Андрей Таманцев - Автономный рейд

Господи!

Прости за просьбу мелкую, но научи Ты мя радоваться, ибо нового пути не ведаю...

Наверное, я боюсь летать, поэтому в аэропорту меня тянет пофилософствовать. Смотрю на вяло ползающие по Шереметьеву самолеты и думаю: если жить в постоянной опаске — запросто свихнешься, а размякнешь и возрадуешься передышке — тут же какая-нибудь пакость догонит.

Размякнуть и возрадоваться я вознамерился в малом спецзале Шереметьева. В том, на третьем этаже, где на скромных бордовых диванчиках под коричневатым светом притененных ламп дожидаются посадки фельдъегеря и охранники. Сами VIP (вери импотент персон — весьма важные персоны) кайфуют за барной стойкой в зале своего имени, а сопровождающие их — тут, по соседству.

Завели такой порядок недавно. После того как за дверью для VIP встретились два корефана авторитета. Слово за слово, рюмка за рюмкой, поспорили они, чьи «быки» круче. Чтобы решить проблему, устроили конкурс.

«Быкам» хоть бы хны, а какому-то подвернувшемуся под руку министру, летевшему улаживать чреватый крупными неприятностями конфликт на Балканах, досталось как следует. Понятно, что с подбитым глазом и сломанным ребром не до международных споров. В результате на Балканах рост напряженности вплоть до военных действий. Вот аэропортовское начальство и решило, что лучше, когда те, кого охраняют, ждут вылета отдельно от тех, кто охраняет.

Осталось к табличке: «Вход с оружием запрещен» сделать приписочку:

«...включая одушевленное». То есть «...живое».

Поскольку я сегодня летел сам по себе, никого не сопровождая, мне не приходилось беспокоиться о подопечном: не слишком ли налижется и не подружится ли с кем-нибудь опасным. Сегодня я отвечал только за металлический, обтянутый черным дерматином чемоданчик, прикованный к моему запястью. Я тихо стоял возле сплошного, от потолка до пола, окна, небрежно покачивал кейсом и поглядывал на выруливающие под низким пасмурным небом лайнеры. Ползали они нехотя. Им-то и на декабрьской земле было холодно, а уж за облака, где вообще жуткий колотун и скорая ночь, тем более не тянуло.

Естественно, любуясь пейзажиком, я небрежно посматривал и на отражения в стекле, благо мой малый рост и худосочная комплекция позволяли присматривать за окружающими, не ворочая головой. Знакомых никого, но, как обнаружилось, кое-кто из присутствующих за мной следил, как и я за ними.

Нормально. Пятеро с разномастными кейсами или брезентовыми, вроде как инкассаторскими мешками. Семеро с пустыми руками, но тоже в пиджаках и куртках характерного покроя, способствующего сокрытию оружия и соответствующей сбруи. Все схожи маловыразительностью почти сонных физиономий. Это у них шик такой, специфика службы. На самом же деле они цепко присматривают за обстановкой, на всякий случай подозревая в злоумыслии всех и каждого.

Разглядывая их, а заодно и себя, я подумал, что годы свое берут. Вот как шевелюра редеет, сквозь кудри уже лампы бликуют. Скоро надо будет что-то насчет лысины соображать. Тут в дальнем углу приотворилась узкая и неброская служебная дверца, и в зал проскользнула она .

Я сразу ее узнал. Будто кто-то шепнул: «Смотри, а ведь это Регина!»

Эту суку я где угодно узнаю. И даже не из-за соломенно-рыжей челки, лихо спадающей на левый от меня глаз. А благодаря походке сосредоточенной мамаши — она, мол, так обременена потомством, что на все прочее ей глубоко плевать. Как же, держи карман шире! Регина чуяла, видела и примечала все, что творилось вокруг. Мне это точно известно, поскольку и мне в числе прочих ее незаурядные способности не раз спасали здоровье. И сейчас, уверен, она засекла меня раньше, чем я ее. Но виду, конечно, не подала.

Сначала она, таща за собой неменяющегося хмуро-сонного сутулого проводника по прозвищу Поводок, прочесала зигзагом зал. И только потом, убедившись, что тут все чисто, подвела его ко мне, ткнулась дерматиновым носом в мою правую руку, озадаченно подняла на меня фиолетовые глаза, фыркнула и села, слегка похлопывая рыже-желтым хвостом по серому полу.

— Ой, Муха! — только тогда узнал меня Поводок и обрадовался. — Здорово, Муха! Видишь, она удивляется, что у тебя взрывчатка в правой руке.

А чего ты тут вообще-то? Летишь куда?

