Фондю было едой бедных пастухов. Пиццу делали методом «ирландского рагу» – из остатков еды в доме. Еще совсем недавно руккола считалась сорняком. Как подорожник. Совсем не ценилась мука грубого помола. К коричневому (тростниковому) сахару относились пренебрежительно. Сегодня он стоит в пять раз дороже белого сахара.
«Божоле нуво» считалось самым дешевым, «клошарским» вином и продавалось погонными метрами. Французские военные дезинфицировали абсентом питьевую воду. И ром, и виски, и текила считались дешевым самогоном. Предложить текилу женщине было немыслимо.
А были и примеры изменения отношения к продуктам в худшую сторону. В 1933 году в Германии началась антибанановая кампания (для закупки бананов нужна была дефицитная валюта). Светила медицинской науки повествовали о вредности бананов, а идеологи призывали отдавать предпочтение национальным фруктам. Кампания проходила под лозунгами: «Настоящий патриот ест немецкие яблоки» и «Мы же не обезьяны: клубника лучше, чем бананы».
Шкала ценностей практически всего, что вас окружает, находится в вашей голове. И эта шкала не может быть абсолютной. Только относительной. Корпорации тратят миллиарды долларов, чтобы в крошечном кусочке вашего мозга немножко поменять отношение к их товару. А вы можете поменять отношение к целому миру самостоятельно. Совершенно бесплатно. И этим изменить свою жизнь.
Нет прямой взаимосвязи между уровнем жизни отдельного человека и тем, насколько он доволен этой жизнью. Нищий непалец, у которого нет практически ничего, может быть гораздо счастливее, чем вечно недовольный всем новый русский, у которого есть практически все.
В Москву недавно приезжал легендарный японский сэнсэй. В последний раз он был в нашей стране в начале девяностых, когда все было совсем плохо. Его спросили: сильно ли изменился город за эти двадцать лет? Скорее всего, спрашивающий хотел услышать, как Москва похорошела за это время, сколько в ней появилось дорогих автомобилей, высотных зданий и хорошо одетых людей. Сэнсэй ответил: «Вы знаете, Москва практически не изменилась. И тогда, и сейчас на улицах почти никто не улыбается».
Огромное количество проблем современного мира находится только в голове человека. И для их решения не нужно менять весь мир. Достаточно просто изменить к ним отношение.
Прошлое, будущее и настоящее
Есть такое множество вещей, в которые нас с детства приучали верить, что вам потребуется довольно много времени для понимания того, что они — это не вы.
Эдвард Гори
Несколько лет назад я попал на выставку в Британском музее, посвященную африканским гробам. Те, кто при жизни не имел возможности пользоваться благами цивилизации, смогли получить все в загробной жизни. Гробы в виде автомобилей, мобильных телефонов и небоскребов. Добавьте традиционное африканское жизнелюбие и попытайтесь просто представить себе атмосферу похорон.
А теперь о серьезном.
Вопрос «что делать с умершими?» стоял всегда. Покойников сжигали, хоронили в катакомбах, клали в погребальные ладьи, возводили пирамиды, строили мавзолеи, насыпали курганы, отдавали на съедение птицам, относили на Нараяму... Дольмены, некрополи, крипты, оссуарии, колумбарии, канопы, усыпальницы, склепы, братские могилы и кладбища, кладбища, кладбища.
Обычно умерших хоронили за чертой города, но христиане ждали Второго пришествия со дня на день и стали хоронить в центре города – в храмах. Уже к XIV веку во всех крупных городах Франции количество похороненных в центре города в десятки раз превышало все живое население города. Создавались братские могилы, где на десяти квадратных метрах помещали до 1500 трупов – штабелями. Жители окрестных кварталов забрасывали городские власти жалобами. Все в доме пропитывалось трупным запахом – мебель, одежда, даже еда.
«В 1773 году в Солье, в нефе церкви святого Сатурнина, копали яму для женщины, умершей от гнилой горячки. При этом обнажился гроб с телом, и когда женщину опускали в могилу, гроб раскрылся и от старого трупа пошло такое зловоние, что никто не мог больше оставаться в церкви. Вскоре из 120 детей обоего пола, которых готовили к первому причастию, 114 опасно заболели, а также кюре, викарий, могильщики и еще более 70 человек. Из них 18 скончались, в том числе кюре и викарий»
(Филипп Арьес, «Человек перед лицом смерти»).А евреям вообще запрещали хоронить умерших вне гетто. Например, на небольшом Старом еврейском кладбище в Праге умершие похоронены в двенадцать слоев (более 100,000 человек). На этом кладбище людей хоронили в течение трехсот лет. И только начиная с XVIII века в европейских странах появляются законы, запрещающие хоронить в черте города. Но города стали быстро разрастаться.
Уже к концу XVII века в Москве было свыше трехсот кладбищ. В 1771 году в связи с эпидемией чумы Сенат запретил хоронить москвичей, умерших от чумы, на всех московских кладбищах. Сегодня в Москве семьдесят кладбищ, и почти все они переполнены. И каждый год умирают еще 140,000 человек. Кладбища занимают сотни гектаров. Это пространство фактически вычеркнуто из территории города. В могиле человек разлагается лет за тридцать, но его кости сохраняются сотни и тысячи лет (а теперь начинают появляться кладбища и для домашних животных).
Есть еще крематории, которые немного смягчают остроту проблемы, но их всего пятнадцать на всю Россию и, кроме того, они довольно сильно загрязняют окружающую среду.
В фильмах я видел, как торжественно могут проходить похороны. Может быть. Но в России это омерзительно. Ужасно все – от индустрии обработки сотрудниками бюро ритуальных услуг потрясенных горем людей до процедуры установки памятника. Весь похоронный бизнес находится за гранью добра и зла. Если вы проходили через это – вы меня поймете. Я так не хочу.
Нет, появляется что-то новое. Например – промессия (от слова promise, обещание). Тело замораживают в жидком азоте при температуре минус 196°С. После такой процедуры труп становится хрупким как стекло – он рассыпается в мелкий порошок. Эту массу высушивают в вакууме, затем с помощью магнита удаляют из него твердые предметы – пломбы, имплантаты, находившиеся в теле усопшего, а потом помещают в урну, изготовленную из крахмала. Экологическая суть ритуала – вернуть земле то, что из нее возникло, не причиняя вреда природе.
Я предложил бы две вещи:
Первое. Использовать здоровые органы умерших людей для лечения больных. Против этого обычно есть несколько возражений.
