Расходы бюджета – это что-то вроде еще одного налога на производство. У правительства есть деньги на эти траты, потому что оно собирает налоги или занимает средства у частного сектора, снижая уровень капитала, доступного для инвестиций, в результате чего страдают те, кому эти инвестиции нужны. Расходы государственного бюджета представляют собой растрату ограниченных средств, которые можно было бы вложить в будущий Microsoft или Apple, в компании, которые развивают ультрасовременные технологии. Но эти средства растрачиваются политиками.
Увы, правительство часто впустую тратит деньги, которые черпает из частного сектора. Это долгая и печальная история, которую можно проследить еще со времен Великой депрессии в 1930-е гг., когда нелепая фантазия, что правительство якобы способно тратить общественные деньги на благо общества, стала господствующей точкой зрения.
Сегодня Артурдейл – практически забытый городок в Западной Вирджинии, а в 1930-е гг. он был площадкой амбициозных экспериментов правительства. Он был построен в 1933–34 гг. как одно из новых поселений, предусмотренных Федеральным законом о фермах и участках, и стал частью проекта Элеоноры Рузвельт, помогавшей безработным осесть на земле и заняться сельским хозяйством и ремеслами» {37}.
Супруга президента Франклина Рузвельта открыла для себя эту местность в 1933 г. В книге «Возвращение к земле» (Back to the Land) С. Дж. Малони пишет, что, увидев в какой нищете жили в этом краю, Элеонора «потребовала от мужа сделать что-нибудь для этих людей. Так в Западной Вирджинии было построено поселение Артурдейл, которое поддерживал президент» {38}.
Попытка заселить «деревню Элеоноры» в конце концов с треском провалилась, чего и следует ожидать от любого правительственного проекта, но, по крайней мере, это дает нам возможность сделать несколько важных выводов насчет правительственных расходов. Один из них заключается в том, что все это – пустая трата денег. Частные застройщики строят дома для того, чтобы продать их дороже, чем они потратили на их возведение. Но в Артурдейле, где дома строились федеральным правительством в среднем за $16 600, а продавались по цене от $750 до $1249 {39}, рыночные принципы не действовали. Вот что происходит, когда те, кто распределяет капитал, не сталкиваются с дисциплинирующим воздействием рынка. Частные финансовые учреждения, как правило, не терпят вопиющей растраты своих средств; и если бы дома в Артурдейле строила частная строительная компания, она быстро забрала бы свои деньги.
Перерасход средств в Артурдейле наглядно показывает, как ведет себя правительство, на которое не воздействуют законы рыночной экономики. Я говорю это не для того, чтобы лишний раз пнуть чиновников, а для того, чтобы заметить: правительство не обязано угождать частным инвесторам. У него есть бездонный колодец в виде средств налогоплательщиков, из которого можно бесконечно черпать и черпать всякий раз, когда заканчиваются деньги.
Все правительственные программы – это разбазаривание средств не потому, что все политики и чиновники – воры, дураки или то и другое одновременно. Проблема в том, что финансирование государственных программ не зависит от их эффективности. Предприятия, которыми плохо управляют, вылетают в трубу каждый день. А сколько правительственных программ в год закрывает Конгресс? Можно ли представить, что политики, распределяющие финансы на эти проекты, будут более успешными, чем частные инвесторы? Ответ очевиден: разумеется, нет. Денежные стимулы играют огромную роль, но администраторы правительственных программ, пользуясь бесконечным финансированием, не чувствуют никакой потребности подстраиваться под реалии рынка. В результате все неизбежно заканчивается бессмысленной тратой денег.
В ответ на жалобы о «разорительных правительственных расходах» (кстати, этот оборот является образцом тавтологии) иногда приходится слышать, что правительство должно инвестировать даже тогда, когда на это не решится ни один частный инвестор. Точнее, правительство должно играть роль венчурного капиталиста в проектах, которые кажутся слишком рискованными даже самым смелым из инвесторов. Казалось бы, звучит правдоподобно, однако этот аргумент не выдерживает множества содержащихся в нем противоречий. Несмотря на то, что государственные зарплаты в последнее время превысили некоторые зарплаты в частном секторе {40}, успешные инвесторы остаются одними из самых богатых людей в мире. Первым среди них считается Уоррен Баффетт, однако при внимательном изучении списка Forbes 400, становится ясно, что на место лидера есть много претендентов. Чистая стоимость – это рыночный сигнал, который говорит нам, что самые проницательные инвесторы не будут трудиться ради относительно маленьких зарплат, предлагаемых федеральным правительством.
Представление о том, что частным инвесторам не хватает смелости вложить капитал в рискованные новые идеи, опровергается самой историей. Представьте себе эпоху, когда появились первые автомобили. Инвестировать в такое хитроумное и непривычное изобретение было серьезным риском. Тем не менее, на заре автомобильной эры в США появилось более 2000 автомобильных компаний. Только 1 % из них удалось удержаться на плаву {41}.
Долгое время банкротство ранее успешных компаний было обычным делом в сфере компьютеров и новых технологий. Однако объем инвестиций в Кремниевую долину продолжает расти. Сторонники государственного инвестирования хотели бы заставить нас поверить, что инвесторы никогда не связываются с такими рискованными предприятиями, но факт остается фактом: чем больше риск, тем больше выигрыш. Смелых инвесторов в той или иной степени привлекают сами рискованные возможности инвестирования именно потому, что возможная прибыль велика.
Однако государственные чиновники – специалисты не только по растрате ограниченного капитала. Среди них много еще и таких, кто совершенно не способен заставить капитал работать на успешную идею. В частном бизнесе на хороших идеях зарабатывают миллиарды. Тем, кого это так и не убедило, советую прочитать заслуживающую пристального внимания книгу Роберта Бартли [20] «Семь тучных лет», в которой он предлагает читателям «расставить по порядку: кто с наибольшей вероятностью получит капитал, выделенный из государственного бюджета на промышленность:
А) юный Стив Джобс с друзьями, собирающий первые компьютеры в гараже,
Б) IBM,
В) компания из округа наиболее влиятельного конгрессмена» {42}.
Ответ на вопрос Бартли очевиден и показывает, почему рассуждения политиков о государственном «инвестировании» следует воспринимать скептически. Это типичный пример «следования за деньгами», ведь чиновники выбирают консервативные пути, не умея увлекаться новаторскими идеями. Стив Джобс, как известно, был исключен из колледжа и основал компанию Apple у себя в гараже. Сегодня Apple – символ американских инновационных технологий, но гаражные стартапы уже из-за одного своего «несерьезного» статуса определенно не попадут в число компаний, на которые обратят внимание правительственные чиновники. Они скорее вложат деньги в Solyndra, обанкротившуюся компанию по производству солнечных батарей, которая получила от Министерства энергетики США скандальный заем на $535 млн (налогоплательщики стерпят все). Самым крупным частным акционером компании был Джордж Кайзер, видный спонсор избирательных программ президента Обамы и Демократической партии {43}.
Эти соображения играют большую роль в дискуссиях по поводу экономического роста, ведь доллар – это всегда доллар. «Видимая часть» таких проектов, как Артурдейл, Solyndra и любое другое государственное «инвестирование», – это средства, изъятые у общества на убыточное строительство домов, убыточное производство солнечных панелей и т. д. без учета стоимости проекта и прибыли в результате инвестирования. Есть и «невидимая часть» – то, что могли бы сделать думающие о прибыли предприниматели с этими капиталами, которые растратило правительство. Могли, но по независящим от них причинам не сделали.