Из этих двоих — колли Регины и уволенного в запас сержанта спецназа ВДВ Митьки Кузмичева, получившего свое прозвище еще в армии, умнее, внимательнее и осторожнее, была, безусловна, она. Поэтому на ее вопрос я и обратил внимание первым делом:

— Какая взрывчатка? Много?

— Почем я знаю? — спокойно дернул плечом Поводок. Глаза у него чуть навыкате, но вечно полуприкрыты, отчего кажутся не бессмысленными, какими являются на самом деле, а мечтательными. — Может, СИ-четыре, может, гексоген или тол. Марки она мне не докладывает. Так ты куда летишь-то?

Поводок — он и есть Поводок, и где витают его мозги во время исполнения служебных обязанностей, знает только Регина. Но она его никогда не выдаст. То, что псина обнаружила запах взрывчатки на давнем сослуживце, само по себе для Поводка роли не играло. Ведь колли села передо мной на пол хотя и удивленно, но без опаски и даже хвостом вильнула с симпатией. Вот если бы Регина на меня оскалилась, то и он бы тогда окрысился. И не поглядел бы, что мы когда-то Чечню вместе прошли. В этой парочке Регина принимает решения, а Поводок всего лишь исключительно точно угадывает настроения и мысли своей «начальницы», за что и ценим всеми нами такой вот ангел-хранитель.

— Я не о марке спрашиваю, — объяснил я, продолжая для всех окружающих изображать безмятежное удовольствие от встречи с приятелем. — Старая она или свежая?

— Кто свежая? — Поводок недоуменно повернулся к собаке. Та выразительно взглянула на него и зевнула, показав желтоватые клыки над нежно-розовыми деснами. — А-а-а, взрывчатка-то? Свежая совсем. Часа два-три, не боле. И пахнет, как я понимаю, чуть-чуть. Будто ты не ее непосредственно касался, а, скажем для примера, упаковки от нее.

В том, что касается перевода мыслей Регины, Поводок, вне сомнений, достиг вершин. Ребята судачили, что это оттого, что собственных мыслей у него отродясь не было, так что ее мнение у них одно на двоих, и тут никакой путаницы быть не может. Если Регина считала, что я некоторое время назад соприкоснулся с ВВ, то так оно и есть. Но где и как это могло случиться, она, естественно, знать не могла. А я тем более.

Неделю назад в наше частное детективно-охранное агентство «MX плюс» обратилась фирма «Изумруд», специализирующаяся на торговле ювелирным антиквариатом. Пришедший от них невысокий лысый дядечка попросил нас доставить в Тбилиси особо ценное ожерелье. Оно когда-то принадлежало царице Тамаре, которая им отметила особо заслуженного перед Грузией воина. После революции у его потомков это сокровище то ли купили, то ли конфисковали.

Фирма «Изумруд» откопала его где-то в США и по заказу московских грузин купила. Намерение было — преподнести ожерелье президенту Шеварднадзе. В знак и во имя. Осталась сущая малость: доставить эту штучку в Тбилиси.

— А чего ж вы не сами? — лениво спросил осторожный Боцман. В тот день была его очередь демонстрировать бдительность. — Неужто у вас или у грузин доставить его некому?

Боцман массивен и осанист, голос имел басовитый, так что вопрос его прозвучал вполне начальственно.

— Мы бы и сами, — сокрушенно ответил лысоватый круглолицый дядечка, представившийся как Владимир Захарович Артемов, заместитель генерального директора «Изумруда». — Но компания, в которой застраховано ожерелье Тамары, нашим людям не доверяет. «Резо-гарантия» — слышали о такой? Они дали нам список охранных фирм, которые пользуются у них авторитетом. Вы в нем есть. Поэтому мы к вам и обратились.

— Далеко у вас этот списочек? — все еще сверля гостя подозрительным взглядом, поинтересовался Боцман.

Поскольку в тот день за директорским столом сидел он, я скромно притулился в кресле рядом и в разговор не вмешивался. Видел, что Боцману клиент не нравится. Мне он тоже не нравился. Мне вообще клиенты не нравятся. У них у всех отвратительная привычка: за свои деньги заставлять людей работать. Даже такое впечатление складывается, что они специально и платят, чтобы заставить кого-нибудь работать. Да еще не просто работать, а рисковать своей шкурой. Будто нельзя отдать деньги просто так или поручить охранному агентству что-нибудь простенькое. Вроде перевода старушек через дорогу.

Толстенький распустеха Артемов с его добродушным щекастым лицом любителя покушать тоже не производил впечатления человека, который отдает деньги ради незнакомых старушек.