Ознакомительная версия.
Средневековая мануфактура, по существу, представляла собой ремесленников, собранных в одном помещении. Каждый работник являлся уникальным мастером своего дела и практически вручную, с помощью самого примитивного инструмента изготавливал товар от начала до конца, выполняя весь набор необходимых технологических операций или значительную их часть. Впоследствии разделение труда на простейшие операции дало возможность их механизировать. Так возникло фабричное, то есть машинное, производство. С его появлением резко ускорилось развитие производительных сил, а с ними — и капиталистических производственных отношений. Капитализм победил, потому что капиталистический способ производства оказался наиболее адекватен машинной стадии развития производительных сил. Сейчас мы находимся на стадии крупного машинного производства, при котором человек неотделим от машины, работает фактически связка: человек плюс машина.
Какова же тенденция дальнейшего развития производительных сил? К. Маркс еще в эпоху пара и первых опытов с электричеством показал, что развитие машинного производства неизбежно приведет к созданию автоматизированного производства. Человек будет не обслуживать конкретную машину, а управлять производством в целом. На его долю останутся также общий контроль, наладка, ремонтные работы. В производственном процессе будет занято относительное небольшое количество людей, и в масштабе общества человек окажется практически вытесненным из сферы непосредственного материального производства. Труд изменит свой характер, станет в основном творческим. Увеличится доля научного труда (добывания новых знаний) и связанного с удовлетворением духовных потребностей людей. Изменится и мотивация к труду: материальные стимулы потеряют свое значение, главным станет стремление в процессе труда удовлетворить свои духовные потребности.
Сейчас мы не можем судить о достаточности или недостаточности только духовной мотивации к труду в будущем обществе. Мы не знаем, как будущее общественное бытие повлияет на общественное сознание. Однако уже сейчас имеются показательные факты. Например, то, что советская наука, несмотря на отсутствие эффективных стимулов к труду, достигла общепризнанного в мире высокого уровня, объясняется в частности и тем, что при творческом характере труда возможность заниматься любимым делом сама по себе является достаточно мощным стимулом.
Автоматизированные предприятия будут иметь настолько высокую производительность, что станут абсолютными естественными монополистами. Это обстоятельство исключает возможность их нахождения в частной собственности, так как вся история капитализма доказывает, что абсолютная монополия частных лиц нетерпима для общества. Наиболее убедительно, пожалуй, звучит эмоциональный довод Ф. Энгельса: “Ни один народ не согласился бы долго мириться с …неприкрытой эксплуатацией всего общества небольшой тайкой лиц, живущих стрижкой купонов”[105]. Монопольное положение в экономике автоматизированных предприятий предопределяет их нахождение в общенародной собственности.
Как мы видим, это будущее общество обладает многими признаками коммунизма, как его понимал К. Маркс. Определяющий из этих признаков — общенародная собственность на средства производства.
Коммунизм — не утопия (в современную утопию его превратила убежденность революционных романтиков в скором наступлении эры коммунизма и их стремление всеми способами приблизить это время). Его приход не зависит от воли людей, а определяется законами развития общества, которые носят столь же объективный характер, что и законы природы. Коммунизм неизбежен, потому что невозможно остановить развитие производительных сил человеческого общества. Как возникновение машинного производства принесло победу капиталистическим производственным отношениям, так автоматизированное, а затем и автоматическое производство рано или поздно обеспечит торжество коммунистического способа производства. Человечество не может не развивать свои производительные силы. Следовательно, наступление стадии автоматизированного производства, а вместе с ней и коммунизма, неизбежно.
И, очевидно, господство общенародной формы собственности на средства производства соответствует именно коммунистической общественно-экономической формации.
Так в каком же обществе мы жили?! Вопрос назрел до такой степени, что заслужил восклицательный знак. Наконец, содержание предыдущих глав позволяет ответить на этот вопрос.
Главное — это правильно определить тип существовавшего в СССР способа производства (это еданое понятие, объединяющее производительные силы общества и производственные отношения). Действительно, согласно теории марксизма, “в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство”[106]. Автор этого утверждения Ф. Энгельс, выделив слова “в конечном счете”, хотел этим подчеркнуть, что экономика не является единственным фактором, определяющим жизнь общества. Законы общественного развития на практике реализуются лишь как тенденции. Н о эти тенденции, порожденные экономической необходимостью, рано или поздно (даже через семьдесят с лишним лет) обязательно пробивают себе дорогу сквозь массу случайностей. Поэтому способ производства как основополагающий экономический фактор не может не отражаться на всех общественных процессах. В свою очередь, одним из главных признаков способа производства является форма собственности на средства производства.
В идеологической сумятице последних лет появилось множество определений советского общества. Наиболее распространенные из них — государственный капитализм, бюрократический социализм, казарменный социализм (коммунизм). Ни одно из этих определений не выдерживает критики.
Например, по причине отсутствия в СССР частнокапиталистической собственности и слоя ее владельцев неправомерно называть существовавший у нас общественный строй государственным или каким-либо еще капитализмом. В определении “бюрократический социализм” ошибочными являются и прилагательное, и существительное.
В последнее время предпринимаются попытки объяснить многие черты советского общества существованием в СССР многочисленного и обладавшего специфическими признаками слоя административных работников — бюрократии. Особенно эта теория распространена среди бывших советских, а ныне буржуазных историков, которые, освободившись от “пут” марксизма, оказались не способны, тем не менее, объяснить логику развития советского общества. Между тем по своему содержанию функции советской бюрократии (и ее высшего слоя — номенклатуры) практически не отличались от функций органов управления любой другой страны.
Ознакомительная версия.
