Фуггеру план понравился, ведь победа казалась практически неизбежной. Разве этакая объединенная сила способна потерпеть поражение? Именно тогда он выделил Максимилиану свой крупнейший кредит – согласился ссудить императору 300000 флоринов, чего было достаточно для годовой оплаты труда 25000 сельских работников. Взамен Фуггер хотел получить продление контракта на добычу металла в Тироле на несколько лет. Все сделки Фуггера были так или иначе рискованными, но эта представлялась откровенно сумасбродной. Ведь с Максимилианом в битве может случиться что угодно, и кто знает, какие испытания уготовила императору судьба? Не менее опасным для Фуггера был тот факт, что императорский кредит оставлял его самого с минимальным запасом наличности. Если какой-либо крупный вкладчик вдруг пожелает забрать из банка свои деньги, это будет катастрофой. Фуггеру придется продать свои владения, бургундские драгоценности и дворец, чтобы набрать необходимую сумму. Если же все закончится совсем печально, ему, как и его двоюродному брату Лукасу, будет грозить банкротство, и, возможно, придется бежать с позором в деревню, откуда некогда пришел в Аугсбург его дед. Глядишь, один из племянников, подобно сыну Лукаса, тоже нападет на него с ножом…
Благодаря отделениям фирмы в Антверпене и Лионе Фуггер обрабатывал денежные переводы из Франции с такой скоростью, что за ним закрепилась репутация финансового чудотворца. Словом, все было готово к тому, чтобы сокрушить Венецию. Республика понимала, что она не в состоянии сражаться с четырьмя противниками одновременно, и потому незамедлительно уступила спорные территории на юге папе с Фердинандом, сосредоточившись на противостоянии Максимилиану и французам. Последние разгромили венецианцев под Миланом и взяли город. Максимилиан тоже покорил все земли, на которые претендовал. Венеция спаслась, использовав аналог «ядерного удара» шестнадцатого столетия – она пригрозила призвать в Италию турок и позволить тем вдоволь порезвиться. Этого никто не хотел. Когда мир был восстановлен, французы, как и предсказывала Маргарита, потеряли интерес к Максимилиану и не сделали ничего, чтобы помочь ему добраться до Рима. Лишившись поддержки Франции, Максимилиан вынужден был оставить Падую и все прочие завоеванные венецианские города, за исключением Вероны. А долг Фуггеру рано или поздно следовало выплатить.
Стоит упомянуть и еще об одной стороне случившегося. Накануне войны императорский суд, учрежденный Максимилианом во имя реформ, наложил бойкот на торговлю с Венецией. Советник императора успел предупредить Фуггера об этом бойкоте буквально в последнюю минуту. Фуггер ухитрился распродать серебро со своих венецианских складов, прежде чем Венеция попыталась его присвоить. Вместо денег он принял в оплату бриллианты, что для него было равнозначно. Заодно с остальными коммерсантами Аугсбурга он позднее лоббировал отмену бойкота. Вследствие особых отношений Фуггера с императором Якоб одним из первых немецких купцов возобновил торговлю с республикой.
Когда война с Венецией близилась к завершению, Фуггер получил тревожные новости: скончался кардинал Мельхиор фон Мекау. Этот человек был крупнейшим вкладчиком Фуггера. Он хранил в банке Фуггера 200000 флоринов, и теперь, с учетом процентов, Якобу предстояло возместить наследникам Мекау 300000 флоринов. Беда была в том, что такой суммой Фуггер не располагал.
Фон Мекау происходил из знатной семьи, проживавшей в саксонском городе Майссен. После учебы в Лейпциге и Болонье он стал священником и внес установленную плату, чтобы сделаться епископом Бриксена – ныне это Брессаноне в итальянской части Тироля. Несмотря на сан, он не брезговал светскими обязанностями – Максимилиан был слишком занят, чтобы управлять Тиролем, и передоверил это занятие фон Мекау.
Подобно Швацу, в Бриксене имелись серебряные копи. Тамошняя добыча не шла ни в какое сравнение с добычей Шваца, однако месторождение было довольно богатым. Владела этим месторождением епархия, а это означало, что фактически копи принадлежали самому Мекау. Будучи епископом, он мог продавать серебро и, пожелай обмануть прихожан, вносить вырученные средства на собственный банковский счет. Именно так он и поступал. У него было два лицевых счета – один в Венеции, а другой в Нюрнберге. После знакомства с Фуггером он перевел свои деньги в банк последнего, выяснив, какие тот предлагает проценты и насколько ловко управляет деньгами.
