Ознакомительная версия.
По накладным проходят так же слоновая кость (вспомним Сен-Ив д’Альвейдера), хрустальные шары, разноцветные стеклянные элементы («витражные стёкла»), а также множество различных книг, от Фолканелли до де Сен-Мартена («О заблуждениях и истине» – отчего-то было заказано именно издание конца XVIII века).
Словари древнеарамейского языка (sic!) – аж десять штук.
Колоды Таро (они заказывались постоянно, но есть версия, что их использовали для карточной игры – простые карты в лагере были запрещены).
В списках значатся иглы и тушь для татуировок (они тоже заказывались постоянно – и об этом мы ещё скажем). Царская водка (смесь кислот; возможно, ошибка, вызванная чьей-то неграмотностью). Мечи (типа «гладиум», поясняет один документ). Циркули и мастерки. Бархатные фартуки. Зеркала и свечи. Реторты.
Учитывая то обстоятельство, что Храмлагом занималось сначала четвёртое, а потом шестое отделение Секретно-оперативного управления ГПУ – то есть люди, хорошо знакомые с методами дезинформации, – можно предположить, что значительная часть предметов включена в эти перечни с той же целью, с какой масоны составляли заведомо бессмысленные шифры и схемы: чтобы как можно сильнее запутать профана, решившего приблизиться к тайне.
Сегодня, разумеется, мы уже не сможем узнать, что действительно требовалось вольным каменщикам для работы, а что вносилось в реестры для маскировки. Но вот, например, бархатные фартуки до Храмлага не доехали совершенно точно – с одеждой у масонов были большие проблемы.
Заключённым доставляли кое-какую еду (часть они добывали сами, охотясь на морского зверя) и необходимые для изысканий материалы, но к бытовой стороне их жизни власть была равнодушна – считая, видимо, что масоны должны жить в такой же безрадостной мгле, как и все советские люди.
Мы знаем об этом, потому что сохранилось много доносов, написанных агентами ГПУ, внедрёнными в Храмлаг. Об этих документах, позволяющих приблизительно судить о происходившем в поселении, следует рассказать особо.
Дверь приоткрылась — и в кабинет вошел новый посетитель. Капустин, не отрываясь от рисунка, указал ему на пустой стул.
Новый гость был жидковолос и усат. На нем был коричневый костюм настолько дурного покроя, что это походило на сознательно принятую позу покорности. Однако круглый металлический значок на лацкане пиджака, похожий на маленький пронзительный глаз, намекал, что не все так просто. В руках у него была пухлая черная папка с надписью «НА БРИФИНГ».
— Так, Михайлов, — сказал Капустин, когда гость сел. — Времени мало, давай по всем вопросам кратко. Три минуты на каждый… Сначала вот что скажи — это ты про гаитянских колдунов говорил?
Михайлов кивнул.
— Я.
— Во. Когда?
— Когда доклад был по отделу мозга. Говорили про политкорректность.
— Да-да. Ну-ка напомни, при чем тут колдуны.
— Ну это просто такой пример был из интернета, товарищ генерал. Что, манипулируя произвольными лингвистическими запретами, можно добиться серьезных результатов по зомбической трансформации психики. Почти таких же, как гаитянские колдуны достигают психотропами.
— А какой механизм?
— Это лучше на примере объяснять, — ответил Михайлов. — Вот, например, слово «ниггер». Если вы белый, употреблять его нельзя ни при каких обстоятельствах — последствия будут на всю жизнь. Белого американца достаточно один раз напугать в детстве, и он уже никогда так не скажет. В крайнем случае, чтобы обозначить табу, будет говорить «N-word».
— Ну и?
— Но очень трудно — практически невозможно — заставить мозг полностью исключить термин из внутреннего диалога. Мозг будет, во-первых, жевать это слово, а во-вторых, моделировать будущее, где нарушается запрет на его употребление, потому что такое моделирование и есть одна из главных функций неокортекса. Будущее по любым прикидкам получится неприятное. Поэтому мозг станет сам себя пороть и пугать при любой активации соответствующего нейрокоррелята. Причем происходить это может ниже порога осознанности. Человеку страшно, ощущается какая-то угроза — а почему, непонятно. То же самое будет происходить при встрече с любым негром, даже самым мирным. Поэтому белые полицейские в них и палят все время. Расизм тут ни при чем. Полицейские на самом деле стреляют не в негров, а в свой культурный гироскоп. Просто источник экзистенциальной угрозы проецируется наружу.
— Ой, опять сложно… А зачем наш мозг такие вещи вытворяет? Сам на измену садится?
— Наши предки так выживали, товарищ генерал.
— А почему это помогает выживать?
— Ну вот представьте двух кроманьонцев. Первый все время на измене и трясется от страха — ему кажется, что за углом что-то притаилось и ждет. Может, пещерный медведь, может троглодит-живоглот… А второму ничего не кажется, и он смело туда идет.
— И?
— Второй не оставил потомства. Его троглодиты съели. Оставил только первый — мы от него произошли. Поэтому мы с вами тоже весь день на измене, товарищ генерал. И с утра до вечера думаем — чего там, за углом? То? Или это? Вдруг я не то сделаю? Не то скажу? А в промежутках иногда удается перепихнуться. Вот это и есть наша жизнь с точки зрения эволюции. Выживание-то продолжается.
— Ты что-то уже говорил похожее недавно, — нахмурился Капустин. — Только про порнуху…
— Так точно. Это когда вы спросили, почему у японцев члены такие маленькие.
— Ну-ка напомни.
— У них не маленькие. У них, с точки зрения пропорций, как раз самые для человека нормальные. Просто у северных народов длиннее, потому что им в верхнем палеолите надо было еще под два слоя меха подсунуть. Те, у кого короткий был, до наших дней не досунули.
— У тебя получается, — сказал Капустин, — что выживает только тот, кто с длинным членом и на измене.
— В нашем регионе однозначно, товарищ генерал.
Капустин с сомнением покачал головой.
— А что вас удивляет? — спросил референт. — Это Гегель мог про абсолютную идею фантазировать. А у природы своя логика. И свое, если угодно, чувство прекрасного. Вы поглядите на мир, где мы живем. Неужели непонятно, кто в нем сохранится?
— Те, кто на измене?
— Конечно. Они собранней. Алертней. Если человеческий мозг, как унтерофицерская вдова, сам себя порет, он все время начеку.
— Хочешь сказать, политкорректность дает повод для такой порки?
— Да каждые пять секунд. Сейчас стали исследовать ее действие на мозг методом магнитного резонанса — и там много интересного всплыло. Появляется, например, осциллирующий контур, связывающий лимбическую систему с зонами Брока и Вернике, что нетривиально, поскольку…
Ознакомительная версия.
