…Вооружаемся. Наша боевая сила — сомнение; наше оружие — специальная методика, позволяющие определить коэффициент КВН — Кто Врет Наглее.
Мы знаем: в любом отражении любого события есть доля лжи. Дело за малым: как определить, где искомые двадцать процентов вранья, и где — восемьдесят правды?
А здесь нам с вами придется прочувствовать то, что уже, в общем-то, было ясно и раньше: достоверных критериев, позволяющих однозначно отделить правду от лжи, у нас нет. На то симулякр и симулякр.
Почему? Да потому, что мы не сможем проверить, «где тут кит, а где тут кот». (Это у Бориса Заходера есть такая замечательная поэма — «Кит и кот».) В подавляющем большинстве случаев не сможем — потому что не полетим в Бейрут, Каир или Сараево, не полезем в архивы, не переселимся в библиотеки.
А раз не сможем — значит, и понятия эти бесполезны. Отныне про стопроцентную правду в истории и новостях предлагаю забыть. Взамен нее нам здесь пригодится другая система координат: вероятность.
События, о которых мы узнаем из медиапространства, обычно нельзя ни доказать, ни опровергнуть; но вероятность их правдивости/ложности можно не только определить, но и сделать это вполне научно.
А это значит, что даже если самый точный, самый научный метод установит Крайнюю Маловероятность (Почти-Невероятность) события — все равно останется какая-нибудь одна стотысячная доля его вероятности. И если она сработает — раз на сто тысяч, — это не значит, что метод нужно отправить на помойку: в других 99999 случаях сработает именно он.
2.
Наша методика состоит из трех фильтров, через которые мы пропускаем информацию:
1) Фильтр ангажированности.
2) Фильтр экстраординарности.
3) Фильтр верифицируемости.
Звучит диковато, согласен. Но ничего ужасного тут нет — все просто, как апельсин:
Фильтр ангажированности показывает, насколько пристрастен автор текста (репортажа), насколько ему хочется, чтобы читатель (зритель) думал именно так, а не иначе.
Это всегда видно по лексике. Сравните:
— «подлые семпронийские крысы бегут из Наци-Туци, как с тонущего корабля»;
— «по непроверенным данным, наблюдается частичный исход семпронийских войск из района Туци-Наци. Сверхгенерал Бах фон Бабах отказался давать комментарии…»
Чем больше оценочных определений, превосходных степеней, всевозможных кудрявых прилагательных — тем более пристрастен текст. И, соответственно, тем меньше доверия заслуживает его автор.
Лексика выдает предмет авторских симпатий, что называется, с головой. Сравните первый пример с вот таким:
— «доблестные семпронийские воины, действуя по заранее продуманному плану, успешно передислоцировались из района Туци-Наци в более выгодный в стратегическом значении район».
Ангажированность автора может быть и корыстной (когда автор сознательно продался лису Лабану), и бескорыстной (когда автор ведет себя, как горностаи Оке и Бенгт), и даже и той и другой одновременно (когда автор не только служит Великой Идее, но и получает за это неплохие деньги). Для нас это не ахти как важно. Нас интересует не то, что делается в авторской душе, а то полезное, что мы можем почерпнуть из текста, напичканного колдовскими зеркалами.
Все три примера излагают один и тот же факт, но с разным смыслом. Для трех разных читателей это будут три разных факта:
— для ангажированного тицийца — намек на близкую победу славной тицийской армии;
— для ангажированного семпронийца — намек на близкую победу славной семпронийской армии;
— для неангажированного читателя любого гражданства — знак того, что в семпронийском лагере не все благополучно.
В отдельных случаях ангажированность текста позволит отфильтровать весь сюжет в целом — как чистую, неразбавленную ложь:
«В центре Тициополя среди бела дня четвертован попугай!!! Тело несчастной жертвы тицийских порядков, расчлененное на тринадцать с половиной частей, до сих пор валяется на бульваре Фемиды, изгрызанное бездомными псами. Невинно убиенный был схвачен активистами „Тицийского Тесака“, подслушавшими его ругань на семпронийском языке…»
Здесь нам поможет другой фильтр — экстраординарности. Чем меньше событие дублируется другими сюжетами, чем больше оно выбивается из среднестатистической нормы — тем менее оно вероятно. Одно то, что такой сюжет изложен таким языком, сводит его вероятность к ничтожным величинам. Вот если бы он встретился нам в таком виде –
«Как передает ТицияПресс, в субботу днем, около 13.30, возле дома № 13 были найдены перья неизвестного…» (и т. п.)
— да еще и дублировался бы других новостях — тогда его вероятность была бы гораздо выше.
Сложность в том, что наша норма часто сделана из симулякров. Например, если я ангажированный семпрониец — меня ничуть не удивит этот сюжет: всем известно, что на улицах Тициополя только и делают, что режут невинных попугаев, уличенных в чем-нибудь семпронийском. Все мои представления о тицийской норме сформированы антитицийскими сюжетами. Остальные — нейтральные или, упаси Боже, тицийские — я попросту не читаю. Как же — так и скверны можно набраться! тьфу-тьфу-тьфу, чур меня…
Если же я читаю сюжеты разной ангажированости, разных заказчиков и источников — мне не составит труда приблизительно очертить эту норму. Конечно, она будет сильно отличаться от той, которая видна только из тицийских (семпронийских) сюжетов.
Другой пример, исторический (а то я вас все новостями да новостями кормлю):
«Согласно исследованиям академика Гробокопа, Почетного Президента Вселенской Академии Истины, древние семпронийцы произошли от группы тицийских головорезов. Спасаясь от преследований, они углубились в непроходимые болота, где смешались с автохтонами-неандертальцами. Современный семпронийский язык, таким образом, образовался из сигнальной системы неандертальцев, разбойничьего сленга древней Тиции и иностранных заимствований».
Видите — оба наших фильтра отчаянно мигают красными лампочками. Хоть автор и воздержался от эмоциональных определений, его выдает другой признак ангажированости: суждение о группе. Смысл сюжета: «все семпронийцы — ухудшенная версия тицийцев». Если «всем» присваивается оптовый плюс или минус — сразу же просыпается красная лампочка.
Ну, а второй фильтр прямо-таки разрывается на части. Такой случай невероятен с точки зрения целой охапки наук — истории, лингвистики, антропологии, культурологии…
Два последних примера вплотную подводят нас к третьему фильтру — верификации. Он состоит в простом условии: чем больше конкретики, которая поддается перекрестной проверке — тем выше и вероятность.
