Кстати, статья, недавно опубликованная в «American Economic Review», одном из наиболее почтенных экономических журналов, озаглавлена «Does Trade Cause Growth?» («Порождает ли торговля рост?»). Да, отвечают на этот вопрос авторы статьи. При прочих равных условиях страны, ведущие более активную торговлю, имеют более высокие доходы в расчете на душу населения [154]. Джеффри Фрэнкел и Дейвид Ромер, экономисты, работающие соответственно в Гарварде и Калифорнийском университете в г. Беркли, приходят к выводу: «Результаты нашего исследования укрепляют доводы в пользу важности торговли и стимулирующих ее мер».
У исследователей остается много вопросов для размышления Именно этим исследователи и занимаются. Между тем у нас есть веские теоретические причины полагать, что торговля улучшает положение стран, и твердые эмпирические доказательства того, что торговля — это то, что в последние десятилетия отличало победителей от проигравших. Богатые страны должны выполнить свою роль. Джеффри Сакс, один из ведущих специалистов по проблемам развития, призвал к «новому договору для Африки». Он пишет: «Нынешняя модель поведения богатых стран, оказывающих финансовую помощь странам Тропической Африки и одновременно блокирующих возможности экспорта этими странами текстиля, обуви, кожаных изделий и других трудоемких товаров, возможно, более чем цинична. В сущности, такая модель поведения подрывает возможности экономического развития Африки» [155].
Ответственная валютно-финансовая политика. Правительства, как и отдельные люди, могут навлечь на себя серьезные неприятности, если упорно будут чрезмерно тратиться на вещи, которые не повысят производительность в будущем. Как минимум, большие бюджетные дефициты заставляют правительство осуществлять большие заимствования, что делает капитал недотступным для частных заемщиков, которые, вероятно, использовали бы его более эффективно. Расходы, приводящие к хроническому дефициту, могут также указывать на другие будущие проблемы: повышение налогов (для выплаты государственного долга), инфляцию (для размывания стоимости долга) или даже дефолт (просто для отказа от долга).
Все эти проблемы усугубляются в том случае, если правительство делает крупные заимствования за рубежом для финансирования своих расточительных расходов. Если иностранные инвесторы теряют доверие и решают забрать свои деньги и репатриировать их, как любят делать резвые и капризные глобальные инвесторы, то источник, из которого финансировали дефицит, высыхает. Короче говоря, музыка прерывается. Правительство оказывается на грани дефолта, что, как мы видели, и происходило в самых разных странах — от Мексики до Турции.
Если говорить о монетарном аспекте, то в главе 10 мы показали опасности потери контроля над вечеринкой. В любом случае такое случается частенько. Аргентина — самый яркий пример безответственной монетарной политики; в период 1960–1994 гг. средний темп инфляции в этой стране составлял 127 % в год. Если рассмотреть эту цифру в должной временной перспективе, то получается такая картинка: аргентинский инвестор, который имел в 1960 г. сбережения, эквивалентные 1 млрд дол., и до 1994 г. хранил все свои капиталы в аргентинских песо, должен был остаться к концу указанного периода с суммой, покупательная способность которой эквивалентна 1/13 пенни. Уильям Истерли, экономист Всемирного банка, отметил: «Пытаться обеспечить нормальный рост при высокой инфляции — все равно, что пытаться выиграть олимпийское золото в беге на короткие дистанции, прыгая на одной ноге».
Отклонения от обменного курса. Для того чтобы понять еще один способ, которым развивающиеся страны могут попасть в неприятности, придется на короткое время отклониться от основной линии повествования. Когда страны начинают торговать друг с другом, возникает необходимость в обмене валют по какому-то курсу. Если доллар США — всего лишь клочок бумаги и японская йена — тоже клочок бумаги, то в каком соотношении клочки американской бумаги следует обменивать на клочки японской бумаги? Во времена золотого стандарта все эти вопросы решались намного проще. Страны приравнивали свои валюты к определенному количеству золота и таким образом четко определяли обменные курсы своих валют. (Это напоминает одну из задачек для учеников третьего класса: если унция золота стоит в США 35 дол., а во Франции — 350 фр., то каков обменный курс между долларом и франком?) Теперь золотой стандарт канул в прошлое, и выяснение обменных курсов стало намного более сложным делом. Впрочем, у нас есть исходная точка для развертывания логического рассуждения. Японская йена обладает стоимостью потому, что ее можно использовать для покупки товаров; по той же причине стоимостью обладает и доллар. Итак, теоретически нам следует обменять один доллар на столько йен, сколько их необходимо для покупки такого же количества товаров, какое можно купить на один доллар. Если корзина товаров повседневного потребления в США стоит 25 дол., а в России та же самая корзина товаров стоит 350 р., то, вероятно, 25 дол. стоят примерно 350 р. (т. е. 1 дол. должен стоить примерно 14 р.). Такова теория паритета покупательной способности, или ППС.
Но тут возникает некое отклонение: в краткосрочной перспективе обменные курсы могут существенно не совпадать со значениями, указываемыми ППС. В нашем случае это придает важность двум моментам. Во-первых, у правительств есть по меньшей мере некоторый контроль над обменным курсом своей валюты; во-вторых, этот обменный курс может оказывать глубокое воздействие на экономику. Давайте сначала разберемся со вторым из этих обстоятельств. Представьте, что вы приезжаете в ваш любимый отель в Париже и обнаруживаете, что номера там вдвое подорожали по сравнению с вашим последним приездом в столицу Франции. Вы выражаете недовольство менеджеру отеля, а тот отвечает, что цены номеров в течение нескольких лет остаются неизменными. И он говорит чистую правду. Изменился обменный курс между евро и долларом. Доллар ослабел, или обесценился по отношению к евро. Это означает, что на каждый ваш доллар теперь можно купить меньше евро, чем во время вашей прошлой поездки во Францию. (Стоимость евро за тот же срок, напротив, повысилась.) Поэтому пребывание в отеле становится для вас дороже. Для каждого человека, приехавшего в Париж из любого другого города Франции, отель стоит как обычно. Обменный курс в зависимости от направления его изменения может делать иностранные товары дешевле или дороже.
Здесь обнаруживается важный момент. Если американский доллар слаб, т. е. его можно обменять на меньшее, чем обычно, количество йен или евро, то иностранные товары для американцев становятся дороже. Это касается и отеля в Париже, и сумок от Gucci, и машин «Toyota». Но тут есть некий побочный эффект: во всем остальном мире американские товары начинают казаться менее дорогими. Допустим, компания Ford решила установить на машину «Taurus» в США цену 25 тыс. дол. Если стоимость евро относительно доллара повысилась, т. е. на каждое евро можно купить больше долларов, чем обычно, то для парижских покупателей автомобилей машины «Taurus» дешевеют, хотя Ford все равно получает 25 тыс. дол. за каждую проданную во Франции машину этой марки. Но хорошие новости для компании Ford на этом не заканчиваются. Слабый доллар делает импортные товары более дорогими для американцев. В США цены на машины «Toyota» и «Mercedes» растут с каждым днем, что делает машины «Ford» более дешевыми по сравнению с импортными автомобилями. (Или же Toyota и Mercedes могут снизить цены на свои машины и репатриировать в Японию и Германию меньшие прибыли.) В любом случае Ford получает конкурентное преимущество.
