Но если теперь почитать новые мемуары, опубликованные, что называется, "той стороной", то получается, что все описанное главой КГБ – лишь часть коварного плана, разыгранного Советами для обмана США. Вполне возможно, что Теннент Бэгли, автор книги "Шпионские войны", воспоминаний Семичастного не читал, зато он многие годы был видным сотрудником Советского отдела ЦРУ. А делом Носенко занимался, можно сказать, от начала и до конца, сперва лично участвуя в его вербовке при первой командировке Носенко в Женеву в 1962 году, затем устроив его побег в 1964-м, а впоследствии готовя отчеты по результатам многомесячных допросов незаконно заключенного уже в США. По прошествии сорока с лишним лет после этой истории Бэгли остался убежденным сторонником Джеймса Энглтона и до сих пор уверен, что Носенко и КГБ сумели обвести их всех вокруг пальца. А потому на сотнях страниц книги он с помощью логических умопостроений и косвенных свидетельств пытается доказать, что прав все-таки был параноидальный шеф внешней контрразведки ЦРУ. По мнению обозревателей центральных газет США и Британии, доказывается это весьма убедительно.
Еще об одной книге мемуаров другого ветерана ЦРУ не написало пока ни одно из сколько-нибудь известных западных средств массовой информации. Что само по себе интересно и уже по этой причине заслуживает внимания. Ибо Джон Салливэн, автор книги "Сторож: мемуары эксперта-полиграфолога ЦРУ" ("Gatekeeper: Memoirs of a CIA Polygraph Examiner" by John Sullivan), является далеко не рядовым сотрудником спецслужбы. За 31 год (1968–99) работы в качестве специалиста по допросам с детектором лжи Салливэну довелось беседовать с тысячами – наверняка больше, чем любому другому человеку на свете – цээрушников в ходе регулярно практикуемых шпионским агентством проверок личного состава. Не говоря уже о допросах перебежчиков и военнопленных (Салливэн несколько лет работал во Вьетнаме), а также проверках многочисленных кандидатов на службу в разведке.
По объективным причинам Салливэну не довелось участвовать в допросах Носенко, хотя и там детектор лжи играл заметную, но при этом откровенно одиозную роль. Ибо из материалов последующего расследования известно, что специалистам-полиграфологам давали прямое указание объявлять все не устраивающие ЦРУ показания ложью, а детектор лжи использовать в качестве еще одного инструмента давления на упорствующего перебежчика.
Джон Салливэн, надо подчеркнуть, является убежденным сторонником детекторов лжи и в книге представляет их эффективным инструментом дознания (ибо сам неоднократно выявлял с помощью полиграфа двойных агентов и людей с криминальным прошлым, пытающихся его скрыть при попытках наняться в ЦРУ). Но по иронии судьбы, честно описав в книге внутреннюю жизнь агентства и махрово цветущие там интриги, Салливэн сам стал жертвой полиграфа и объектом жестких преследований со стороны бюрократии ЦРУ, недовольной "утечками компрометирующей информации". Перед публикацией мемуаров их три года мариновала специальная комиссия ЦРУ, пытаясь найти разглашение секретов и за это привлечь автора к суду. Ничего из этого не получилось, зато при попытках Салливэна устроиться на работу в фирмы военно-промышленного комплекса, ему неоднократно пришлось беседовать с бывшими коллегами-полиграфологами. Однако теперь уже в качестве допрашиваемого. Причем всякий раз беседа так или иначе приводила к написанной им книге воспоминаний и заявлению эксперта, что Салливэн что-то недоговаривает и пытается от дознавателя утаить. В конце концов Салливэна лишили допуска к секретным материалам, что существенно усложнило ему дальнейшее трудоустройство.
Теперь же, дождавшись-таки выхода своей книги из печати, Салливэн решил добиться справедливости и подал на ЦРУ в суд – за несправедливое преследование и месть с помощью манипуляций секретными допусками. Изменила ли эта история его отношение к применению полиграфов в качестве инструмента дознания – пока неизвестно.
