— Клушанцев? Понял, сделаю, — кивнул Сергей.
Тихонравов тут же записал на бумажке все данные режиссёра и передал Хрущёву.
— Спасибо, Михаил Клавдиевич, непременно этим вопросом займусь, — ответил Никита Сергеевич. — Алексей Иванович! — окликнул он стоявшего неподалёку Аджубея, — Идите сюда. Тут такое дело, — он коротко передал зятю содержание разговора. — Напомните мне Михайлову потом позвонить. (Николай Александрович Михайлов, министр культуры в 1955—1960 гг.)
— Почему бы не объявить литературный конкурс на лучшее научно—фантастическое произведение об освоении космоса? — предложил Аджубей. — Назначить премии. Только награждать надо не за первые три места, а, скажем, за первые двадцать. Народа талантливого у нас много, пусть пишут. Будет что молодёжи почитать. А чтобы эти произведения быстрее до молодёжи дошли, я могу сделать литературную страничку в «Комсомольской правде». Газета выходит регулярно и большими тиражами, а книги пока ещё издадут, да и тиражи там ограниченные, на всех не хватит.
Опытный газетчик, Алексей Иванович тут же сообразил, как сильно можно будет увеличить тираж «Комсомолки», если регулярно печатать в газете научную фантастику. А тираж для газетчика — смысл жизни и средство к существованию. Понимал это и Хрущёв, поэтому зять-газетчик в его планах занимал далеко не последнее место.
— Молодец, Алексей Иванович, — похвалил Хрущёв. — Так и действуйте. Если Суслов или кто в газете заартачится — скажите, я приказал. Напишите на моё имя записку, я подпишу, и вперёд.
— И ещё, товарищи ракетчики, — сказал Никита Сергеевич. — Работаете вы много и тяжело, себя не жалеете. Времени на своё здоровье у вас не остаётся. Такой режим работы до добра не доводит. А вы нам нужны. Вы все — золотой фонд нашей страны, её самое важное достояние.
— Потому приказываю: всем сотрудникам за месяц перед отпуском проходить медицинское обследование. По результатам обследования будет приниматься решение о необходимом санаторно-курортном лечении. А при необходимости — и о более серьёзном.
Хрущёв хорошо помнил, что в «той истории» Королёв умер в 1966 году. И он со всей серьёзностью собрался этого не допустить. Получится или нет, кто знает? Но знать и не попытаться Никита Сергеевич не мог.
Уже в машине Никита Сергеевич продолжил свой разговор с Устиновым.
— Дмитрий Фёдорович, как думаешь, стоит ли нам сейчас форсировать запуск спутника? — спросил Хрущёв.
Устинова весьма удивил этот вопрос, особенно осторожный тон, которым он был задан. Это было совершенно не похоже на обычно экспрессивного Хрущёва.
— Меня беспокоит то, что мы своим запуском только подстегнём американцев. Своей боеспособной ракеты у нас ещё полтора года не будет, — пояснил Никита Сергеевич, — а у них там и «Атлас», и «Тор» и «Юпитер»… или как там их… Все на подходе.
Устинов задумался.
— Это как посмотреть… Как мне докладывали, дела у них движутся не слишком быстро. Если помнишь, «Тор» они начнут запускать в этом году, и до сентября 57-го ни одного удачного пуска не будет, сплошные взрывы. Первый успешный пуск «Атласа» — декабрь 57-го, до этого — тоже два взрыва. По «Юпитеру» первый, но сразу удачный пуск прототипа — октябрь 57-го, — Устинов называл даты по памяти, чувствовалось, что он не раз перечитывал «документы 2012».
— То есть, я хочу сказать, что в «той истории», когда мы запустили спутник в октябре 57-го, они уже заканчивали работу над своими ракетами, — пояснил Устинов. — А теперь представь, что мы запустим свой спутник, скажем, на год или хотя бы месяцев на 10 пораньше.
— Хочешь сказать, что у них ещё ничего не готово? — понимающе усмехнулся Хрущёв.
— Думаю, да. А начальство с перепугу их к тому же на уши поставит и будет ежедневно капать на мозги, ну там, торопить, — ответил Устинов. — Есть некоторая вероятность, что хотя бы один проект из-за этой спешки, наоборот, задержится. Попробуй-ка работать, когда взбешённое начальство над душой стоит?
— Умно, — усмехнулся Никита Сергеевич. — То есть, ты считаешь, что спутник запускать надо сразу, по готовности?
— В общем, да. Королёва ни в коем случае не торопить, но и не сдерживать, — согласился Устинов. — Пусть отрабатывает свою двухступенчатую, и как только будет готов — запускаем спутник. А там пусть американцы думают: можем ли мы к ним боеголовку забросить, или не можем — спутник-то вон он, над головой бибикает.
