Но все-таки, все-таки...
Может быть, причина не в том, что автор исписался? Просто исчезает эффект новизны, и то, что в первом романе для читателя было откровением, в девятом у него же вызывает зевоту? Понятно, искушенный автор постоянно добавляет что-нибудь новенькое, меняет полюса, регистры, тембр, чтобы читатель не исчитался совершенно: плохого терминатора превращает в хорошего, комиссара полиции - в маньяка, гитлеровскую Германию - в жертву агрессии. Но если чтение в обратном порядке покажет, что дело не в самих идеях, а в читательском восприятии таковых, то не будет ли это означать: творить можно не меняясь, нужно лишь менять читателя?
Опять же понятно, что смена читателя (зрителя, слушателя) есть дело затратное и болезненное. Постоянно терять завоеванную аудиторию и биться за аудиторию чужую сложно, выматывает много больше, чем простая смена знаков (отрицательного терминатора на положительного).
Но биться и не нужно. И зритель, и читатель меняются независимо от наших усилий. И от собственных читательских тоже. "Война и Мир" в пятнадцать читательских лет, в тридцать и в пятьдесят - разные романы, при том, что автор не может за своею смертью изменять в конечном тексте ни единой буквы. То же - и с текстами современными.
Да что литература, есть примеры более волнующие. Сначала лозунги "Сменим правительство и заживем счастливо" выводят на площади сотни тысяч граждан, а потом - едва ли сотни обыкновенные, трехзначные. Выдохлись лозунги? Или выдохлись граждане? В первом случае политикам нужно срочно менять плакаты, во втором - терпеливо ждать, покуда конденсаторы народной активности придут в действие. А правительству, соответственно, нужно либо изничтожать новые лозунги, либо отводить заряд в землю, снижая напряжение в сети.
На всякий случай делают и то и другое. Шесть соток - решение мудрое. Заземление как в прямом, так и в переносном смысле. И потому все-таки стоит подумать о том, чтобы перенести десятидневку безделья с января на май. Я знаю, что это представляется опасным: все-таки на митинг в мае люди идут охотнее чем в январе. В январе и холодно, и сытно. Но почему именно на митинг, зачем думать о народе плохо? На огород! Ударно потрудиться, а потом еще и еще и еще! Это приведет к повышению урожайности, следом повысится и сытость, а сытое брюхо к политике глухо.
И не требует "свеженького".
Евгений Вендровский (Rhythm & Hues) о спецэффектах
Автор: Юрий Ильин
Опубликовано 13 января 2011 года
Rhythm & Hues, где работает Евгений Вендровский - одна из крупнейших голливудских компаний, занимающихся производством спецэффектов для кинематографа. Среди её достижений - "Оскары" за спецэффекты в таких фильмах, как "Бейб" ("Babe") и "Золотой Компас", они же делали спецэффекты для первых "Хроник Нарнии" (2005 год).
Почему так мало наших соотечественников работают в Голливуде? Почему Индия считается в Голливуде благоприятным местом для ведения бизнеса, а Россия - "агрессивной средой"? Почему так популярны в Голливуде комиксы и сиквелы? Стоит ли ждать скорого появления новых фильмов с Мэрилин Монро? Обо всём этом у Евгения Вендровского есть своё мнение.
- Расскажите, пожалуйста, что такое студия Rhythm & Hues - для непосвящённых.
- Rhythm & Hues - это одна из четырёх ведущих студий Соединённых Штатов Америки; иногда она даже занимает первое место по числу сотрудников. Основной профиль работы - это создание спецэффектов для кино. У нас есть отдел рекламы, который тоже очень много делает - мы начинали, как и многие русские студии, с того, что делали главным образом рекламу, и лишь потом стали делать кино. Ну, а сейчас это наш основной бизнес.
У нас примерно 1100 сотрудников, из них 400 - в странах Азии (в Индии у нас два отделения), и примерно 700 - в Лос-Анджелесе.
В основном мы сейчас знамениты как анимационная студия, так же, как Digital Domain - у которых TRON сейчас выходит, - были знамениты как студия спецэффектов. Сейчас, кстати, они идут больше в анимацию, а мы, соответственно, расширяемся в сторону эффектов.
Что касается наших работ, то мы делали "Бейб", который принёс нам первого "Оскара", "Золотой компас", за который мы тоже получили "Оскара" - я имею в виду, естественно, только за спецэффекты. Первая "Нарния", "Элвин и бурундучки" - это тоже мы делали, в "Суперменах" мы были, в "Людях Икс"...
