Процесс отстройки посредством неформальных клубных правил либерален и гуманен, поскольку лишние выводятся за пределы игры безо всякого вреда для них и без рукоприкладства. Каждый волен занять ту ступеньку, до которой способен дотянуться и на которой ощущает себя более или менее комфортно. Таким образом, необходимая дискриминация достигается без видимого давления — в этом трудном миксте либеральная этика проявляется как «добрая, но справедливая».
2.4.1. Постмодернизм в авангарде модернизации
Заметим, что сюда отлично вписывается постмодернизм. Его напрасно противопоставляют модернизму, в то время как он является шагом ступенью выше по той же лестнице. Постмодерн — это модерн в символической сфере. Его корят за уравнивание неравного, за сбивку ценностных ориентиров, потакание вседозволенности, методологический анархизм и за многое другое. А в свете теории клубов это всего лишь небольшая турбулентность в коридоре глобального цивилизационного процесса, ведущего к раскрепощению и свободе. То, что меньшинства одно за другим обретают голос, с непривычки кажущийся резким, является непременным условием отвоевания ими своего места в социальной структуре.
Политкорректность взяла у демократии основоположный принцип счета по головам и подняла его витком выше, распространив на группы людей. Один человек — один голос, и точно так же один социокультурный подвид — одна равно почитаемая и оберегаемая единица ценности. С божественно точной интуицией общество практикует эту, на первый взгляд, младенческую арифметику, подавляя в себе искушение считать якобы по-взрослому, т. е. учитывать разницу в численности или иных параметрах сопоставляемых групп. Переход к нелинейной несчетной логике, помогающий обществу немного отступить от звериной серьезности, вдохновлен постмодернизмом. Чудо, да и только, что кучке энтузиастов удалось вынести огонек политкорректности за пределы домашнего очага (напомним, тот располагался в университетах) и раздуть до общепринятой нормы. Видно, сработало то, что посланный ими нравственный импульс пришелся на сгусток нервных окончаний общества, откуда разнесся во все концы и слои и привел их в движение. Притесняемые с одной стороны и не чуждые сострадания угнетатели — с другой словно того и ждали, чтобы подхватить месседж. А уж когда он дошел до адвокатской братии и открылся своей доходной гранью, то принял необратимый характер.
Следуя метафоре постмодернизма, пресыщенное общество, словно садовник, воссоздает в своем саду все разнообразие культур мира. Критики запричитали и взялись пенять садовнику на неравнодушие к одним питомцам в ущерб другим. Однако разве не логично, когда на этапе ассимиляции выходцы издалека получают фору? Так и в большой семье маленькому и слабому позволяют шалить и стараются не замечать его огрехи: ведь он уже есть, и его никуда не денешь. А строгие дяди и тети со стороны, испытав неудобства, толкуют об избалованности.
Подход будет изменен, как только миноритарии окрепнут настолько, что в форе отпадет необходимость. А до тех пор случаи, когда малые группы демонстративно покусывают большинство, не должны пугать. Как только «угнетатели» почувствуют себя всерьез задетыми, они дадут отпор. (В Европе этот процесс начался с шагов по ужесточению миграционной политики.) Вот почему культурологам не стоит экстраполировать ситуацию до крайних степеней накала. И если сегодня какая-то отдельно взятая группа доставляет хлопоты, то хорошая перспектива заключается в том, что таких самобытных групп будет становиться больше и больше — если, конечно, не давить их в зародыше. И со временем они где-то взаимно нейтрализуют друг друга, а где-то научатся отстаивать свои интересы цивилизованно. Во многих случаях из прежнего опыта таких соперничеств будет заранее виден перевес одной из сторон, тогда споров станет меньше по причине их бесперспективности.
А пока меньшинства тестируют границы. Тот факт, что на этом этапе они задиристы, укладывается в схему коллективного действия, предложенную Олсоном: малые группы, сплоченные сильным интересом, способны диктовать условия аморфным массам. Они побеждают за счет использования мотивационного рычага — тут, как в механике, сила равняется произведению индивидуальной мотивации на число участников. Усиливаясь, этот рычаг приведет в действие ответный рычаг со стороны мажоритариев, и баланс будет восстановлен. Немного потерпеть — и наградой обществу станет то, что его растормошат. Произойдет подъем общественных отношений на более высокую ступень — в плане качества, сложности, свободы. Не дело вмешиваться в этот интимный процесс, поскольку система имеет собственные сдержки и противовесы, приводящие ее к равновесию.
Хотя дробление и усложнение социальной субструктуры вынуждает мажоритариев приспосабливаться и претерпевать напряжения, но таков процесс гуманизации, и в целом он позитивный. Свобода всегда идет рука об руку со сложностью. Если этот путь будет пролегать через правильно устроенные клубы, это даст нам контроль над сложностью без ограничения свободы. В конечном итоге развитие клубов выльется в то, что большинства как таковые растворятся в многообразии сообществ. В своих базовых потребностях индивиды будут по-прежнему делиться на сословия, классы, страты и прочие имущественно и профессионально структурированные группы, но в верхних, «надстроечных», слоях, там, где решаются вопросы самоидентификации и самореализации, личность будет принадлежать клубам.
Заключение ко второй части
Либерализм порой стушевывается, когда нужно дать реальной политике совет, как именно действовать, чтобы воплотить его прекраснодушные лозунги в жизнь. И все из-за неумения прочертить не умозрительно, а «на местности» ту самую границу, у которой заканчивается свобода одних и начинается свобода других. При смещении этой границы в ту или иную сторону от равновесия возникают экономические и культурные эффекты для субъектов свободы, отрицательные и положительные. Беда в том, что мы пока не видим равновесного положения. И не можем сказать, справедлив ли текущий баланс или перекошен, и, в случае надобности, вовремя поправить его, так как, во-первых, далеко не все эффекты эксплицированы и, во-вторых, они не подлежат соизмерению, не будучи приведены к единой системе исчисления. Я считаю, первую проблему — экспликации интересов — обязаны взять на себя клубы, а вторую — их уравновешивание — его величество рынок. Принципиально важно соединить одно с другим: участниками рынка должны стать именно клубы. Чтобы активно влиять на процессы принятия затрагивающих тебя решений, необходимо заявить о себе в составе клуба. Быть вне его — означает промолчать, потому что выступать в индивидуальном порядке — запретительно дорого. Это тот самый случай, когда один в поле не воин. Его голос слаб. Он слаб, начиная с того, что обычному человеку трудно сформулировать свою позицию самостоятельно, продолжая тем, что ее трудно довести до всеобщего сведения, и заканчивая тем, что люди проигрывают, когда дробят единый строй (согласно теории голосования, именно в этом заинтересованы их противники). Потому что один человек — один голос, и, стало быть, любые двое, объединившись, возьмут над ним верх. Отсюда посыл к объединению в клубы.
