– Но уже слишком поздно, не удастся снять приличные номера в Финиксе. Лучшие места скорее всего забронированы с… с самого сентября.
Она усмехнулась.
– Именно тогда я и оформила заказ. Сразу, как только увидела сумму твоего авторского гонорара. У нас две смежные комнаты, забронированные в отеле «Аризона Балтимор». Меня заверили, лучше «Балтимора» не сыщешь.
Во время полета в Финикс Тодд и Гленн сидели впереди, по очереди меняясь местами у огромного иллюминатора DC‑10, чтобы с благоговейным трепетом взглянуть на величественную и незнакомую панораму, разворачивающуюся под ними. Вдруг над стеганым подголовником появилась озадаченная мордашка Тодда.
– Мам.
Луиза оторвалась от сборника кроссвордов.
– Да, милый.
– Почему я не вижу людей внизу?
– Потому что мы летим очень высоко, почти в семи милях над землей. Даже горы и реки с такой высоты кажутся крошечными.
– А Бог выше, чем мы?
– Намного выше.
– Тогда… как же он слышит наши молитвы и наблюдает за нами?
– Тодд, Бог может все. На то он и Бог.
– Ясно. – Все еще нахмуренное личико исчезло из виду.
Я погладил жену по руке.
– Неплохая попытка объяснить сущее.
Кто бы ни посоветовал Луизе остановиться в «Аризона Балтимор», он не промахнулся. Главное здание в конце длинной извилистой дорожки, обрамленной пальмами и цветочными клумбами, несло на себе отпечаток аристократизма, отличного от нашей менее сумасшедшей эпохи. Однако для гостей были доступны все современные удобства. Почти тридцатиградусная жара тоже стала блаженной переменой после двадцатиградусных морозов и бесконечных снегопадов, которые мы оставили дома.
За стремительные десять дней в Солнечной долине мы получили множество незабываемых впечатлений. Мы. Какое прекрасное слово. Мы совершали покупки в гигантском «Metrocenter» Финикса. Мы поедали огромные, поджаренные на углях бифштексы в патио при «Pinnacle Peak», и воплями подбадривали славных парней, разыгрывающих перестрелку в стиле вестерн в послеобеденные часы. Мы лицезрели первых настоящих ковбоев. Мы запечатлели на фотопленку «Молящегося монаха» на горе Верблюжья Спина. Мы проехались по пустыне на лошадях, сопровождаемые индейским гидом. Мы взобрались на Скво-Пик. Мы воспарили на дилижансе и попивали холодный рутбир[18] в салуне «Золотая красотка» из ковбойского сериала «Роухайд».
Однажды днем, сидя около бассейна и нежась под лучами южного солнца, мы с Тоддом наблюдали, как его старший брат готовился совершить дурацкий прыжок с трамплина. Я наклонился и обнял малыша.
– Ты счастлив?
– Очень!
– Говорят, как встретишь новый год, так его и проведешь. Веришь?
Он как раз вытирал голову большим полотенцем, поэтому ответ прозвучал несколько приглушенно.
– Я-я-я не знаю, пап.
– Что значит, не знаю?
– Пап, теперь ты все время в маяке с этими журналистами. Этот год будет счастливым, если мы снова сможем больше быть вместе. Как сейчас.
– Что ж, сынок, тогда торжественно заявляю, – подняв правую руку, я произнес, изображая судейских. – Если будет на то Божья воля, да пребудет сей 1982 год таким же счастливым для нас, как первый год после переезда в Джеффри.
Тодд нахмурился.
– А почему ты сказал: «Если будет на то Божья воля»?
– По привычке, так говаривал мой отец. Сие означает: если Бог и впредь дарует мне жизнь, мы…
Малыш крепко сжал мою руку.
– Ты что, собираешься умереть?
– Нет, Тодд, конечно же, нет. Просто так говорят.
Внезапно Луиза вскочила на ноги.
– Ну-ка, разгильдяи, одеваемся и собираемся. Примерно через час у нас свидание с обедом. А эти милые официанты в «Оранжерее» не любят, когда их заставляют ждать.
Время промчалось так быстро, что утром в день отъезда в комнатах 212 и 214 наличествовали четыре грустные физиономии. Пока посыльные загружали чемоданы в багажник взятой напрокат машины, я, стоя у стойки, оплатил счет. Выходя, только у дверей спохватился, ключи от комнаты мальчиков до сих пор у меня в кармане. Вернулся, выложил ключи на мраморную столешницу и повернулся, собираясь уйти.
– Мистер Кристофер! – В руках у хорошенькой регистраторши, только что оформившей оплату моего счета, был конверт. – Хорошо, что вы вернулись. Забыла отдать вам письмо. Оно было в вашем ящике.
Я замер, уставившись на коричнево-желтый конверт, на котором синими каллиграфическими буквами было выведено мое имя. Наконец, вскрыл конверт, достал открытку с золотой каймой и прочел:
Чашу радости выпей до дна.
Нет того, кто достойней тебя.
Но морально готов будь теперь.
Время выбора близко, поверь.
На этой открытке, как и предыдущей, стояла подпись: «А. В. Салом». Никто из служащих отеля не смог припомнить, каким образом конверт попал в мой ящик для корреспонденции. Прежде чем выйти под слепящее солнце Финикса, я смял и карточку, и конверт и вышвырнул их в ближайшую медную урну.
БЫЛ КОНЕЦ МАРТА 1982 ГОДА, КОГДА Чарльз Берген в сопровождении Дэвида Коронета, президента «Goliath Books», крупнейшего в мире издательства книг в мягком переплете, неожиданно материализовался у нашего порога. Чарльз, смущаясь, принес извинения за незваный визит, а мы с Луизой по-настоящему обрадовались: наконец-то смогли разглядеть его, поэтому приветствовали, словно блудного сына. Естественно, нам потребовалось некоторое время, чтобы свыкнуться с внешностью моего издателя. Как я уже говорил прежде, из-за вечно охрипшего голоса и устаревших речевых оборотов, он представлялся нам почтенным старцем. Оказалось, ему едва перевалило за тридцать. Передвигался он с изяществом атлета, одет был в обтягивающие джинсы и черную кашемировую куртку. Образ едва ли типичный для издателя.
Зато Дэвид Коронет полностью ему, этому самому образу, соответствовал. Стройная фигура, широкие, несколько покатые плечи, вздернутое испещренное морщинами лицо с квадратной челюстью, обрамленное копной непокорных седых волос. Даже темно-синий костюм в мелкую полоску и грудной баритон являлись, казалось, неотъемлемой частью облика этого легендарного гения книжного мира, который едва ли не в одиночку менее чем за двадцать лет превратил «Goliath Books» в издательского монстра.
После традиционной для большинства посетителей экскурсии по дому и его окрестностям мы, наконец, расположились в маяке. Луиза принесла кофе и булочки и заспешила: ей нужно было встретить из школы Гленна.
Дэвид Коронет откинулся на спинку дивана, расстегнул приталенный пиджак, закинул ногу на ногу и поднял чашку над головой.
