В прошлом году моя студентка и ее парень (тоже наш студент, но из других мест) сделали все возможное и невозможное, чтобы наловить там лягушек. Увы, их выборка сплошь состояла из озерных лягушек - представителей родительского вида. Я настаивал, что гибриды там должны быть, и в этом году мы поехали под Славянск ударной группой. Наш водитель защитил диссертацию по экологической специфике разных форм лягушек, а как полевик не имеет себе равных. Когда он защищался, мы подсчитали, что в выездах за лягушками он проехал за рулем "Нивы" расстояние, большее периметра Земли. Существенная часть этих поездок была для нас совместной. Неужели мы, вооруженные лодками-фонарями-сапогами-бродовыми костюмами, а главное – опытом, не найдем гибридов?
Ловить лягушек лучше всего в темноте; у нас было две ночи и день между ними. Если бы мы наловили гибридов сразу, на вторую ночь мы бы поехали в соседний район. Увы, в первую ночь нас ожидало глубокое разочарование. Проехать в лес через понтон, видимый даже из космоса, мы не смогли – въезд перекрыт тяжелой бетонной плитой. Мы оставили машину, перешли в щедро политый дождем лес и продирались через тростниковые заросли к лесным озерам. Только озерные лягушки! Собрали небольшую выборку, переночевали у родителей выпускницы и решили сделать еще одну попытку.
С утра в объезд через тридевять земель заехали в излучину с севера, поколесили по мокрому лесу. Лес не исхожен, возможно, из-за соседства со зловещей станцией. Встретили косулю и были поражены ее смелостью: чуть отбежав, она остановилась нас рассмотреть и даже позволила мне вылезти из машины с фотоаппаратом.
Эта косуля остановила нас рядом с тем местом, которое мы искали – недалеко от нерестилища гибридных лягушек
Нашли подходящую старицу. Полезли в нее... - есть! Молодые гибриды. Ловить нелегко, взрослых почти не видели и не поймали. Продолжим ночью.
Пожарили на костре мяса и собрались возвращаться в городок возле станции, где осталась часть вещей и часть дел. За предыдущую ночь я устал, и решил не ехать, а отоспаться в лесу. Мои спутники оставили мне каремат, плащ, остатки мяса с вином и уехали; я лег и заснул.
Хотя я много езжу, в последний раз я спал на открытом воздухе, а не в палатке, в машине или в доме, пару десятилетий назад. Когда-то знакомое ощущение вновь стало непривычным.
Пока я спал, пошел дождь; я накрылся плащом, поспал еще. Дождь кончился. Я встал, поел мяса, запил вином, лег снова и особенно остро ощутил то состояние, которое мне кажется намного более естественным, чем наша повседневная жизнь. Может, так подействовал запах мокрого леса?
Вот я лежу, накрывшись плащом, в островке бора на пригорке посреди лиственного леса, и слушаю птиц. Надо мной надрывается кукушка. Будь примета справедлива, жить бы мне еще лет триста. Эта еще не закончила – к ней присоединилась другая, потом включились третья и четвертая. Сколько же жизней предстоит прожить, поверив кукушкам?
Удивительно, сколько разных звуков можно воспринимать по отдельности! Рядом зудит комар и царапает ногами по плащу какой-то жук. Надо мной – десятки птиц, среди которых выделяются кукушки, иволги, певчие дрозды. Где-то шумит ветер, вдалеке барабанят дятлы.
По шуму порхания и шелесту подстилки я понимаю, что сзади приземлилась какая-то мелкая птица. Синица? Что-то подобрала и взлетела вверх, откуда на меня упало нечто легкое. Мужская шишка сосны.
Где-то над деревьями – посвистывание крыльев: это утки пролетели к воде. Я открываю глаза и из-под края плаща вижу множество живых существ. По краю каремата ползают тли, над ними завис какой-то микроскопический наездник. Дальше – трава с жуками, муравьями, гусеницей пяденицы и пролетевшей журчалкой. За стеной травы мелькнул дрозд. Еще дальше – густой кустарник, через который протопал кто-то тяжелый – там, где мы видели кабанью тропу.
Вокруг меня идут несчетные процессы! Мое внимание разделяется на множество частей, отслеживающих то, что происходит вокруг меня, и я получаю от этого наслаждение. Наши органы чувств и мозг оказываются способны воспринимать все эти несметные движения – неким образом соучаствовать в них. Как это отличается от городского состояния, когда не хватает душевных сил на участие в разнообразной суете. Вот, еще утром (как давно это было!) я обсуждал по телефону очередные требования очередного микроначальничка, который, вместо того, чтобы с чувством собственного достоинства попросить о помощи, сразу начал с угроз тем, кто не выполнит его указаний. А сколько таких дел висит несделанными, а как далеки и нелепы они сейчас...
