Нет. Кинопулемёты на избирательных участках – это предвестник Нового Времени. Нынешние выборы пройдут и забудутся. А кинопулемёты на избирательных участках останутся. Сменится общественная парадигма, и вместо выборов тайных нас ждут выборы кинопулемётные. Под прицелом объективов. Правильно голосуешь, с энтузиазмом в глазах, с уверенностью в жестах – иди с миром. Крепи трудом могущество лендлорда, плодись в указанных пределах. Живи.
Но если голосовал неправильно… Кинопулемёт можно сопрячь с пулемётом обыкновенным. Или чем-нибудь ещё. Лиловая вспышка, и от сущеглупого избирателя остаётся горсть минеральных солей, необходимых общественным огородам. Хотя, возможно, его отправят на перевоспитание без права пользования интернетом и Общественным Огородом. Пусть помучается в назидание другим. А выживет – что ж, стране живучие пригодятся. И очень скоро.
К оглавлению
Дмитрий Вибе: Ради красного словца
Дмитрий Вибе
Опубликовано 03 февраля 2012 года
Я пишу не о профессиональных писателях, афористах, философах. Фантазия, безудержный полёт мысли — основа работы инженеров человеческих душ. Все это знают и изречения творческих людей воспринимают соответственно: как изящное миниатюрное произведение искусства, а не как руководство к действию. Все мы знаем, что в человеке всё должно быть прекрасно (© Чехов), но в реальной жизни, честно говоря, нет-нет да и допускаем для себя некоторые послабления. Все мы помним, что существует три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика (© Марк Твен?), но это не отвращает нас от использования статистических данных.
Иное дело — люди науки, особенно физики. Их труд — познание Вселенной, а не жонглирование словами. Кажется, что если уж Эйнштейн что-то сказал, то его должно было сподвигнуть на это никак не желание покрасоваться перед публикой, а долгое и тщательное обдумывание. Но на самом деле добыча радия — та же поэзия, научная работа — то же творчество, тот же полёт фантазии. Который настолько размашист, что редко ограничивается одной наукой: богатейший физический фольклор включает в себя песни, поэмы, рассказы, пьесы... И, естественно, афоризмы. При этом физику бывает мало сказать что-то простое типа «Добродетелью украшайтесь» (ранний вариант чеховского афоризма про то, что всё должно быть прекрасно). Он должен выдать что-то с подвыподвертом, с фигой в кармане, с самоиздёвкой. Окружающие, увы, по-видимому, не ожидают от сухого учёного такой завёрнутости мысли и иногда воспринимают его слова как искреннее и буквальное убеждение.
"Все знают, что это невозможно. Но вот приходит невежда, которому это неизвестно, — он-то и делает открытие". Говорят, что это сказал Эйнштейн. Трудно сказать, зачем он это сделал. Но я сомневаюсь, что он имел в виду прославить невежество в качестве движущей силы открытия. По всей видимости, подразумевалось лишь, что уверенность в невозможности или недостижимости чего-то выставляет внутренний блок, который не даёт не только попробовать препятствие на прочность, но и просто подойти к нему. И, поскольку речь идёт конкретно о невежде, понятно, что эта самая блокирующая уверенность возникает не сама по себе, а в процессе «ликвидации неграмотности», то бишь чтения учебников.
Умом я это всё понимаю и даже могу логически объяснить. Но что-то не приходят в голову примеры реальных открытий, сделанных невеждами, именно потому, что они невежды. Между тем многочисленные создатели самодельных физических «теорий» считают собственную безграмотность решающим преимуществом, воспринимая высказывание Эйнштейна в буквальном смысле и в явном виде используя его в качестве оправдания. Что вы мне тычете в нос книгой? Даже ваш Эйнштейн сказал, что открытия совершаются невеждами, а не знатоками учебников с закостенелыми мозгами!
Астрономия дарит человечеству гораздо больше красивых картинок, чем прочие науки. Причём это не просто искусно подобранное сочетание разноцветных пятен, а сама наша Вселенная — миллиарды миров, чудовищные размеры и расстояния. Это потрясает и стимулирует придумывание объяснений. Что там учёные копаются со спиральным узором галактик? Это же совершенно очевидные выбросы! Что выбросилось, откуда выбросилось, почему выбросилось, правда, неясно.
