Права и титулы могут быть наследственными, но это не превращает их в частную собственность. Мы склонны к тому, чтобы считать частную собственность чем-то очень конкретным; в действительности же все наоборот. Разделение взаимоотношений на права и обязанности уже является абстракцией; в конкретной форме такое разделение подразумевает и то и другое. Концепция частной собственности идет даже дальше; она подразумевает абсолютное владение безо всяких обязанностей. И в этом качестве она противоположна принципам органического общества, где каждое владение влечет за собой соответствующие обязанности. Более того, частное владение средствами производства не приемлемо в органическом обществе, поскольку это позволило бы накапливать капитал и тем самым вводить потенциальный источник изменений. Общественное владение, наоборот, гарантирует отсутствие источника изменений, поскольку каждый раз, когда человек вкладывает свои время и энергию, он несет все издержки, но получает лишь малую часть выгод. Нет ничего удивительного в том, что захват общинных земель ознаменовал собой начало современного сельского хозяйства.
Органическое общество также не признает права как абстрактного принципа. Право существует только в виде набора конкретных прав и обязанностей. Тем не менее исполнение закона включает определенного рода обобщения. За исключением обществ столь неизменных, что они могут считаться мертвыми, каждый случай несколькими деталями все же отличается от предыдущего, и прецедент необходимо обобщить, чтобы сделать применимым. Поскольку в таких обществах нет опоры на абстрактные принципы, оно всецело зависит от того, как конкретный судья выполняет свою задачу. Существует по крайней мере вероятность того, что новое решение будет конфликтовать с предыдущим. К счастью, это не обязательно должно вызывать сложности, поскольку новое решение само по себе немедленно становится прецедентом, которым уже можно руководствоваться при принятии дальнейших решений.
В результате такого процесса возникает так называемое общее право в противоположность законодательным актам. Оно основано на невысказанном предположении, согласно которому принятые в прошлом решения могут применяться бесконечно. Строго говоря, это предположение ложно, но оно настолько полезно, что может существовать в течение длительного времени после того, как общество перестает быть органическим. Эффективное применение права требует, чтобы правила были известны заранее. Принимая во внимание несовершенство человеческого знания, законодательство не может предвидеть все возможные случаи, и прецеденты необходимы для дополнений законодательных актов. Общее право может функционировать вместе с законодательными актами, поскольку, невзирая на лежащее в его основе предположение об отсутствии изменений, оно может незаметно приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам. По той же самой причине органическое общество не может пережить кодификации своих законов, поскольку они потеряли бы свою гибкость. После кодификации изменений видимость отсутствия изменений уже не может поддерживаться, и органическое общество распадается. К счастью, потребность в кодификации законов, составлении контрактов или записи традиций каким-либо постоянным способом не является столь насущной, пока традиции не угрожают возможности.
Единство органического общества означает, что его члены не имеют выбора и могут лишь принадлежать ему. Дело идет еще дальше. Это подразумевает, что единственное желание членов такого общества состоит в том, чтобы принадлежать этому обществу, поскольку их интересы и интересы общества идентичны: они отождествляют себя с обществом. Единство – не принцип, провозглашенный властями, а факт, принимаемый всеми участниками. Никаких значительных жертв не приносится. Место человека в обществе может быть ничтожным или тягостным, но это-его единственно возможное место; без него у человека вообще нет места в мире.
Тем не менее всегда находятся люди, не подчиняющиеся доминирующему способу мышления. То, каким образом общество поступает с такими людьми, является лучшим способом проверки его гибкости. Репрессии, как правило, не дают результатов, поскольку провоцируют конфликты и могут вызвать развитие других способов мышления. Терпимость в сочетании с недоверием является, вероятно, наиболее эффективным методом. Эксцентричность и сумасшествие во всем их разнообразии могут быть особенно полезны в отношениях с людьми, мыслящими не так, как все, и примитивные общества отличаются чрезвычайной терпимостью к душевнобольным.
Только значительное ослабление традиционных связей позволит людям серьезно изменять свое положение в обществе благодаря собственным усилиям, и тогда они перестают связывать свои интересы с интересами социального целого. Когда это происходит, единство органического общества распадается и каждый стремится следовать собственным интересам. Традиционные взаимоотношения могут сохраняться и в этих обстоятельствах, но только с помощью принуждения. Такое общество уже больше не является действительно органическим, оно превращается в общество, которое искусственно сохраняется неизменным как советская система. Различие здесь то же, что и между традиционным и догматическим способами мышления. Для того чтобы подчеркнуть это различие, я буду называть такое положение дел закрытым обществом.
Критический способ мышления.
Абстракции
Пока люди верят в то, что мир является неизменным, они могут счастливо пребывать в убеждении, что их взгляды на мир являются единственно возможными. Традиция, как бы далеко она ни отстояла от реальности, руководит людьми, и мышлению никогда не требуется заходить дальше рассмотрения конкретных ситуаций.
В изменяющемся мире, однако, настоящее не всегда в точности копирует прошлое. Вместо хода событий, фиксированного традицией, люди сталкиваются с бесконечным спектром возможностей. Для внесения некоторого порядка во вселенную, которая иначе была бы абсолютно непонятной, они вынуждены прибегать к упрощениям, обобщениям, абстракциям, причинно-следственным законам и иного рода мыслительным инструментам.
Процесс мышления не только помогает разрешать проблемы; он создает собственные проблемы. Абстракции делают реальность открытой различным интерпретациям. Поскольку они являются лишь аспектами реальности, какая-то одна интерпретация не исключает остальных. Каждая ситуация имеет столько аспектов, сколько в ней может найти наш разум. Если бы этот признак абстрактного мышления полностью понимался, абстракции вызывали бы меньше трудностей. Люди сознавали бы, что они имеют дело с упрощенным образом ситуации, а не с самой ситуацией как таковой. Но даже если бы все в совершенстве понимали проблемы современной философии лингвистики, проблемы все равно бы не исчезли, поскольку абстракции играют двойную роль. По отношению к предметам, которые они описывают, они представляют различные аспекты реальности как не имеющие конкретного существования сами по себе. Например, основной закон тяготения не заставляет яблоки падать на землю, а лишь объясняет, какие силы вызывают это падение. Однако по отношению к людям, которые их используют, абстракции в значительной степени являются частью реальности: влияя на отношения и действия людей, они оказывают значительное влияние и на события. Например, открытие закона тяготения изменило поведение людей. Поскольку люди думают о собственной ситуации, обе роли действуют одновременно, и ситуация становится рефлексивной. Вместо четкого разграничения между мышлением и реальностью, бесконечное разнообразие изменяющегося мира усложняется бесконечным множеством интерпретаций, которое может порождать абстрактное мышление.