Городская среда примитивнее, проще. Нет-нет, в городе, конечно, идет не меньшее количество процессов, но они оказываются чужими, не вовлекающими нас. А в последние годы значительная часть нашей среды умещается в скольких-то дюймах монитора и в цепочках двусмысленных символов.
Погруженные в состояние тысячи дел, мы теряем ощущение себя самих. Хотя при этом мы забываем о конечности своей жизни, мы находимся не в состоянии бессмертия, а в беспамятной замороченности. Зато пребывание на природе, как ни сложно это объяснить, для меня тесно связывается с ощущением собственной смертности.
Очень остро я это ощутил пару лет назад. Мне надо было с утра вернуться в город после ночной ловли лягушек в окрестностях нашей биостанции. Один из простых способов таков: спуститься с горы к реке, переплыть ее и дойти до остановки в селе на другом берегу. Там проходят утренние автобусы, везущие жителей области на крупнейший в Восточной Украине вещевой рынок.
Спускаюсь я к Донцу, и вижу реку тумана, которая течет над рекой воды. Разделся, сложил вещи в непромокаемый мешок, поплыл, а от красоты вокруг просто перехватывает дыхание. Как хорошо! Сама собой сложилась в голове такая формулировка: "Какая красота! А умирать все равно придется..."
Не торопитесь крутить пальцем у виска; такой смысловой переход от красоты к осознанию смертности ощущал не я один. Это – Бунин:
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной...
Срок настанет – Господь сына блудного спросит:
"Был ли счастлив ты в жизни земной?"
И то, что я пережил только между дремотой и явью, тоже переживали до меня другие. В лесу легко вспомнилось стихотворение Алексея Константиновича Толстого, забытое в городе. Все приводить не буду, но не повторить хотя бы отрывки не могу. Полностью есть во многих местах, например, тут.
<...>
Не шелестя над головой моей,
В прозрачный мрак деревья улетали;
Сквозной узор их молодых ветвей,
Как легкий дым, терялся в горней дали…
<...>
Но трезв был ум, и чужд ему восторг,
Надежды я не знал, ни опасенья...
Кто ж мощно так от них меня отторг?
Кто отрешил от тягости хотенья?
Со злобой дня души постыдный торг
Стал для меня без смысла и значенья...
<...>
Лови же миг, пока к нему ты чуток, -
Меж сном и бденьем краток промежуток!
"Если я вам скажу, что прыгающий и проказничающий во дворе кот – тот самый, что прыгал и проказничал пятьсот лет назад, вы вольны думать обо мне что угодно, но еще большая нелепость полагать, что это какой-то другой кот" (Артур Шопенгауэр). Если я вам скажу, что переживающий в полусне среди весеннего леса возвращение к действительности человек – тот самый, что...
Встал, подошел к кострищу. Угли превратились в белый пепел. Сложил горку из мокрых веток. Вначале они задымились, потом перестали. Раздувать огонь неохота. И вдруг прогревшиеся (и оттого переставшие дымиться) ветки одномоментно вспыхивают по всей поверхности!
Почему нам так нравится смотреть на огонь, "кормить" его? Многие тысячи поколений выживание наших предков было связано с их умением находить, сохранять и поддерживать огонь, и в нас вшит врожденный интерес к горящему костру.
Какое все-таки вкусное мясо получилось! Употребление приготовленного на огне мяса немало способствовало прогрессу в эволюции нашего вида. Возраст этой адаптации – более двух миллионов лет. Конечно, веди я естественный образ жизни, ел бы я сейчас не привезенную издалека свинину, а ту косулю, что встречала нас, или тех кабанов, что ходят по тропе рядом. Сейчас меня радует, что я не должен вынашивать способы их убиения.
Почувствовал какое-то движение на своей коже. На ощупь подцепил... да, клещ; искал, где впиться. Недавно я прочел объяснение, в правильность которого сразу поверил. В нем уменьшение нашего волосяного покрова связывалось не только с приспособлением к сбросу тепла при испарении пота (я писал об этот тут). Выясняется, что кожа с редкими некрупными волосками оптимальна для осязательной локализации кожных паразитов. Будь мы полностью безволосыми или, наоборот, покрытыми густой шерстью, почувствовать осторожно пробирающегося по коже клеща было бы труднее.
...А потом начало смеркаться и приехали мои спутники. Мы облазили все берега, спустили на воду лодку, и наловили то, что хотели. В очередной раз удивились тому, как хорошо сегрегированы разные формы лягушек. В мелководном лесном закутке водоема – сплошь гибриды, а в более широкой его части, выходящей одним берегом на открытое пространство – только озерные лягушки. Думаю, что в этом месте для воспроизводства гибридов, в отличие от описанного в прошлой колонке случая, скрещивания с родительским видом не нужны.