Они с Фуггером сблизились и практиковали обмен услугами. Незадолго до смерти папы Александра VI – за двое предстоятелей до Юлия II – в 1503 году этот понтифик возвысил ряд епископов до кардинальского сана. Фон Мекау оказался единственным немцем, удостоенным повышения. Его кандидатуру утвердили после того, как агент Фуггера в Риме Иоганнес Цинк (подробнее о нем чуть ниже) дал папе взятку в размере 20000 флоринов. Со своей стороны, фон Мекау регулярно расхваливал Фуггера в Риме и убедил нескольких сановников церкви последовать своему примеру и стать вкладчиками банка Фуггера. Также фон Мекау заступался за аугсбургского банкира. В разгар памятного инцидента несколькими годами ранее, когда Максимилиан разгневался на Фуггера и вознамерился отобрать у Якоба Фуггерау, фон Мекау приложил немало усилий к тому, чтобы император смягчился. Фуггер в известной степени стал зависимым от фон Мекау. Он одалживался у епископа всякий раз, когда ему срочно требовались деньги. Отношения с фон Мекау вдобавок выделяли Фуггера среди череды местных банкиров. Никто из конкурентов не имел столь богатого и важного покровителя, как фон Мекау.
Смерть епископа спровоцировала охоту за наследством. Советники и помощники знали, что копи приносят изрядную прибыль, но деньги исчезают, прежде чем кто-либо успеет их заметить. Но ведь они должны где-то быть! Через два дня после смерти фон Мекау монахи, разбиравшие вещи покойного в епископском дворце Бриксена, нашли вексель. Из документа следовало, что, вместе с процентами, фон Мекау хранил 300000 флоринов в банке Фуггера. Сумма потрясала воображение.
Еще монахи обнаружили завещание. Фон Мекау распорядился передать свое имущество братству Святой Души, церковному ордену в Риме, в котором он состоял. Точные суммы в завещании не указывались, но монахам вполне хватило векселя. Братство потребовало от Фуггера немедленной выплаты 300000 флоринов. По соседству, в Ватикане, папа Юлий услышал об этом требовании и выдвинул встречное предложение: Фуггер должен отдать деньги Святому Престолу. С точки зрения Юлия, завещание не имело силы по церковным законам. Все, принадлежащее кардиналу, принадлежало церкви, а Юлий, как папа, олицетворял церковь.
Фуггеру предстояло выбирать из немногих вариантов. Он мог попытаться собрать деньги и заплатить папе из средств прочих вкладчиков. Но это грозило еще более серьезными долговыми обязательствами. Также он мог продать свои активы. Но на это было необходимо время. А если продавать по бросовым ценам, пойдут слухи, что у него неприятности. Допустить подобные слухи все равно что совершить самоубийство. Они вызовут панику, другие вкладчики сразу же начнут требовать возврата своих средств. С ним будет покончено. Даже если найдется возможность заплатить Юлию, денег на то, чтобы рассчитаться со всеми вкладчиками одномоментно, взять негде. Фуггера ожидал крах. Снова перед его взором замаячил призрак долговой тюрьмы.
Фуггер утверждал, что никогда не изнывал от беспокойства. «Когда я ложусь в постель, – сказал он однажды, – ничто не мешает мне засыпать. Вместе с одеждой я сбрасываю все дневные заботы и треволнения». Кризис имени фон Мекау не заставил его изменить своим привычкам. Сознавая, что доверие к банкирам легко разрушить, он продолжал вести дела, как обычно, давал ссуды конкурентам и демонстрировал иные признаки финансового здоровья. Именно в те дни он предпринял «дарительный» выезд в Шмихен. У него были деньги – во всяком случае, он хотел, чтобы окружающие так думали.
Но невозможно притворяться бесконечно. Время поджимало, варианты виделись один хуже другого, поэтому Фуггер обратился к своему человеку в Риме, Иоганнесу Цинку, зная, что тот способен все уладить. Подобно самому Фуггеру, Цинк родился в Аугсбурге. Он зарабатывал на жизнь, перебирая бумаги в монастыре, когда Фуггер нанял его в 1501 году и поручил вести дела в Риме. Цинк справлялся великолепно, однако методы, которыми он добивался успеха, оставили несмываемое пятно на репутации Фуггера и превратили Якоба в очевидную мишень для социальных реформаторов, в том числе для Мартина Лютера. Фуггер многие годы пытался ликвидировать итальянскую монополию на банковский сектор Ватикана, но преуспел, лишь когда появился Цинк. Этот агент прибегнул к подходу, принципиально отличному от подхода его предшественников. Он перестал рассуждать о финансовых выгодах и превосходном сервисе. Вместо этого он расположил к себе ватиканских чиновников посредством взяток и подарков. Причем сумел проникнуть на самый верх, инвестируя в папские избирательные кампании и выполняя грязную работу (например, выбивая долги для фон Мекау). Фуггер сделался ведущим банкиром Ватикана всего через несколько лет после прибытия Цинка в Рим. Это не случайность: Цинк посодействовал.
