«Законодательная история закона Гласса-Стигала», - продолжает Гэлбрейт, - «свидетельствует о том, что Конгресс также имел в виду и неоднократно фокусировался на более тонких опасностях, которые возникают, когда коммерческий банк выходит за рамки бизнеса, действуя в качестве попечителя или управляющего, и вступает в инвестиционный банковский бизнес либо непосредственно, либо путем создания филиалов, чтобы держать и продавать частные инвестиции». Гэлбрейт замечает: «В течение 1929 года один инвестиционный дом Goldman, Sachs & Company организовал и продал почти на миллиард долларов ценных бумаг в трех взаимосвязанных инвестиционных трастах: Goldman Sachs Trading Corporation, Shenandoah Corporation и Blue Ridge Corporation. Все они в конечном итоге обесценились до нуля».
Операция Возвращение
Основные нью-йоркские крупные финансовые центры давно уже держат в голове отказ от ограничений Конгресса 1933 года . И Алан Гринспен в качестве председателя Федеральной резервной системы был их человеком. Основные крупные банки, возглавляемые влиятельным рокфеллеровскими Chase Manhattan Bank и Sanford Weill’s Citicorp, потратили свыше 10 миллиардов долларов, лоббируя и проводя кампанию пожертвований влиятельным конгрессменам, чтобы добиться дерегулирования ограничений на банковское и фондовое страхование эпохи Великой депрессии.
После революции 2001 года их отмена открыла дорогу секьюритизации.
В течение двух месяцев после вступления в должность 6 октября 1987 года, всего за несколько дней до большого однодневного краха на Нью-Йоркской фондовой бирже Гринспен сообщил Конгрессу, что банки США, в эпоху новых технологий «замороженные» структурой регулирования, которая была разработана более 50 лет назад, проигрывают свои конкурентные сражения с другими финансовыми учреждениями и нуждаются в новых полномочиях для восстановления баланса: «Основные продукты, предоставляемые банками, — оценка кредитов и диверсификации рисков — являются менее конкурентоспособными, чем они были 10 лет назад».
В то же времяNew York Times отметила, что «г-н Гринспен уже давно гораздо более благосклонно настроен в отношении дерегулирования банковской системы, чем Пол А. Волкер, его предшественник в ФРС». [6]
То первое выступление Гринспена в Конгрессе 6 октября 1987 года в качестве председателя ФРС имеет важное значение для понимания преемственности курса вплоть до революции секьюритизации последних лет, революции Новых Финансов. Вновь цитируя рассуждения New York Times, «г-н Гринспен, сокрушаясь о потерях банками конкурентных преимуществ, указал, как он выразился, на «слишком жесткую» нормативную структуру, которая ограничивает доступ к потребителям и эффективное обслуживание и препятствует конкуренции. Но затем он указал и на другое развитие событий «особого значения» - достижения в области обработки данных и телекоммуникационных технологий, которые позволили другим узурпировать традиционную роль банков как финансовых посредников. Иными словами, основной банковский экономический вклад - риск своими деньгами в виде кредитов на основе обладания превосходящей информации о кредитоспособности заемщиков - оказался под угрозой».
Times цитировал Гринспена по поводу вызова современному банковскому делу, в связи с этими технологическими изменениями: «По словам Гринспена, обширные он-лайн базы данных, мощный потенциал вычислений и телекоммуникационные средства предоставляют кредитную и рыночную информацию почти мгновенно, что позволяет кредитору проводить свой собственный анализ кредитоспособности и разрабатывать и осуществлять комплекс торговых стратегий по хеджированию рисков. Это, добавил он, наносит постоянный урон «конкурентоспособности депозитарных учреждений и в будущем позволит расширить конкурентное преимущество рынков секьюритизированных активов», таких как коммерческие бумаги, перекрестные ипотечные ценные бумаги и даже автомобильные кредиты».
