Эта вопиющая неспособность исполнительной власти управлять страной разочаровала класс коммерческих капиталистов, раздражала его и в конечном счете настроила против режима, порожденного спекулятивно-коммерческим политическим интересом. Наворовав, награбив, наспекулировав, самая богатая прослойка выразителей коммерческого интереса начинала заботиться уже не столько о приобретении богатства, сколько о том, как эти богатства обезопасить, сохранить, получить возможность ими спокойно пользоваться, распоряжаться. Ей настоятельно становился нужен стабильный долгосрочный порядок, — но именно такого порядка не в состоянии был обеспечить режим Директории.
Директория вообще никогда не поднималась до искренних идей о защите интересов страны, народа, а тут перестала защищать интересы класса, который ее привел к власти. Все, на что она оказалась способна, — это защищать исключительно интересы ограниченного круга дельцов, которые пролезли наверх исполнительной власти. Эти дельцы представляли собой небольшую часть самой крупной буржуазии, которая во время революции обогащалась, не гнушаясь никакими средствами, и тесно связанную с ней высшую бюрократию. Не имея массовой социальной базы политической поддержки, она скатилась к политике балансирования, яростной борьбе со всеми, кто ставил под сомнение ее право на власть, будь то справа или слева. Ее политика порождала в противоборствующих группах внутри правящей верхушки ожесточенные склоки, до которых не было дела большинству в стране. Вследствие чего аполитичность и апатия, как заразная болезнь, распространялись среди широких слоев населения Франции. “Le peuple est demissione. — Народ ушел в отставку”, — не без цинизма заметил деятель Директории Редерер.
Такая политика становилась антинародной, антиисторической, антигосударственной, она затормозила дальнейшее развитие буржуазных преобразований на пол дороге. Власть без морали, без патриотизма, без чести и без принципов привела страну к политическому и экономическому хаосу, пугая весь класс собственников, который она была призвана защищать, непредсказуемостью того, что будет завтра. Этот режим стал в конце концов невыносим всем. Не имея идеалов, общественно значимых идей, не в силах сформулировать объективные задачи и цели своей политики, не имея программы государственного строительства, ничего, кроме желания удержаться у власти и у жирного пирога из денег и собственности, доступ к которому давала близость к власти, Директория отстранила от влияния на власть все социальные силы и тем самым лишилась поддержки основной массы буржуазии по всей стране. Постоянный провал представителей и ставленников правительства на выборах всех уровней стал устойчивым индикатором настроений всех слоев населения.
К чему пришла страна за пять лет диктатуры Директории? Хроническая инфляция, голод большинства и политическая апатия в провинциях и в столице лишали режим поддержки снизу. Откровенная массовая коррупция бюрократов и чиновников, за которую Директория не имела ни морального права, ни моральных сил всерьез наказывать кого бы то ни было, вызывала повсеместное раздражение буржуазии. Разнузданный бандитизм, который в южных провинциях фактически охватил целые районы, стал бичом повсюду, подтачивая авторитет власти. Несмотря ни на какие призывы и постановления Директории, продолжался развал промышленности, и даже армии. Сам Баррас в приватной беседе признал: “Республика гибнет, ничто больше не выполняется; правительство бессильно что-либо сделать; следует произвести коренные изменения”.
По сути, вопрос встал о национальном спасении. Стабильность и порядок, которые бы гарантировали право собственности, спокойствие в обществе и исполнение законов, власть нотаблей, то есть людей именитых, знаменитых и выдающихся, людей принципов и идеалов, патриотизма и твердой морали требовала буржуазия, требовала армия, требовала страна. Только такие люди могли получить доверие всех слоев, вырвать их из политической и моральной апатии, обеспечить прочную базу социальной организации. Дальнейшее развитие буржуазной революции оказывалось невозможным без восстановления и укрепления роли общественного сознания, доведения его до уровня национального сознания!
Только класс промышленного интереса, тесно привязанные к нему наука, армия смогли предложить таких людей и политику вывода страны из тупика. Они и совершили государственный переворот, привели к власти генерала Наполеона, одного из самых ярких своих представителей. Наполеон стал олицетворением диктатуры промышленного интереса, “спасителем нации”. Но и, в первую очередь, создателем нации!
Поражает, с какой быстротой режим защиты и продвижения промышленного интереса насытил правительственную машину талантливыми и деятельными людьми, начал решать проблемы, которые Директория не была в состоянии как-то сформулировать годами.
Уже через полгода фактически был сведен на нет организованный бандитизм по всей стране. Была сбита инфляция, наведен порядок в финансах. Несколькими этапами были проведены чистки среди одиозно коррумпированного чиновничества, среди погрязшей в казнокрадстве крупной бюрократии. Такое решительное наведение порядка в стране возрождало доверие к власти со стороны буржуазии, которая доказывала это своей предпринимательской активностью. Начал набирать силу общеэкономический подъем, продолжительный промышленный и строительный бум, политической предпосылкой которому стало упразднение широких полномочий провинциальных автономий, восстановление принципа централизованного государства, обозначившего четкие национальные и государственные интересы.
Само понятие провинция стало искореняться, заменяться понятием Франция как таковая, в которой проживает одна нация, единая и великая французская нация. Этого требовали, в первую очередь, политические интересы промышленности для быстрого восстановления производства, так же как потребовали они и срочного создания эффективной транспортной инфраструктуры, — и она создается в изумительно короткие сроки. Ради оправдания политики экономического эгоизма французских товаропроизводителей получали всяческую поддержку идеи крайнего национализма, шовинизма; во Франции начиналась культивироваться национальная гордость, сознание национального превосходства. Главным лозунгом стал лозунг единства всех французов под французским флагом. Нет более богатых и бедных по обе стороны баррикад, нет левых и правых, но есть единая французская нация, и только ее взаимное согласие может обеспечить процветание всем!
