Дмитрий Травин - Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

Со смертью Генриха III — последнего из Валуа — король Наваррский унаследовал французский трон под именем Генриха IV. Однако католики (особенно парижане) несколько лет не воспринимали этого протестанта как своего монарха. Война продолжилась. В одной из битв де Рони был серьезно ранен, однако сумел впоследствии встать на ноги.

Наконец, в 1593 г. король отрекся от протестантизма со словами «Париж стоит мессы» и на следующий год завершил долгожданным миром бесконечную череду междоусобных войн. Верный де Рони поддержал переход Генриха в католицизм, руководствуясь государственными соображениями, однако сам при этом остался гугенотом. Смена вероисповедания могла стать для этих людей важным политическим ходом, но отнюдь не способом обустройства личной карьеры.

Впрочем, при добром короле Генрихе протестанты не подвергались дискриминации. Напротив, Максимильен вошел в самый ближний круг сподвижников монарха и занялся наиболее важными после окончания войны экономическими вопросами. Фактически все государственные дела, кроме дипломатических, оказались в его ведении. С 1597 г. он руководил финансами Франции, с 1599 г. — системой путей сообщения, ас 1601 г. — артиллерией и фортификацией, которые являлись в гораздо большей степени экономическими проблемами, нежели военными. Во всех сферах, которыми ему довелось руководить, наш герой расставлял свои кадры, формируя зачатки будущей мощной бюрократической системы.

Даже женитьба короля на Марии Медичи не обошлась без Максимильена. Генрих был должен Великому герцогу Тосканскому миллион экю. В приданое за Марией тот предлагал полмиллиона. Причем дело, по всей видимости, шло просто о зачете этой суммы в счет погашения долга. Однако вмешался Рони и выторговал еще сотню тысяч. Причем из общей суммы более половины Генрих получал за Марией наличными и лишь остальное засчитывалось в счет долга.

В 1606 г. за свою верную и — что самое главное — эффективную службу де Рони был удостоен титула герцога Сюлли. Король часто приезжал к своему любимцу в Арсенал, который был одновременно дворцом, министерством, крепостью, фабрикой и банком. Кстати, и погиб Генрих в 1610 г. именно по дороге в Арсенал. Убийца вскочил в королевскую карету и нанес удар кинжалом.

Сюлли пережил своего монарха на 31 год. Однако после смерти великого короля он вскоре оказался не у дел. Тем не менее за сравнительно короткое время реформ герцог сумел сделать чрезвычайно много.

Главным направлением деятельности этого «министра всех возможных дел» стало снижение бремени прямых налогов. Ставка оказалась уменьшена в среднем более чем на 10 процентных пунктов. По тем временам подобный либерализм был совершенно необычным делом. Типичный монарх ведь думал лишь о том, как бы налоговое бремя усугубить, поскольку экономика не рассматривалась им в качестве сферы приложения своих сил. Экономика являлась своеобразной «дойной коровой», с помощью которой велась война — основное творческое занятие государственного деятеля той эпохи. И в этом смысле снижение налогов «покушалось на святое». Подрыв собственной военной мощи таким «гнилым либерализмом» можно уподобить, наверное, отказу современного предпринимателя от стремления к максимизации прибыли.

Однако Сюлли понял, что разоренное длительной войной крестьянство нуждается в передышке. Только так оно сможет наконец подняться на ноги. Герцог включил экономику в сферу деятельности государства, перестав рассматривать ее в качестве некой объективно заданной внешней среды, в качестве «природы», где занимаются лишь охотой и собирательством, но не возделывают почву под будущий урожай. Снижение налогового бремени стало именно таким возделыванием почвы, способным принести через некоторое время богатые плоды.

Впрочем, Сюлли не только снижал прямые налоги, но и повышал косвенные (в частности, габель — налог на соль). Дело в том, что такого рода подати лучше собираются в условиях неразвитых административных систем, т.е. тогда, когда власть не обладает достаточной информацией о состоянии дел налогоплательщика. Узнать, сколько способен заплатить крестьянин со своего участка земли, Сюлли вряд ли мог. Ведь у него не имелось даже самого примитивного чиновничьего аппарата. Но взимать деньги, скажем, при продаже соли оказывалось намного проще. Тем более что косвенные налоги были объединены в пять крупных откупов, т.е. передавались для сбора частным предпринимателям, которые обязывались заплатить в королевскую казну некую сумму вне зависимости от успеха своей фискальной деятельности.