Он заключает: «Наш опыт вплоть до этого момента показывает, что эффективнейшая изоляции банка от связанной финансовой или коммерческой деятельности достигается через холдинговую структуру». [7] В банковской холдинговой компании, Федеральном фонде страхования депозитов, портфель вкладов, чтобы гарантировать банковские депозиты свыше 100 тыс. долларов на каждом счету, будет применяться только к центральному банку, а не к различным дочерним компаниям, созданным для участия в экзотических хеджевых фондах или другой деятельности, не входящие в учетные книги банка. В результате этого в кризисных ситуациях, таких как надвигающийся «черный понедельник» секьюритизации, в конечном счете окончательным кредитором в последней инстанции, страховкой банковских рисков становятся американские налогоплательщики.
Это вызвало серьезные дебаты в Конгрессе и продолжалось до окончательной полной законодательной отмены при Клинтоне в 1999 году. Клинтон передал перо, которым в ноябре 1999 года он подписал этот акт отмены, закон Грамм-Лич-Блили, в качестве подарка Санфорду Вейлу, могущественному главе Citicorp, что есть, по меньшей мере, любопытный жест для демократического президента.
Человек, который сыграл решающую роль в продавливании через Конгресс отмены закона Гласса-Стигала был Алан Гринспэн. На слушаниях Комитета по банковским и финансовым услугам Палаты представителей 11 февраля 1999 года, Гринспен заявил: «Мы поддерживаем, как мы уже это делали в течение многих лет, значительный пересмотр, ... Закона Гласса-Стигала и Закон о банковских холдингах, чтобы устранить законодательные барьеры на пути интеграции банковской, страховой и биржевой деятельности. (выделено автором-прим.перев.) Существует практически единодушие между всеми заинтересованными сторонами, и частными и государственными, в том что эти барьеры должны быть сняты. Технологически стимулируемое распространение новых финансовых продуктов, которые позволяют разделение рисков, все в большей степени соединяют свойства банковского дела, страхования и ценных бумаг в единый финансовый инструмент». (выделено автором-прим.перев.)
В том же выступлении в 1999 году Гринспен разъяснял, что отмена означает меньшее, а не большее регулирование вновь создаваемых финансовых конгломератов, вступая тем самым на прямую дорогу к нынешнему фиаско: «Когда мы стоим на пороге двадцать первого века, остатки философии девятнадцатого века проверки банков упадут на обочине. Банки, конечно, по-прежнему нужно будет контролировать и регулировать, в немалой степени потому, что они подпадают под действие сети гарантий. Моя позиция в том, однако, что характер и масштабы этой деятельности должны прийти более в соответствии с рыночными реалиями. Кроме того,к банковским партнерам не нужно – на самом деле, нельзя — применять регулирование, подобное банковскому» (выделено автором -прим.перев.) [8]
Распад банковских холдингов с присущим им конфликтом интересов, в результате чего десятки миллионов американцев оказались безработными и бездомными в течение депрессии 1930-х годов, был именно той причиной по которой в первую очередь Конгресс принял закон Гласса-Стигала.
«… стратегии, невообразимые десять лет назад…» New York Times описывала новый финансовый мир, созданный отменой ограничений Гласса-Стигала, в июньском очерке о Goldman Sachs в 2007 году, за несколько недель до наступления кризиса sub-prime: «В то время как Уолл-Стрит еще делает деньги, консультируя компании по вопросам слияний и фиксируя эти сделки, реальные деньги - огромные деньги - делаются торговым и инвестиционным капиталом с помощью глобального массива сногсшибательных продуктов и стратегий, невообразимых десять лет назад». Они имели в виду революцию секьюритизации.
Times процитировал председателя Goldman Sachs Ллойда Бланкфейна о новых финансовых инструментах секьюритизации, хеджевых фондах и деривативах в мире: «Мы прошли полный круг, потому что это именно то, что Ротшильды или ДжиПи Морган делали в пору своего расцвета. Именно закон Гласса-Стигала вызвал отклонение от прямого пути» [9]
