В угасающей индустрии менеджмент должен осуществляться, прежде всего, на основании постоянного, систематического и целенаправленного снижения издержек производства при непрерывном улучшении качества товаров и обслуживания. Другими словами, менеджмент нужно ориентировать на укрепление положения компании в отрасли, а не на рост объемов производства, которого можно достигнуть разве что за счет снижения объемов производства конкурирующими компаниями. Ибо чем ближе угасающая индустрия к своему закату, тем труднее достичь сколько-нибудь значительной дифференциации товаров. Продукты в угасающей индустрии имеют тенденцию превращаться в «товары широкого потребления», как это происходит на наших глазах с легковыми автомобилями (за исключением — пока что — нескольких моделей повышенной комфортности).
В заключение надо сказать, что учреждения, коммерческие и некоммерческие, должны научиться базировать свою стратегию на знании тенденций распределения располагаемого дохода, они должны научиться приспосабливаться к этим тенденциям; в первую очередь это касается любых изменений в распределении доходов. Здесь необходима количественная информация и качественный анализ.
III. Новое определение эффективности
Джеймс Харрингтон (1611–1677), отец английской политической философии, из которой вышли Джон Локк (1632–1704), Дэвид Юм (1711–1776) и Эдмунд Бёрк (1729–1797), а также авторы сборника статей «Федералист», в своей книге «Республика Океания» утверждал, что «власть следует за собственностью». Он доказывал, что стремление английских сквайров получить часть собственности, которой прежде владела исключительно аристократия, послужило причиной Английской революции в 40-х годах XV века, свержения абсолютистского правительства и замены его парламентской системой новых собственников — мелкопоместных дворян. На протяжении последних пятидесяти лет из-за изменений в демографической ситуации во всех развитых странах происходило перераспределение собственности. Теперь мы наблюдаем результат этого процесса в виде перераспределения власти. Два явления — возникновение многочисленного (и, безусловно, богатого) класса работников интеллектуального труда и увеличение продолжительности жизни — привели к возникновению таких институтов, как пенсионные фонды и фонды взаимного страхования. Сегодня именно они стали в современном развитом обществе законными «владельцами» ключевого вида собственности — корпораций, находящихся в общественном владении. Этот процесс начался в США (впервые он был описан в моей книге «The Unseen Revolution» («Незамеченная революция»), вышедшей в 1975 году и переизданной в 1993 году под названием «The Pension Fund Revolution» («Революция в пенсионных фондах»)). В результате получилось так, что в США учреждения, представляющие будущих пенсионеров, владеют сегодня 40 процентами всех американских зарегистрированных корпораций и более чем 60 процентами крупных корпораций. Примерно такая же картина наблюдается в Великобритании. Будущие пенсионеры постепенно «прибирают к рукам» корпорации и во всех остальных развитых странах — в Германии, Франции, Японии и т. д. При таком изменении владения собственностью неизбежны и изменения во власти.
Именно эта концепция лежит в основе ведущихся ныне в США дебатов об управлении корпорациями, которые сводятся в основном к спору о том, в чьих интересах должна осуществляться деятельность компаний. Эта концепция объясняет резкий сдвиг к доминированию «интересов вкладчиков». Аналогичные дискуссии начинаются и во всех других развитых странах.
До сих пор нет ни одной страны, которая исходила бы из представления о том, что бизнес, в особенности крупный, должен работать главным образом — и даже исключительно — на индивидуальных вкладчиков. В США с 1920 года доминировала, хотя и неявно, теория, которая утверждала, что предпринимательская деятельность должна осуществляться исходя из баланса интересов — потребителей, работников, вкладчиков и др., что на деле означало: бизнес работает «сам на себя».
В Великобритании наблюдалось примерно такое же положение. В Японии, Германии и странах Скандинавии деятельность крупных предприятий рассматривалась — и рассматривается сегодня — как направленная в первую очередь на создание и поддержание социальной гармонии. На деле это означает, что предприятия должны работать в интересах работников физического труда.
Эти традиционные взгляды сегодня полностью устарели. Но и зарождающаяся американская теория о том, что бизнес должен работать исключительно в сиюминутных интересах вкладчиков, тоже не слишком убедительна и, безусловно, требует пересмотра.
Будущее экономическое положение огромного количества людей, причем людей, которые со всеми на то основаниями рассчитывают прожить очень и очень долго, все сильнее зависит от их экономических инвестиций, то есть от инвестирования доходов, которые они получают как собственники. Поэтому значение, придаваемое эффективности деятельности компаний как элементу, который приносит наибольшую прибыль вкладчикам, в будущем только возрастет. Сегодняшние доходы, будь то зарплата или рыночные цены акций, не так важны для вкладчиков. Их больше интересуют прибыль, которую они получат через 20–30 лет. В то же самое время (и об этом пойдет отдельный разговор в главе 5, посвященной производительности работников умственного труда) компании должны будут прилагать все усилия для удовлетворения интересов своих высокообразованных специалистов. По меньшей мере бизнесу придется научиться ставить интересы работников интеллектуального труда достаточно высоко, чтобы суметь привлечь и удержать этих столь необходимых компаниям специалистов; в компаниях также необходимо создавать такие условия, чтобы специалисты работали с максимальной эффективностью.
В целом можно сказать, что сегодня типичная немецкая или японская компания трудится ради работника физического труда. Исходя из вышесказанного можно также предположить, что работник физического труда будет постепенно терять свое значение для компании — и одновременно с этим снизится традиционное значение «социальной гармонии» как цели деятельности коммерческого предприятия, в особенности крупного.
Поэтому сегодняшние дебаты относительно управления корпорациями не более чем пробный камень. Мы должны по-новому определить «эффективность» данного предприятия, в особенности крупного и находящегося в общественной собственности. Нам предстоит научиться уравновешивать ближайшие задачи, а именно это имеется в виду, когда речь идет о «повышении биржевой стоимости акции», с долгосрочными целями выживания и процветания предприятия. Ведь мы имеем дело с совершенно новым явлением — новым даже с чисто финансовой точки зрения: необходимостью для предприятия выжить на протяжении ближайших 30–40 лет — другими словами, до того времени, когда нынешние инвесторы достигнут пенсионного возраста. Это прекрасная цель, но пока утопическая. Средняя продолжительность жизни коммерческого предприятия, по крайней мере периода его процветания, в прежние годы никогда не превышала 30 лет. Поэтому нам предстоит выработать новые концепции «эффективности» и «производительности» предприятия, научиться измерять эти показатели и т. д. Но в то же время эффективность и производительность не должны выражаться в финансовых показателях, иначе они не будут иметь смысла для работников умственного труда и не получат их поддержки. А эффективность в «нефинансовом» смысле этого слова — это потребительская ценность.