Дело в том, что почти ни один фильм сейчас полностью не делается только одной студией. В названных фильмах - в "Нарнии", в "Золотом Компасе", мы были ведущей студией. "Мумию", например, мы делали напополам с Digital Domain. На первой "Нарнии" мы были ведущими, но там весьма значительную часть отдали Sony, какие-то доспехи на заднем плане делали в ILM.
Крупные студии, или "мажоры", как их здесь называют, стараются не зависеть от одного вендора, чтобы иметь в случае чего свободу перекидывать шоты другим студиям, так чтобы успеть всё к заявленному сроку выхода, и кроме того, это влияет на ценовую политику, поскольку в нашей области контрактов в Голливуде, как правило, нет, поэтому владелец интеллектуальной собственности может свободно перебрасывать работу от студии к студии.
- А как вы попали в Rhythm & Hues?
- Ну, тут надо начать с того, как я попал в Америку. А в Америку я попал, когда здесь была очень неясная обстановка и непонятно было, куда пойдёт страна. Я просто туристом туда поехал, и получилось устроиться на работу в компанию, которая занималась колоризацией фильмов - то есть расскрашивала их; это как раз сейчас здесь становится популярным, а в США это было популярно 20 лет назад. В основном этим занимался такой большой друг Советского Союза Тед Тёрнер [основатель CNN]. Но когда это направление, как довольно искусственное, сдохло, мне надо было искать работу, и, в общем, я, совершенно не подозревал, что такое графика в кино и так далее. Но, занимаясь картинками (я здесь работал в Академии наук, в лаборатории обработки изображений), я посмотрел, кто в округе 50 миль от того места, где я работал, занимался обработкой изображений, и нашёл компанию Rhythm & Hues - среди многих, поскольку я "бомбил" всех подряд. А Rhythm & Hues как раз думали найти такого специалиста, так что моё резюме оказалось очень кстати. Когда они взяли меня на работу, штат компании составлял что-то около восьмидесяти человек.
Так я туда попал, совершенно случайно, ничего о них не зная.
- Что изменилось с тех пор в плане работы?
- Есть такой закон диалектики - "количество переходит в качество". Когда компания увеличилась чуть ни в 15 раз, то она стала крупной корпорацией. В мае этого года мы переехали в огромное, в полном смысле этого слова, здание из трёх шестиэтажных башен, две из которых мы и занимаем. Когда я пришёл в отдел Software, нас было восемь или десять человек на компанию в восемьдесят человек.
Сейчас наш отдел вырос втрое. Мы сейчас, как и тогда, закрываем всю линейку софтверных производственных средств, Rhythm & Hues использует только собственный проприетарный софт, за исключением того, что мы используем Houdini как фронтэнд, и некоторые другие вещи. Но, как правило, у нас свой рендер, своя анимация, свой трекинг; компания стала в полном смысле тяжеловесом. В то время, когда я начинал, тяжеловес был всего один - Industrial Light & Magic Джорджа Лукаса. С тех пор появились тяжеловесы, которые и ILM могут затмить, причём такие есть не только в Америке, но и за рубежом.
- Много ли сейчас специалистов российского происхождения работают в той же сфере, что и вы?
- На удивление мало, хотя сейчас вроде бы мир открыт. В отличие от игровой индустрии, где их довольно много. Одного парня, который в Pixar занимается программированием, я узнал на CG Event [Речь идёт о Константине Промохове], увы, мы так и не познакомились. Он начинал как художник, но теперь, я так понимаю, он больше программист.
Сергей Цыпцын, благодаря своей энергии, всё-таки собрал на CG Event четверых наших соотечественников, которые работают на Западе - один в Великобритании, один в Австралии и двое в США. Так что люди есть, но очень мало. Скажем, на Rhythm & Hues я знаю всего одну молодую женщину [из России], которая работает осветителем, и одного парня - я даже не знаю, кем именно он работает, он то приходит, то уходит, работает по договору.
В отличие от других наций, которые широко представлены в нашей отрасли, российских специалистов мало.
- А с чем это связано, как вы считаете?
- Ну, во-первых, мне кажется, россияне вообще больше говорят, что стремятся где-то работать, а сами тяжелы на подъём. А кроме того, после известных событий 11 сентября, Штаты стали гораздо труднее для проникновения, скажем так. Кроме того, я думаю, что есть люди, которые работают на маленьких фирмах. Понимаете, попасть на ведущую фирму "с нуля", как правило, сейчас уже трудно. В 1995-м году, когда компания мне за мою работу - над фильмом Babe организовала в качестве премии поездку в Ленинград на странную конференцию "Кино умерло. Да здравствует кино!". Когда я вернулся, президент меня спросил: "А где русские аниматоры?" Тогда был страшный недостаток людей. Сейчас его, в принципе, нет.
