Характерную черту средневекового периода составляет факт постоянного падения ценности монеты вследствие сокращения содержащегося в ней количества благородного металла. Это являлось прежде всего последствием крайнего несовершенства техники в области чеканки монеты; последняя производилась при помощи молота и получала посредством щипцов форму диска. Монета при таких условиях не выходила вполне круглой и штемпель не покрывал всей монеты, а по краям отсутствовал. Поэтому монеты одного и того же достоинства уже при выпуске получались весьма разнообразные, различаясь друг от друга (денарии) на 40% и более; они легко изнашивались и еще легче обрезывались. Отдельные куски, выступавшие по краям, как бы прямо вызывали на это; но дело шло и дальше – щипцами обрезывались куски монеты, причем захватывалась и чеканка, отрезывались целые полосы вокруг монеты; найдено значительное количество – в несколько фунтов весом каждый раз – таких отрезанных частей монеты. Если где-либо появлялась лучшая монета, то ее немедленно скупали и переплавляли, так что в обращении оставалась только худшая[24]. Чем дольше обращалась монета, тем более она изнашивалась и обрезывалась: последняя операция иногда производилась тут же при выпуске. Из этого и короли и феодалы сделали тот вывод, что позже выпущенную монету, для того чтобы она по своему содержанию равнялась ранее чеканенной, можно делать менее полновесной и таким образом присвоить себе всю ту выгоду, которую извлекали бы другие при обрезывании монеты. Вследствие этого к концу года чеканилась монета меньшего содержания, чем в начале года, – в Брауншвейге в XIV в., например, чеканилось из марки серебра в середине года 29 шиллингов, в следующие же месяцы 31, 33 и даже 35.
Этой операцией, однако, не ограничивалась порча монеты в фискальных интересах. По Саксонскому и Швабскому зерцалам, следует чеканить новые пфенниги, только «wenn neue Herren kommen», т.е. при вступлении на престол нового государя; но на самом деле феодалы выпускали ежегодно, два раза или даже 3—4 раза в год (ad tria fora, т.е. для каждой ярмарки), новую монету, которую население обязано было выменивать, возвращая в казну старую монету (revocationes, innovationes, mutationes). При этом оно получало обыкновенно за 16 старых денариев 12 новых того же достоинства, следовательно, несло ежегодно убытка на 25%; выгода же для фиска была гораздо меньше, ибо чеканка новой монеты обходилась весьма дорого. К этому средству прибегали и французские короли, в особенности Филипп Красивый, получивший прозвание фальшивомонетчика, почему Данте помещает его в аду, и Иоанн, в течение 14 лет изменивший 86 раз ценность серебряной монеты, прибегали и испанские монахи, и немецкие курфюрсты, и города, занимаясь наперерыв порчей монеты. Частных лиц, виновных в этом, они подвергали смертной казни, утверждая, что фальшивомонетчики «привыкли» быть сваренными в кипящей воде, или заливали им горло расплавленным металлом. И в то же время короли считали себя вправе повышать или понижать ценность монеты по своему усмотрению, именно повышать, когда ожидались крупные поступления, и понижать, когда предстояли значительные расходы для короля, «когда это требуют его дела», – таков был принцип финансовой политики. Французские же короли, преследуя за это феодалов, исходили не из ущерба, наносимого стране выпуском низкопробной монеты, а из принадлежащего королю исключительного права «понижать ценность монеты и делать ее тоньше». Как мы видим, «то изобретение дьявола, которое именуется деньгами», вызывало всегда особенно много злоупотреблений, которые к тому же вовсе не считались таковыми, а рассматривались в качестве вполне законного источника доходов. Обыкновенно происходил ряд последовательных уменьшений во внутренней ценности монеты (в содержании благородного металла); когда же понижение последней достигало значительных размеров, так что дальше уже идти невозможно было, и в населении господствовало сильное неудовольствие, тогда король, как бы идя навстречу жалобам населения, восстанавливал прежнюю ценность монеты, производя сразу крупное повышение; это вызывало сильную пертурбацию во всех расчетах, королю же давало возможность вновь начать понижение ценности монеты, т.е. начать историю с начала[25].
В течение всего средневекового периода идет борьба населения за denarius perpetuus, за вечную монету, которая не изменялась бы по нескольку раз в год; говорили, что такие перемены пагубнее чумы и разгрома страны врагами, и называли князей грабителями: nоn duces, sed fures. В некоторых случаях требование о неизменности монеты удавалось осуществить; например, Аугсбург и Фрейбург добились того, что монета менялась лишь раз в четыре года. Но это происходило не безвозмездно. Теряя выгоду, извлекаемую из порчи монеты, король взамен этого выговаривал в свою пользу либо новую подать на обращение (иногда подать альтернативного свойства: или уплачивать в новой монете, или же в старой, но с приплатой особого сбора), либо ежегодную подать с движимого имущества, либо налог поочажный, привратный и питейный; последний в особенности давал несравненно больше, чем монетный доход. Эти подати носили название Münzgeld, Ungeld, monetagium, monneyage, morabotinum. Однако введение вечной монеты составляло явление сравнительно редкое; большею частью понижение монеты в ценности производилось и впоследствии до конца XIV и начала XV в., вызывая нередко внезапное повышение цен, бунты и мятежи. Французский король (и дофин) в годы народных волнений (1355—1358) вынужден был отказаться от дальнейших изменений в ценности монеты или, во всяком случае, обещал не производить их без согласия Генеральных штатов. Однако, когда волнения прекратились, он возобновил свои прежние операции, хотя и ссылался в своих ордонансах на крайнюю необходимость, на огромные расходы, вызываемые войнами, и на то, что эти меры в области чеканки произведены «после продолжительных и зрелых размышлений» и после совещаний с опытными лицами[26]. Неудивительно при таких условиях, если внутренняя ценность монеты понижалась чуть ли не ежегодно: кёльнские денарии, лучшая монета XIII в., с 1280 по 1380 г. ухудшались ежегодно на 2,8%; в Англии из фунта серебра в 1344 г. чеканилось 20 шиллингов, а в 1464 г. – 34 шиллинга; в Германии гульден с 23,5 карат (в 1354 г.) понизился до 19 каратов (в 1432 г.) а во Франции в XVI в. ливр представлял собой не более 1/39 своего первоначального веса.
Хуже всего положение было в Германии, где уже с Х и XI вв. имелось 160 монетных дворов, как это можно установить на основании сохранившихся от того времени монет. Если в это время еще преобладали денарии с именем и изображением императора, то все же появляются уже и монеты, чеканенные герцогами и князьями, архиепископами, епископами и аббатами. Одни из них к имени императора присоединяют и свое, другие ограничиваются последним. В дальнейшем монетная регалия императора еще более ограничивается. Он вынужден отказаться от права чеканить монету на монетных дворах духовных и светских князей, и число последних, присваивающих себе право чеканки, растет бесконечно, всякий барон чеканит свою монету. Одни приобретают это право путем пожалования, другие посредством купли или на откуп, в качестве залога или за долги, постоянно или временно. С начала же XIII в. (междуцарствия) масса мелких и мельчайших феодалов попросту захватывают его и подделывают наиболее распространенные сорта монет, чеканя их возможно менее полновесными. Попытки борьбы с таким нарушением прав императора (эдикты конца XIII в.) потерпели полное крушение. Мало того, с XIII, в особенности же с середины XIV в. и города стали чеканить свою монету, хотя эта городская монета имела иной характер, чем та, которую выпускали феодалы. Не только самое право чеканки города приобретали у территориальных князей путем купли, но они старались в интересах своей торговли чеканить монету хорошего качества.
