полную несостоятельность. Дело в том, что если есть объект, то должен быть и вос-принимающий его субъект, если есть процесс восприятия. Но это не укладывается в нейтралистскую концепцию эмпириокритицизма, по которой нет принципиальной разницы между физическим и психическим. Поэтому Авенариусу пришлось ввести понятия противочлена и центрального члена принципиальной координации, которые, естественно, должны считаться нейтральными. Под центальным членом понимается человеческое сознание, а под противочленом — среда, в которой человек существует. "Никакое полное описание данного не может содержать "среды" без некоторого Я, чьей средой эта среда является, — по крайней мере того Я, которое описывает это находимое. Я называется при этом центральным членом координации, среда — противочленом" [17]. По мысли Авенариуса если бы сознания не было, то мир вне него был бы совокупностью противочленов без центрального члена, чего быть не может. Следовательно, противочлены зависят от центрального члена и между ними существует принципиальная координация. Если перевести это на обычный язык (кстати Мах предлагал даже составить толковый словарь терминологии Авенариуса, которая более затемняет суть дела чем его проясняет), то без субъекта нет объектов, а без объектов нет субъекта.
Это, конечно, ошибка, которая в дальнейшем ведет к катастрофическим последствиям для концепции Авенариуса. Субъект вполне может существо-вать без объектов в состоянии сна без сновидений — разве что предположить, что входя в такое состояние он умирает, а переходя в фазу "быстрого сна" — возрождается. И объекты вполне могут быть без субъекта, если только не считать что этот субъект единственный во всем мире. Но это и есть самый настоящий, хотя и не признаваемый, солипсизм.
Крах концепции Авенариуса особенно наглядно проявляется при попытке ответить на вопрос "Существовала ли природа до человека"? Если никакого Я, центрального члена тогда не было, то как могла существовать среда? Развернутый анализ этого вопроса и критика уверток Авенариуса даны Лениным в [4]. Нам достаточно отметить, что для спасения своей доктрины Авенариусу ad hoc пришлось ввести понятие "потенциального" центрального члена в координации. Это, конечно, просто не серьезно.
Подводя итоги рассмотрению второго позитивизма, можно отметить, что и на это раз адептам позитивизма не удалось изгнать метафизику из философии. Первоначальное увлечение эмпириокритицизмом на рубеже ХIХ и ХХ веков быстро сменилось разочарованием как среди естествоиспытателей, так и философов. Каждая из разработанных эмпириокритиками концепций сама не выдержала критики. Но все же определенную позитивную роль второй позитивизм сыграл. Многие ученые отмечали определенное эвристическое значение идей Маха, особенно идеи мысленного эксперимента, способствовавшей преодолении кризиса в физике на рубеже веков. Указывалось также на значительную роль при создании квантовой механики критики Махом концепции причинно-следственных связей между явлениями и необходимости замены их чисто функциональными связями. Один из создателей квантовой механики Э.Шредингер также признавал серьезное влияние идей Авенариуса на физиков в ХХ в.
Возможно, однако, что самым важным вкладом второго позитивизма, который целиком является заслугой Авенариуса, было обращение внимания исследователей на необходимость критического анализа языка самой философии, т. е. создание им импульса к возникновению метафилософии, что и было выполнено в дальнейшем неопозитивизмом.
2.3 Неопозитивизм и культура мышления
В отличие от второго, третий позитивизм, обычно именуемый неопози-тивизмом, своим рождением обязан возникновению кризиса в физике и математике на рубеже двадцатого столетия и необходимостью создания новой парадигмы научного мышления. Идея состояла в использовании оказавшегося очень эффективным метода логического анализа при устранении математических и логико-семантических парадоксов для построения идеального языка науки. В таком языке в принципе были бы невозможны никакие парадоксы и существовали четкие методы отделения истинных высказываний от ложных. Т. о. предполагалось достичь конечной цели позитвизма — превращения философии из бесплодной метафизики в науку, способную помогать специальным наукам в из развитии.
В нашем случае как сама цель неопозитивизма, так и путь его развития от логического позитивизма до лингвистической философии, не особенно интересны. Поэтому в подробном описании этой философии нет надобности. Для нас важны те побочные, действительно позитивные результаты в логике и семантике, которые были получены в ходе решения основных проблем данного направления. Важны потому, что вслед за Кантом мы считаем теоретическую метафизику учением о границах возможностей дискурсивного мышления в постижении Абсолютной истины. Что касается способов трансцензуса и путей постижения самой Абсолютной истины, которая невыразима словами — это уже область практической метафизики. Тем не менее, иметь общее представление о неопозитивизме необходимо. Хотя бы для ориентирования в его разных ответвлениях.
Исходным моментом к возникновению неопозитивизма, хотя и не самим его рождением, считается появление в 1910–1913 гг. трехтомного труда Б.Рассела и А.Уайтхеда "Principia Mathematica". В этой работе математическая часть принадлежит Уайтхеду, а логико-философская — Расселу.
Все началось с того, что Бертран Рассел в 1901 г, анализируя аксиоматическое обоснование арифметики, разработанное Г.Фреге, обнаружил парадокс, названный впоследствии его именем. Аксиоматизация не только арифметики, но и других разделов математики потребовалась для доказательства их внутренней непротиворечивости. В начале ХХ в. в самой передовой отрасли науки — физике — стала очевидной необходимость моделирования физических процессов средствами математики. Но это возможно только в том случае, когда сама математика не содержит логических изъянов, ибо появление в ней высказываний, одновременно истинных и ложных, противоречит невозможности такой ситуации в физическом мире.
Б.Рассел (1872–1970)
Аксиоматизация арифметики Фреге, т. е. формальный вывод всех ее теорем на основе принятого набора аксиом, осуществлялась посредством разработанной Г.Кантором теории множеств. Вот в этой теории Рассел и обнаружил парадокс, относящийся к особому классу объектов всех классов, не являющихся членами самих себя. Вопрос состоит в том, является ли такой класс членом самого себя или нет? Если является, то нет, а если нет — то является. Для устранения парадокса Рассел разработал т. н. теорию типов, по которой множество (класс) и его элементы относятся к разным логическим типам и тип множества выше типа его элемента. Постулировав запрет на объединение в одном множестве элементов разных логических типов, Рассел устранил парадокс.
Теория типов позволила избавиться не только от парадокса Рассела, но и от многих других парадоксов (Бурали-Форте, Греллинга-Нельсона и др.). В частности, с ее помощью решается и известный со времен античности семантический парадокс лжеца:
"Критянин Эпименид утверждал, что все критяне лжецы". Если это правда, то это ложь, поскольку сказано критянином. Если ложь — то правда по той же причине.
Причина парадокса коренится в слове "все": оно, в нарушение запрета теории типов относит высказывание само к себе. Из этого парадокса следует, что не все грамматически правильно построенные высказывания из осмысленных слов обязательно будут или истинными, или ложными. Поэтому в