Благодаря косвенным налогам удавалось худо-бедно наполнять королевскую казну. Сюлли даже сумел погасить значительную часть накопленного в период междоусобиц государственного долга. Королевская казна стала меньше зависеть от жадных кредиторов. Процентная ставка по займам снизилась. Тем самым бюджет получил возможность экономить средства, которые раньше уходили на обслуживание долга. Королю становилось легче сводить концы с концами.

Правда, жизнелюбивый Генрих часто злоупотреблял теми возможностями, которые возникали благодаря экономному ведению хозяйства герцогом Сюлли. Король любил перекинуться в картишки и проигрывал порой довольно крупные суммы. Сюлли ворчал на него, но платил королевские долги. К 1608 г. положение дел стало нестерпимым, и герцог добился от короля обещания не играть по-крупному. Однако страсть Генриха оказалась сильнее его благоразумия. На следующий год он снова проиграл 150 тысяч ливров.

Наверное, никакая экономия средств не помогла бы сохранить в целости королевскую казну, если бы разоренная религиозными войнами экономика благодаря снижению налогового бремени не начала постепенно выходить из кризисного состояния. Кстати, происходило это не только благодаря либеральной фискальной политике. Сюлли проявил заботу об охране имущественных прав, изрядно страдавших в период военных беззаконий. Несколько королевских указов защитили собственников и, в частности, ограничили возможность продажи земли за долги. Данная мера, впрочем, может с позиций дня нынешнего считаться спорной, поскольку препятствовала укрупнению земельных владений. Однако на рубеже XVI-XVII столетий после длительного этапа нестабильности такой подход, наверное, способствовал развитию крестьянского хозяйства.

Сюлли покровительствовал не только производству, но и торговле. Он снимал ограничения, препятствовавшие вывозу хлеба и вина из одной провинции в другую. Много лет спустя такую политику назвали бы фритредерской, т.е. основывающейся на принципе свободы торговли. Но во времена Генриха IV фритредерства как теории еще не существовало, а потому Сюлли не смог кардинальным образом решить данную проблему. Сильные мира сего в начале XVII века в основном склонялись к ограничительной политике. В итоге освобождать торговлю во Франции пришлось спустя более чем полтора столетия Жаку Тюрго, а затем — деятелям Великой французской революции.

«Свобода лучше, чем несвобода», — считал, по всей видимости, Сюлли. Однако одного лишь либерализма в те времена было недостаточно для того, чтобы Франция превратилась в успешную, высокоразвитую страну. Существовала, например, такая проблема, как отсутствие нормальных дорог. Формированию единого французского рынка препятствовали не только нормативные ограничения торговли между провинциями, но и ограничения физические. Попробуй поторгуй вдали от своего города, если не знаешь, как отвезти мешок зерна или бочку вина!

Чтобы разрешить эту проблему, герцог попытался воздействовать на экономику не только финансовыми методами, но и путем прямого государственного вмешательства. «Сюлли в конце правления Генриха IV, — отмечает Ле Руа Ладюри, — тратил до 5% общей суммы ежегодных государственных доходов на строительство и ремонт дорог и бакенов, на развитие водного и особенно наземного транспорта <…> Подобные усилия в истории Франции были беспрецедентными». Герцог формирует целую систему надзора за путями сообщения. На него работает большой штат географов, картографов, математиков, руководителей строительных работ, каменщиков и инженеров.

Частный бизнес в те годы мог развивать ремесло и торговлю, но вряд ли способен был создавать инфраструктуру. На эти цели требовались слишком масштабные вложения. Их взяло на себя государство. Правда, нельзя сказать, что оно это делало чрезвычайно успешно. Много лет спустя, уже перед самой революцией один молодой англичанин, путешествуя по Франции, обнаружил, что дороги здесь в среднем лучше и шире, чем у него на родине, однако эффективность их использования невелика. В ряде случаев по ним просто некому было ездить. Казна явно могла бы потратить свои средства с большей пользой, однако в XVII веке, как и в наши дни, то, что делает чиновник (даже самый благонамеренный), редко оказывается эффективным. Ведь чиновник этот не рискует своими личными средствами и руководствуется в решениях не собственным опытом ведения хозяйства, а общими философскими соображениями о необходимости путей сообщения.