл. до 96 млрд долл. (35 %), тогда как средний рост прибыли в экономике составил 19,5 %, а в секторе производства машин и оборудования – 16,1 %. Понятно, что при таких опережающих темпах роста прибыли и рентабельность нефтегазовых отраслей существенно выше, а рыночные агенты и государство (в краткосрочном периоде) не заинтересованы в изменении ситуации.
В таких условиях российские нефтегазовые компании показывают и более скромные показатели вложения инвестиций в НИОКР. Общемировые нормативы таких инвестиций 3–5 % от выручки. Например, ОАО «Газпром» в среднем за период 2007–2009 гг. вкладывал в науку 197 млн долл. в год, что оставляет только 0,2 % (даже не процент) от валовой выручки (94,96 млрд долл. в 2009 г.)[103].
На фоне низких стимулов к инновационному развитию частного сектора государство за последние 20 лет вело столь же сдержанную политику инвестиционного развития. Известно, что государственный долг 1998 г., оказавшийся причиной дефолта, был снижен за последние годы до минимальных значений и не был направлен на «кредитование» экономики (в отличие от большинства развитых стран).
Как показывает анализ долговой политики развитых стран, внешний долг может составлять значительную величину. Это позволяет наращивать финансовые средства и направлять их на модернизацию экономики. Политика российских властей прямо противоположная – не допускать увеличения внешнего долга, соответственно, сдерживаются и ресурсы для развития. Государственный внешний долг России на 1.01.2013 г. составил 44,72 млрд долл. (2 % от ВВП), а в США 623 млрд долл. (4 % от ВВП). Совокупный внешний долг (государство и частный сектор) в России составил 540 млрд долл. (25 % от ВВП), в США же – 15 трлн долл. (96 % от ВВП).
Зарубежные страны сознательно поддерживают дефицит бюджета. Так, в 2007 г. перед основными событиями мирового финансового кризиса дефицит бюджета в процентах от ВВП в США составлял – 2,8 %, в Великобритании – 2,6 %, в Японии – 2,5 %, в Франции – 2,7 %, в Италии – 1,5 %[104]. В России же профицит бюджета вплоть до проявления кризисных последствий составлял в 2005 г. +7,5 %, в 2006 +7,4 %, в 2007 +5,4 %, в 2008 +4,1 %[105]. Таким образом, производственный сектор не смог быстро перестроиться на новые виды рыночного спроса вследствие отсутствия накопленной модернизационной базы.
Не были использованы для развития научной, производственной и социальной сферы в России также и значительные финансовые потоки от высоких цен на нефть и газ, которые вначале аккумулировались в Стабилизационном фонде РФ и вкладывались в ценные бумаги (валюту) других стран. Разделенный на два фонда в начале 2008 г. Стабилизационный фонд РФ составил 3,8 трлн руб. (127 млрд долл.)[106], что составляло 43 % от уровня инвестиций в основной капитал. Именно на эту величину не был прокредитован отечественный производственный сектор.
При этом средства Стабилизационного фонда активно тратились на погашение внешнего долга (то есть кредитование зарубежных стран): 2005 г. – 21 млрд долл., 2006 г. – 20 млрд долл., 2007 г. – 1,13 млрд долл. На внутренние нужды российской экономики (программа развития Роснанотех, увеличение кредитных ресурсов Внешэкономбанка, пополнение Инвестиционного фонда, погашение дефицита Пенсионного фонда) за этот же период было потрачено 11 млрд долл. (в 3,8 раза меньше!).
В итоге совокупный объем двух фондов уменьшился с 127 млрд долл. в 2008 г. до 114,8 млрд долл. в 2011 г., а российская экономика так и не удовлетворила «инвестиционный голод».