Тема фантастической литературы была неожиданно продолжена Иваном Александровичем Серовым. В тот же день, вечером 27 февраля он принёс Хрущёву толстую стопку распечатанных книг.
— Это что, Иван Александрович? — спросил Хрущёв.
— Фантастика.
— Из ноутбука?
— Из смартфона. Там, как оказалось, целый архив книг, написанных, начиная с 1950-х и до 2012 года, — ответил Серов. — Я подумал, что тебе стоит с ними хотя бы кратко ознакомиться, и поддержать некоторых авторов. Особенное внимание обрати на Ивана Ефремова и вот этих двоих... Стругацкие, Аркадий и Борис.
— Почему именно на них?
— Они будущее описывают. Не такое, как получилось «там», а настоящее, правильное. Коммунистическое. Такое, какое мы должны были построить, — пояснил Серов. — У народа должна быть мечта. Нет, не просто мечта — Цель. Но не у каждого достаточно воображения, чтоб ясно, в подробностях, эту цель себе представить. Вот для этого такие книги и нужны.
— Это правильно. А писатели эти... они сейчас уже публиковались? — спросил Хрущёв.
— У Ефремова вышли две книги рассказов и повесть «Великая дуга». Хотя написал он больше, — ответил Серов. — Главную свою книгу — «Туманность Андромеды», он пишет сейчас. (1955-1956). Её надо будет как можно скорее издавать и экранизировать. Она для понимания сущности коммунистического общества даст больше, чем работы Маркса и Ленина. Хотя бы потому, что написана художественным языком.
— Ну, это ты загнул... — с лёгким возмущением заявил Хрущёв.
— А ты сначала почитай, а потом судить будешь, — парировал Серов. — И Стругацкие тоже. У них главная книга ещё не написана. Сейчас они пишут повесть «Страна багровых туч», об экспедиции на Венеру.
— Ого! — заинтересовался Хрущёв. — А об условиях на Венере они знают?
— Откуда? — усмехнулся Серов. — И не надо, чтобы знали, иначе хорошей повести не будет. А книга получится отличная, её тоже экранизировать надо обязательно. И издавать в 57-м, а то в «той истории» их в издательстве два года мурыжили.
— Главная их книга — «Полдень, XXII век», выйдет в 1962-м году. В ней они дают этакий общий обзор коммунистического мира, такого, каким они его видят. И знаешь, я вот почитал, — Серов взял в руки одну из распечаток. — Мне самому захотелось жить в таком мире.
— Спасибо что принёс, — сказал Хрущёв, задумчиво листая распечатанную книгу. — Только не знаю, будет ли время прочитать всё это... Вон, видишь, сколько чтива на вечер отложено? — он указал на стопку серо-голубых папок с официальными документами.
— А ты помаленьку, каждый вечер перед сном, — посоветовал Серов. — У меня тоже, знаешь, времени не вагон. Но 15-20 минут выкроить можно.
— Попробую, — согласился Хрущёв.
Разговором с Серовым он не ограничился. На несколько вечеров отложив часть не самых срочных документов, Никита Сергеевич углубился в чтение принесённых Иваном Александровичем распечаток. Он одолел «Туманность Андромеды», и «Час Быка» Ефремова, «Полдень» и «Жук в муравейнике» Стругацких. Эти книги Серов рекомендовал прочесть в первую очередь. Потом прочёл «Страну багровых туч».
Результатом стал разговор с Алексеем Ивановичем Аджубеем о поддержке начинающих писателей-фантастов на всесоюзном уровне со стороны прессы. Аджубей, уже предлагавший сделать литературную страничку в «Комсомолке», согласился сразу, и вскоре представил Хрущёву план мероприятий.
Никита Сергеевич начинание зятя поддержал, и вскоре «Комсомольская правда» начала публиковать на отдельных вкладках фантастические рассказы и повести. Аджубей придумал хитрый ход: литературный вкладыш «Комсосолки» верстался так, чтобы его можно было сложить по линиям сгиба в виде тетрадки формата А5, разрезать и сшить. Затем получившиеся брошюрки можно было объединить в самодельном переплёте. Так была решена проблема малых тиражей фантастики. А заодно и тираж «Комсомольской правды» взлетел до недостижимых ранее величин.
Аджубей пошёл даже на печать литературной странички на чуть более плотной бумаге, чем обычная газетная — для долговечности получаемых книг.
Редакторы других газет скрежетали зубами от зависти. А потом и сами начали печатать собственные литературные странички и целые литературные приложения. Советские газеты неожиданно стали интересными — вначале их раскупали из-за вкладышей с фантастикой, но по инерции читали и другие статьи. Да и журналисты как-то подтянулись, чтобы соответствовать подросшему литературному уровню своих изданий.
