Не удивительно, что искусственно поднятые, поддерживаемые государством цены на сельскохозяйственные продукты, привели к перепроизводству — это довольно закономерный экономический результат. Рыночная цена любого продукта определяется стоимостью или соотношением спроса и предложения, но если правительство готово платить по ценам выше рыночных, то производители будут поставлять продукции больше, чем потребители захотят купить по такой высокой цене,
Результатом перепроизводства в сельском хозяйстве становится избыток различных продовольственных товаров, начиная от овец и кончая сахарной свеклой. Например, поголовье овец в Великобритании до последней эпидемии ящура достигало 21 млн. овец, т. е. на трех человек приходилась одна овца. В Новой Зеландии недавно полностью отменили финансирование овцеводов, но в стране соотношение овец и людей все равно было больше, чем 1:1. Страны Европейского союза больше не производят масло, общий вес которого превышает, суммарный вес населения Австрии, как это было в начале 1980-х годов, но это лишь потому, что по условиям Общей сельскохозяйственной политики страны начали платить фермерам за то, чтобы они вместо производства слишком большого количества, не производили вообще ничего.
Другими словами, сельское хозяйство, которое составляет 1 % ВВП Великобритании и 3 % — Италии (т. е. не так много) поглощает денежные субсидии, равные 38 % от общего объема своей продукции в Европе. В США, где средние прибыли выше, потому что фермерские хозяйства больше и могут пользоваться преимуществами экономии от масштаба, сельское хозяйство все равно получает субсидии в размере 22 %.
Из чьего кармана выплачиваются эти субсидии? Из нашего, т. е. налогоплательщиков и покупателей продовольствия. По сути, цены на продовольственные товары облагаются 25–35 % налогом именно из-за государственных схем поддержки цен и ограничений импорта. Поясню: без специальной протекционистской политики в отношении сельского хозяйства одна семья платила бы за бакалею не 100 долл., а 75–80 долл.
Так почему же фермеры постоянно жалуются» что они находятся на грани банкротства? И если многие из них действительно испытывают трудности, то, что нужно для того, чтобы поставить этих неудачников на ноги?
Ответ на первый вопрос состоит в том, что сельское хозяйство представляет собой сложный бизнес по одной простой причине: слишком много фермеров. Шахтеры, сталевары и работники судостроительных верфей также прошли через этот мучительный опыт: в последние десятилетия их было слишком много. Кроме того, сельское хозяйство в США и Европейском союзе разделено на большие агробизнесы, которые процветают благодаря экономии от масштаба и огромным субсидиям, и небольшие фермы, которые не могу конкурировать на тех же условиях, несмотря на все субсидии. Крупные фермы не нуждаются в подаяниях, а небольшие фермы они не спасут.
Отрасли приходят в упадок из-за изменений спроса и предложения. С точки зрения предложения изменились сельскохозяйственные технологии, появились новые более интенсивные методы ведения хозяйства и новые более продуктивные сорта культур (генетически измененные: раньше — старым способом гибридизации, а в будущем — с применением высоких технологий). Увеличение продуктивности в сельском хозяйстве означает, что то же количество зерна или свинины или какой-нибудь другой продукции можно будет получить, затратив меньше усилий, меньше земли. Вот почему сейчас на земле в странах ОЭСР работает лишь 1–5 % населения, по сравнению с 25–50 %, — в прошлом веке. Кроме того, технический прогресс и сокращение затрат на перевозки привели к тому, что недорогие товары из других стран могут конкурировать с продукцией местных производителей — если им не мешают торговые ограничения.
С точки зрения спроса следует отметить, что в значительной мере изменились вкусы потребителей. У покупателей по всему миру появились более разнообразные вкусы, они привыкли к тому, что почти все товары доступны круглый год. Немногим понравится идея есть только то, что выращено рядом с домом и в прилегающей местности, как предлагают некоторые защитники окружающей среды. В довоенные годы даже бананы считались экзотической роскошью, а сейчас всевозможные тропические фрукты можно встретить повсюду. Приготовление суши превратилось в мировую отрасль, а модифицированная индийская кухня стала главной в Великобритании, для чего потребовался импорт специй и овощей. Разве кому-нибудь в Великобритании захочется вернуть печально известные национальные блюда из пережаренного мяса и вареной капусты? Или перестать есть бананы и лимоны? Думаю, что нет. Теперь потребители привыкли к более разнообразным продуктам, несмотря на искусственно высокие цены на ввозимые продовольственные товары.
Все эти изменения произошли на фоне слабой либерализации сельскохозяйственной торговли. В странах ОЭСР десятилетиями не смягчались ограничения на импорт сельскохозяйственной продукций. Это было настоящим яблоком раздора для развивающихся стран, которые все упорнее настаивали на том, чтобы либерализация торговли в будущем затронула и сельское хозяйство. Их протесты вынудили участников торговых переговоров, проходивших в рамках саммита ВТО в ноябре 2001 г. в Дохе, Катар, внести в список обсуждаемых вопросов тему о снижении уровня протекционизма. Споры по поводу продовольственной продукции разгораются часто, в особенности между США и Европейским союзом — двумя сторонами, правительства которых больше всех используют политику протекционизма в отношении сельского хозяйства.
Спад в сельском хозяйстве Европы и Северной Америки продолжается так долго из-за того, что в этих странах все еще высоки уровень государственной защиты от импорта и потенциальные объемы внутреннего избыточного производства. Конечно, тому есть политические причины. После Второй мировой войны принцип самообеспеченности продовольствием стал практически аксиомой, по крайней мере для голодавших сразу после 1945 г. европейских государств. Еда, кроме того, занимает важное место в культуре каждой страны. Это может быть вопрос разных вкусов, глубоких религиозных верований или общественных ритуалов. И даже ресторанам McDonald’s приходится приспосабливать свое меню к традициям разных стран.
Во всех странах фермеры являются еще и влиятельной политической силой, продвигающей свои интересы разными методами, начиная с эмоционального шантажа при проведении различных кампаний и кончая сбрасыванием навоза на Елисейских полях. Небольшие объединения и фокус-группы часто являются самыми эффективными лоббистами, особенно если их символом на телевидении становятся симпатичные ягнята или золотые степи. Подобные картины находят отклик в сердцах гораздо лучше, чем седовласый экономист в очках, где-то в облаках стучащий на компьютере. Так они добиваются большего успеха, потому что каждый искренне восхищается тем, как небольшие фермерские хозяйства пытаются сохранить наше сельское наследие, в то же время производя высококачественную еду. Однако это не должно помешать нам понять, что прибыльное индустриальное сельское хозяйство совершенно не нуждается в налоговых поступлениях из нашего кармана.
Более того, государственные субсидии оказывают большое влияние на фермеров, потому что эти преимущества не исчезают с появлением конкурентов. Если бы производители зажимов для бумаг получали государственные субсидии, то в этот бизнес пришло бы много новых компаний, и они сбили бы цены. Но при более или менее постоянном количестве сельскохозяйственных угодий и фермеров, новичков в сельское хозяйство не привлечет даже щедрость налогоплательщиков.
Однако сложно поверить в то, что соответствующая государственная политика так мало изменилась за последние полвека. Рекомендации экономистов по сельскохозяйственной политике 21 века просты, но радикальны. Либерализовать торговлю; отменить абсурдно огромные субсидии; и, если все-таки приходится обеспечивать работников сельского хозяйства, пока они, как и все в стране, не привыкнут к коммерческой действительности, то выплачивать им субсидии с тем, чтобы они делали что-то, что на самом деле необходимо потребителям, например, управляли заповедниками или проводили занятия по гольфу.