Эйнштейн (если это был он) не сказал, что воображение заменяет знание. Конечно, прежде чем начать моделировать какую-то ситуацию, её так или иначе прокручиваешь в голове, то есть именно воображаешь. Но потом всё равно требуется более тщательный подход, невозможный без многочисленных знаний. Со мной самим так бывало неоднократно (по мелочи, конечно, ибо далеко не Эйнштейн): воображаешь некоторую задачу, примерно представляешь способ решения, начинаешь считать... И работа в итоге выходит не только с ожидаемым выводом, но и с частицей «не» перед ним. Потому что в исходном «воображариуме» в чём-то ошибся, где-то слишком упростил и — самое главное — чего-то не знал, пока не взялся за проблему как следует.
Ещё одна мудрая мысль (не знаю, кто автор), толкование которой выводит меня из равновесия: ваше исследование ничего не стоит, если вы не можете его объяснить первому встречному (возможны и иные варианты). К нему тоже охотно прибегают любители создавать новые физические теории лопатами и вилами. Квантовую механику объяснить сложно — значит, она ничего не стоит. А моя теория ауры и астральных биоэнергетических полей проста и наглядна. Действительно: чем проще загрузить первого встречного — аурой или дираковским вакуумом?
Но имелось-то в виду другое: всего лишь умение рассказать о своей работе без формул, графиков и прочих спецсредств. Это действительно очень важно: иметь в голове некий образ своей работы, который можно было бы внятно описать, размахивая руками. Но этот образ должен появляться после приобретения знания и в результате приобретения знания, а не до и уж никак не вместо.
Если же воспринять это высказывание в буквальном смысле, получается ерунда. Что значит: объяснить первому встречному? Это должен быть заинтересованный первый встречный, который меня сам спросил, или я должен просветить выхваченного из толпы юношу, спешащего на свидание? Нужно при этом уложиться в пять минут или можно усадить его за парту и пять лет читать лекции?
Нильс Бор, говорят, как-то в запальчивости спросил: «Достаточно ли безумна эта теория, чтобы быть верной?» Это известнейшее утверждение тоже приобрело авторитет заповеди. Чего уж греха таить, профессиональные учёные не всегда вежливо отзываются о творчестве своих самодеятельных коллег и, прочитав очередной опус о неозвёздах и светоносных вихорьках, говорят коротко: «Это бред!» Чем изрядно радуют автора, вполне готового к этому вердикту и даже согласному с ним. Ведь Бор говорил, что верная теория должна быть безумной!
Бывают переломные моменты, когда, что называется, меняется парадигма, меняется язык описания мира. И теория, написанная новым языком, с точки зрения старого языка видится безумной. Но именно теория, а не просто любой безумный текст! Наши представления, конечно, сильно изменились со времен Галилея и Ньютона, но разница между научной теорией и художественным эссе (хотя бы и с применением научных слов) сохранилась. И Бор, говоря о безумии, имел в виду именно сумасшедшую новизну языка, а не генеральное безумие подхода.
Конечно, уместно спросить: а кто я, собственно, такой, чтобы толковать и критиковать высказывания великих людей? Ведь не разъясняли мне ни Бор, ни Эйнштейн, что именно они хотели сказать. Поэтому уточню: я предполагаю, что в этих высказываниях имелось в виду то, о чём я написал. Но на самом деле неважно, что они имели в виду, и неважно, что я об этом предположил. Физические законы работают не потому, что они освящены авторитетом авторов. Они просто работают. Точно так же не должны освящаться авторитетом авторов и изящные внефизические высказывания.
К оглавлению
Голубятня: Мечта меломана
Сергей Голубицкий
Опубликовано 31 января 2012 года
С детства я был одержим наведением порядка в своих музыкальных увлечениях. Поскольку музыка занимала едва ли не самую первую строку в списке главных страстей, я подошел к вопросу обстоятельно: купил специальную толстую тетрадку (96 листов — почему помню точную цифру 32 года спустя?!) за 44 копейки (здесь уже не могу ручаться: может, и 23 коп.) и принялся методично вписывать данные по каждой прослушанной и записанной на бобину (а затем — и на аудиокассету) пластинке: все выходные данные до последней буквы на «сливе» (обложки — sleeve), все тексты лирики (если везло и на внутренних вкладышах «пласта» таковые печатались), даже название группы и альбомы пытался в меру напрочь отсутствующих способностей к живописи имитировать в плане шрифта и цветового решения. В общем, страдал каталогизацией на полную голову.
