неспособность дышать. Это давнишний, детский страх того, что тебя отвергнут или прогонят за плач, за громкие вопли или за чрезмерные запросы. Указанное вокализованное проявление, которое оказалось в интересах выживания подавленным, вновь активируется за счет глубокого дыхания. После того как такой страдающий астмой пациент уразумевает изложенную динамику, его страх убавляется. Теперь я уже оказываюсь в состоянии подстегнуть моих астматиков к тому, чтобы издавать более громкий плач и вопли, и они делают это без каких-либо болезненных осложнений. Даже при появлении умеренного сопения я отговариваю их от пользования ингалятором, стараясь уверить в том, что если они не впадут в панику, то будут вполне в состоянии дышать без всяких затруднений, не прибегая к помощи своего «спасителя». К их полнейшему восторгу, в преобладающем большинстве случаев так оно и бывает.
Алису, о которой я как раз недавно рассказывал, нельзя назвать типичным примером «стандартного» панического пациента. Грудная клетка у нее не была раздувшейся, и она испытывала больше затруднений с вдыханием, нежели с выдыханием. Владевший ею страх был гораздо глубже и граничил с ужасом, что являлось реакцией скорее на конкретную враждебность матери, нежели на общее отторжение и заброшенность. Алиса может быть описана как пациентка в пограничном состоянии с сильной тенденцией к шизофреническому расщеплению личности и к диссоциации от собственного тела. Основополагающим, базисным страхом была у нее боязнь оказаться убитой, а не просто отверженной или покинутой. Такого рода страх глубже и интенсивнее, и для его преодоления требуется мобилизация заметно более сильного гнева.
В составе паники присутствует также и страх смерти, но в меньшей степени. Чтобы помочь пациентам соприкоснуться с коренящейся в них паникой, я применяю метод, довольно подробно описанный в главе 3. Вкратце он состоит в следующем. Пациент ложится запрокинувшись на биоэнергетический табурет и издает звук, который выдерживается как можно дольше. В самом конце этого звука он пытается зарыдать. Если ему удается прорваться к рыданию, то он сталкивается со своим страхом утонуть в бездонной печали или оказаться сломленным отчаянием. Чтобы защититься от указанных чувств, тело пытается воспретить процесс дыхания. Стенка грудной клетки становится жестче, и бронхи сжимаются. В этот момент пациент ощущает панику. Лиза, испытавшая подобную панику на себе, описывала свое состояние так: «Я почувствовала, что не могу дышать. И грудная клетка, и горло ощущались как страшно жесткие». Однако она ничуть не распознала, что в этот миг повторно переживала одну свою детскую травму. К сказанному выше Лиза добавила: «Мне знакомо данное чувство (жесткости грудной клетки). Это настолько глубокая рана, что я даже не знаю, только ли я хочу умереть или уже начинаю умирать на самом деле. Это такая тихая боль, маленькая интимная преисподняя». Потом она пояснила, что в детстве была предоставлена самой себе. Ни один из родителей не проявлял к ней ни малейшего интереса и даже не осознавал, что она борется и несчастна. Им был нужен счастливый ребенок, и Лиза натянула на лицо счастливую, улыбчивую маску, которая должна была спрятать гнетущую ее печаль и отчаяние. Позволив себе горько плакать, она ощутила привкус свободы в том, что отбросила, наконец, постылую маску. Лиза никогда не была замужем и не испытала экстаза любви. Она не отваживалась или просто не смела открыть свое сердце любви – слишком много боли скопилось в нем. Но страх перед этими залежами боли может уйти лишь после того, как вся собравшаяся боль будет испытана и прочувствована. В тот период, когда Лиза самостоятельно постигала и даже высказывала эти проницательные суждения, она встретила человека, к которому почувствовала неподдельную любовь.
Салли являла собой пример женщины, туловище которой от головы до самого таза было настолько узким и закрепощенным, что я воспринимал ее облаченной в смирительную рубашку. У нее была крепкая, хорошей формы голова и довольно широкое, приятно выглядящее лицо. Ноги и стопы тоже были вполне изящными и в то же время сильными. Принимая во внимание ее ширококостное лицо и здоровые ноги, узость торса нельзя было интерпретировать как свойственную ей натуральную недоразвитость тела, а следовало видеть в этом результат каких-то травматических воздействий детского периода, которые повлияли на ограничение формирования ее грудной клетки и таза. Указанное ограничение оказалось столь сильным, что стало у Салли причиной сильной стесненности дыхания. Невзирая на пониженную величину жизненной емкости легких, Салли отнюдь нельзя было назвать женщиной слабой. Мускулатура у нее была хорошо развита и вполне позволяла справиться со значительными физическими усилиями. Напряженность торса выполняла особую функцию, а именно служила ограничению любых неистовых или необузданных вспышек, связанных с возможным применением насилия. Заметим, что смирительные рубашки применяются в психиатрических лечебных учреждениях как раз для этой цели. Салли представляла собой даму в смирительной рубашке.
Она обратилась ко мне как к терапевту в надежде научиться, как противодействовать окончательному распаду, который в тот момент угрожал ее супружеству. Брак Салли вовсе не принадлежал к числу счастливых, однако перспектива остаться в одиночестве все равно пугала ее. Своего мужа она характеризовала как ненадежного. Он постоянно менял работу, и Салли к тому же подозревала его в неверности. Он был в большей степени мальчиком, нежели мужчиной. В их семье именно Салли была тем человеком, на ком лежала вся ответственность и кому приходилось зарабатывать деньги, вести дом и заботиться о ребенке.
Этот брак не мог функционировать нормально, потому что Салли ощущала себя используемой, а ее супруг считал себя попавшим в западню. На требования Салли более ответственно относиться к жизни он реагировал неизменными обещаниями, которые никогда не сдерживал. Когда они в конце концов разъехались и стали жить отдельно, Салли впала в сильную депрессию, сопровождавшуюся суицидальными мыслями. Она не могла согласиться с тем, что оказалась одна, и при этом не видела для себя возможности найти другого мужчину. Невзирая на то обстоятельство, что мужчин влекло к ней, Салли все равно чувствовала себя покинутой. На глубинном уровне эта пациентка все еще воспринимала себя как отвергнутого ребенка. В то же время на поверхности она продолжала вполне эффективно работать и справляться со своей непростой жизненной ситуацией.
Однако психотерапия занимается вовсе не тем, чтобы «противодействовать» каким-то обстоятельствам, как того ждала Салли. Жизнь должна стать для человека чем-то более важным, нежели просто вопросом выживания. Нам нужно найти в жизни немного радости, в противном случае нам предстоит предаться депрессии, которая может сделать проблематичным даже само выживание. Салли не ощущала ни крупицы радости; жесткая закрепощенность ее тела препятствовала всякому ощущению свободы и легкости. Этой женщине нужно было избавиться
