по посещению общественных слушаний и
ловле блох в полицейских отчетах приносит меньше эмоционального удовлетворения, чем протестные марши с выкрикиванием лозунгов. Но если ваша цель – укрепить доверие между полицией и гражданами, обеспечив эффективный гражданский надзор за теми, кому налогоплательщики платят зарплату и делегируют применение силы, такая работа более эффективна.
Повод для оптимизма
Мы снова в Ньюарке, где начинает меркнуть золотой свет дня. Ночь еще не наступила, но длинные извилистые тени уже теряют свои очертания под уличными фонарями. Локация, на которую направил нас ShotSpotter, ничем не напоминала место преступления: нет ни жертвы, ни убегающих, ни гильз.
Может быть, ShotSpotter перепутал звуки. Может, стрелявший находился не на кладбище. Может быть, он был достаточно плохим стрелком, чтобы промахнуться семь раз, но достаточно умным, чтобы подобрать гильзы, достаточно быстрым, чтобы сбежать, и сообразительным, чтобы знать, как ускользнуть от полиции. Может быть, стреляли в воздух. Или кто-то проезжал мимо и беспорядочно палил из пистолета, опустив боковое стекло, причем никто от этого не пострадал, а гильзы сами улетели обратно в машину.
Еще через несколько минут, осмотрев местность и поговорив с другими полицейскими, которые делали то же самое, мы уезжаем так же, как приехали: Лео Каррильо за рулем, я на пассажирском сиденье, а Марк Диионно сзади. Вдоль боковых улочек тусуются, смеются и флиртуют люди. Через несколько минут мы останавливаемся у знака Стоп. Окна машины открыты. Стоит прекрасный летний вечер.
Лео и Марк обмениваются историями о войнах в Ньюарке. Они говорят о молодой девушке, которую застрелили, когда она выносила мусор рождественским утром, и я ненадолго погружаюсь в свои мысли, а потом вдруг слышу два хлопка с той стороны, где сидит Лео. Этот звук ни с чем не спутаешь.
Лео снова мгновенно превращается из веселого и многословного рассказчика в ищейку, идущую по следу. Он переключает радио на канал полицейского участка, открывает диспетчерский компьютер на приборной панели и начинает говорить о том, откуда звучали выстрелы, на каком расстоянии, как лучше туда добраться. Я много раз ездил в одиночку, но ни разу не слышал, чтобы за тридцать минут в двух отдельных перестрелках было выпущено девять пуль. Да, я знаю, что выгляжу напряженным и неопытным, но я вырос вдали от оружия. Я люблю стрелять, но своего оружия у меня нет, и оно (если не считать случайного посещения тира вместе с другом) не играет никакой роли в моей жизни. Когда слышишь выстрелы и не знаешь, откуда они доносятся, это действует на нервы.
ShotSpotter ничего не зафиксировал (его действие охватывает только часть Ньюарка), и поэтому Лео сам прикидывает, откуда могли стрелять. Мы едем в том направлении, петляя по боковым улочкам, но не видим ничего необычного. Никаких звонков на горячую линию не поступает. Мы поворачиваем обратно на широкую улицу, на ней спокойно – затишье между концом рабочего дня и наступающей ночью.
Когда мы едем обратно в участок, нашу машину останавливает мужчина в черной кепке, спортивных штанах и черной майке: «Кажется, она под кайфом. Она валится с ног».
Он указывает назад, на боковую улицу. Там, посередине проезжей части, прямо на двойной сплошной, женщина делает пируэт и опасно наклоняется к земле. На ней комбинезон цвета фуксии, разномастные носки и шлепанцы, из-под топа выпирает круглый живот. Мы тормозим. Лео выходит, приближается к женщине, мягко улыбаясь, и спрашивает ее имя. Она бубнит: «Я в порядке, я в порядке» – и спотыкается.
«Я знаю, что в порядке, просто перейди со мной на другую сторону улицы, – отвечает он ей. – И все будет хорошо». Он осторожно помогает ей сесть на бордюр. Притормаживает проезжающий мимо черный внедорожник, и молодой водитель с косичками беспокоится, что случилось.
«Ты знаешь ее родных? – спрашивает Лео, и парень кивает. – Будь добр, сделай мне одолжение. Можешь попросить кого-нибудь из них подойти сюда?»
Парень снова кивает.
Внезапно женщина в комбинезоне падает на бок. Ее глаза закрыты. Я думаю, что она, возможно, пьяна, однако до меня не доносится запах алкоголя. Если она под кайфом, это другое дело. На самом деле ее речь не была невнятной – просто минуту назад женщина находилась в сознании и сбивчиво говорила, а теперь отключилась. Лео вызывает «скорую».
Появляется девочка-подросток в серой футболке и черных спортивных штанах. Лео спрашивает, знает ли она эту женщину.
«Она типа моя тетя», – говорит девушка и называет нам имя женщины. Оно было достаточно узнаваемо, и я не хочу повторять его здесь, чтобы не ставить женщину в неловкое положение. Давайте назовем ее Джейн.
Девочка в сером сообщает, что двадцать минут назад Джейн обняла ее и сказала, что любит. В тот момент она выглядела хорошо.
Лео спрашивает, бывало ли такое раньше. Девушка пожимает плечами и отводит глаза – молчаливое признание.
Постепенно подходят другие родственники и друзья. Жилистая, энергичная пожилая женщина с косами под бейсболкой особенно расстроена: по-видимому, для Джейн это не что-то из ряда вон выходящее.
Другие зовут Джейн по имени, спрашивают, давно ли она здесь, нужно ли вызвать «скорую помощь». Лео отвечает, что машина уже в пути, поскольку он вызвал ее сразу по прибытии.
Он снова спрашивает женщину в розовом комбинезоне, как ее зовут. Та стонет в ответ. Она дышит тяжело и ровно, ее глаза закрыты.
Подъезжает еще одна полицейская машина. Следуют рукопожатия и быстрый обмен новостями.
Одна из младших родственниц Джейн, худая, как хлыст, с длинными тугими дредами, острым, многократно проколотым носиком и необыкновенными оценивающими глазами, одета в вечерний наряд. Она ходит, стоит и двигается с львиной грацией и медлительностью. При виде одного из прибывающих полицейских девушка оживляется. Она видела его много раз. «Как ты так быстро везде успеваешь? – спрашивает она. – Собираешься стать полицейским года?»
Он пытается выдержать ее взгляд – серьезный вызов, – и затем застенчиво улыбается: «Я бы хотел».
Лео наклоняется и коротко переговаривается с другим полицейским, затем хлопает его по плечу и возвращается к нам.
«Скорая помощь» везет кого-то в морг, говорит он нам. Вероятно, именно поэтому она сюда еще не приехала.
Около дюжины родных и друзей, которые толпились вокруг Джейн и глядели на нее с беспокойством, пришли к общему мнению: она курила мокрую – косяк, смоченный в формальдегиде или бальзамирующей жидкости с добавлением ПХФ.
Пару дней спустя я рассказываю об этом приятелю из другого отделения, который часто занимался делами о наркотиках. Он говорит, что реакция Джейн типична. Эффект мгновенный, но длится недолго. Иногда люди зависают – останавливаются посреди какого-то рутинного