Автор: Ваннах Михаил
«Хочу напомнить то, что все учили в школе. При таком грозном государе, как Иван IV, сорок крымских царевичей, когда хотели, наведывались с войском в Москву, грабили и сжигали ее саму, и все по дороге. А через сто лет это стало немыслимо, даже представить себе такое стало уже трудно. И только потому, что Россия захотела быть и стала сильной. За что теперь в либеральных кругах (не во всех – я тоже либерал) принято ее поносить. Между тем, без этого не было бы не только Российского государства, но и всего, что они сами любят – ни русской культуры в целом, ни великой русской литературы, ни самих либеральных идей – ни Пушкина, ни Достоевского, ни западников, ни славянофилов. Все это могло зародиться и развиться только в условиях стабильной защищенности российской территории, а соответственно, происходящей и развивающейся на ней жизни. Причем жизни не только русских, а всех народов, населявших Российскую Империю». Наум Коржавин, «Отечество в опасности (друзьям и не только им)», сентябрь 1999 года.
Вторая мировая война, видимо, была событием, в наибольшей степени определившим ход истории ХХ века. Для народа России та часть Второй мировой, которая началась 22 июня 1941 года и именуется Великой Отечественной войной, была бо,льшим – вопросом национального выживания. Решенным 9 мая 1945 года. И что же можно сделать в ознаменование этой даты?
Представляется, что лучшим способом ознаменования Победы было бы сохранение памяти о ней во всей возможной полноте. А память – категория, проходящая по ведомству информационных технологий. Предоставляющих уникальную возможность запомнить эту войну так, как никакую другую.
СТРОКИ
Тишина. Спят в рядах разных армий солдаты,
Спорят плиты – где выбиты званья и даты.
Спорят мнение с мнением в каменной книге.
Сгусток времени – Братское кладбище в Риге.
Век двадцатый. Всех правд острия ножевые.
Точки зренья, как точки в бою огневые.
Наум Коржавин, «Братское кладбище в Риге», 1962
Дело техники
Итак, что дают нам сегодняшние цифровые технологии по сравнению с предшествующей эпохой? Прежде всего – дешевизну и общедоступность. Стоимость оцифровки информации, цена хранения стремятся к весьма малым величинам, а технические средства, необходимые для этого, есть практически у каждого. Цифровая информация может быть легко опубликована в общедоступном виде в Сети.
На цифровую информацию легко ссылаться, устанавливая ассоциативные связи. Цифровая информация, при условии соблюдения элементарных стандартов, легко обрабатывается для выявления статистических зависимостей, легко сводится в сколь угодно крупные массивы. Массивы эти могут быть визуализированы тем или иным способом, обработаны, упорядочены, позволяя найти ответы на самые разные вопросы.
Сеть порождает самоорганизацию. Возникнув из военных разработок, она произрастает почти стихийно, давая место для самостоятельной деятельности самых разных групп.
И что же это нам дает?
Еще пару десятков лет назад в нашей стране все обязательно учили диаматовский (от "диалектический материализм") закон перехода количества в качество. В технических кругах было модно слово "эмерджентность", обозначающее внезапное появление у системы свойств, отсутствующих у каждого отдельного элемента. Сегодня принято говорить о синергии. Термин можно выбрать какой угодно – в любом случае он отразит реальность, – достаточно большой цифровой архив будет качественно иным, чем архив бумажный. И не только по используемым средствам. Разница не в том, будет человек перебирать листы в папке или крутить мыша.
Дело в другом.
В бумажный архив легко запретить вход. Многие специалисты, занимающиеся историей России, жалуются, что после короткого периода в начале девяностых архивы опять практически закрылись. А информация, попавшая в Сеть, остается там навечно. Нет, конечно, затруднить к ней доступ можно, но куда в меньшей степени, чем к традиционным носителям.
И куда удобнее вести поиск.
И куда проще собирать статистику.
Короче говоря, делать data mining или даже knowledge mining, добычу знаний.
Итак – электронный архив сочетает общедоступность с возможностью получения новых знаний. И вряд ли что-либо достойнее увековечивания в таком архиве, чем память о Победе, элементарно сохранившей жизнь большинству населения страны.
Методы исследования
СТРОКИ
Его зарыли в шар земной,
А был он лишь солдат,
Всего, друзья, солдат простой,
Без званий и наград.
Ему как мавзолей земля —
На миллион веков,
И Млечные пути пылят
Вокруг него с боков.
Сергей Орлов, 1944
Любители военной истории уверены, что мнений в этой дисциплине столько же, сколько и авторов. Я бы не согласился с этой точкой зрения. Поскольку военная история рассматривает не один вопрос, а много, и мнение можно высказать о каждом, то, как учит нас комбинаторика, сочетаний и перестановок может быть куда больше, чем историков.
