Ознакомительная версия.
Вячеслав Денисов
Тюремный романс
Есть в Тернове универмаг. Называется «Центральный». Так принято – называть универмаги по принадлежности к административной единице города. Здание – как по своей истории, так и по внешнему виду – уникальное. Что касается истории, то второго такого в России, пожалуй, не сыскать. В одна тысяча восемьсот девяносто седьмом году его сдал тогдашней приемной комиссии архитектор Бенуа, специально выписанный для этого из Италии государем Николаем Вторым. То ли торопился итальянец достроить Русский музей в Санкт-Петербурге, то ли не было у него большого желания возиться с этим терновским долгостроем, да только уехал он, не покрыв крыши. Бенуа есть Бенуа, и стыдно спрашивать с него за крышу, если дом построен. Терновские ваятели возводили бы его лет десять, причем никто не поручился бы за то, что это было бы похоже на дом. А Бенуа постарался на славу. Тернов – не Питер, и в то время в этом городе можно было строить здания, высотой превышающие Зимний дворец. Это в городе на Неве особенно не развернешься. Сначала по цоколю Эрмитажа вымеряй, а потом под эту высоту – планируй.
Одним словом, Бенуа разошелся. Хоть и три этажа, но пятиэтажные «хрущевки», сбитые в кучу в конце пятидесятых неподалеку от творения итальянского мастера, дышали ему своими чердаками в окна второго этажа. Поначалу строение планировалось под Собрание купеческих гильдий, но, осмотрев творение, тогдашний градоначальник Охлобыстин повелел отдать его под торговые пассажи.
С тех пор, какие бы вывески на здание великого мастера ни вешали, он оставался зданием, предназначенным для масштабных торгов. Традиция сия докатилась и до сегодняшних дней. И дело даже не в традициях, а в самой архитектуре. Бенуа строил торговые пассажи. Он, к примеру, не мог предполагать, что его детище спустя тридцать лет попадет в поле зрения руководителей Губревкома, а те разместят в этом чуде архитектурной мысли Губчека. Но Бенуа знал, что ваял. Функционерам от Чрезвычайной комиссии вскоре стало ясно, что если в этом доме одновременно заголосят все приглашенные на допрос свидетели, то эхо будет такое, что в далекой Австралии попадают с пальм дети всех угнетенных английским империализмом аборигенов. И потом, не до конца было ясно, где тут можно расстреливать, а где содержать. Удобнее всего приводить в исполнение было лишь в холле на первом этаже, а содержать в отделе галантереи, но тогда это была бы не Губчека, а предоставленная всеобщему обозрению преисподняя. Как же тогда доказывать безграмотным крестьянам и рабочим, что ада нет, а религия – это опиум для народа? Функционеры плюнули и оставили дом тем, для кого он, собственно, и строился. Очень скоро его интерьер на Петровской был облеплен вывесками «Главтерноврыба», «Швейтерновторг», «Мясо», «Водки-Вина» и прочими.
В две тысячи первом году мэр Тернова, преемник славных дел Охлобыстина, сделал то, до чего не додумывались его предшественники все сто с лишним лет после постройки дома. Если бы Бенуа знал, во что превратится его творение, он наверняка бы заплакал. Пассажи Бенуа – по примеру Терновского речного порта – от асфальта до чердака покрыли зеркальными стеклами, отчего оба здания приобрели вид гигантских ванных комнат, вывернутых наружу.
Но наступил момент, когда тревогу забили руководители ГИБДД. Дорога к универмагу «Центральный» вела через весь город, от Пятого микрорайона, и была пряма, как просека, прорубленная зэками для укладки рельсов на БАМе. Поэтому можно было, глядя на универмаг, выщипывать волосины из носа на балконе дома, расположенного на другом конце города. Дорога подходила практически к крыльцу творения Бенуа, после чего расходилась в разных направлениях под прямыми углами. Но тревогу гаишники забили уже после того, как случилось то, о чем они догадывались.
Эту ночь с пятого на шестое июня 2003 года будут помнить все горожане, но лучше всех, конечно, запомнят мэр Тернова Мартынюк, давший распоряжение придать универмагу облик космического объекта, и Виталька Кусков по кличке Штука.
Утром пятого Виталька, почувствовав приток депрессии, сел в свой «Мерседес-300» девяносто пятого года выпуска (угнанный из Германии и с перебитыми в Польше номерами пригнанный через Прибалтику), выкатился из-под своего дома, с парковки, и стал колесить по городу. Вся братва отправилась за город праздновать день рождения Яши Локомотива, забыв пригласить на это мероприятие Витальку, и оттого настроение у Штуки было гадкое. А все из-за пьянки, которая случилась в ночь с четвертого июня на пятое. Перебрав, Виталька устроил с разминающимся перед основным праздником Локомотивом соревнования по армрестлингу. Дело происходило в ресторане «Огни Тернова», в присутствии полусотни таких же, готовящихся к завтрашнему празднику, господ.
Освободив одну из барных стоек от бутылок и рюмок, Виталька с Яшей встали по разные стороны и стали ломать друг другу правые руки. Господь обоих не обидел здоровьем, поэтому противостояние длилось довольно долго – около пяти минут. Потом то ли винные пары Витальке в голову ударили, то ли он куда торопился, только Кусков вдруг врезал Яше хук слева и, пользуясь глубоким нокаутом последнего, быстро прижал его руку к полировке стойки. Нечего и говорить, что победа была признана недействительной, а Витальку дисквалифицировали. Дисквалификация, судя по всему, захватывала и тот отрезок времени, когда Локомотив на Медвежьем острове праздновал свое тридцатипятилетие. Потому и одолевала Витальку депрессия.
Немного покружась по Тернову и не найдя веских причин для того, чтобы набить кому-нибудь морду, он снова оказался в «Огнях Тернова». Победу Витальки там, судя по всему, еще помнили, ибо трое халдеев в бабочках до сих пор подметали пол от осколков стекла и мебельных щепок.
Начинать в 12.00 с мартини было как-то рановато, поэтому Виталька заказал селедочный салат, горячее, литр ананасового сока и двести водки.
Двести водки закончились гораздо быстрее, чем литр сока, поэтому Виталька попросил повторить.
Официанты повторили, однако насторожились. Не испугались, а насторожились. Они бы пришли в ужас, если бы тут находились Локомотив и Штука одновременно. Эти двое сами по себе – по отдельности – были парнями вполне милыми. Но – как сера и селитра: стоит их соединить вместе, да еще добавить угля…
– Музыку!
Официанты напряглись чуть сильнее, однако Шуфутинского включили.
– Я что-то стриптиза на сцене не вижу.
– Понимаешь, Виталя, – объяснял Кускову вызванный администратор, – сейчас час дня. Люди в поле, у станка и придут сюда часов через восемь…
– А я не «люди»? Хер на блюде?
– Нет, конечно, не хер, Виталя. Но девочки-то с мальчиками отдыхают. У них ведь все наоборот: ночью работают, днем спят…
Кусков вздохнул.
– Тогда сами выходите на сцену. Весь штат ресторана. Мальчикам разрешаю оставить бабочки, девочкам – туфли. Хочу вальса и чечетки.
Спорить с Виталькой – это все равно что спорить с Локомотивом. Залитые внутрь их двигателя сто граммов алкоголя убедительно доказывают, что ничего невероятного в природе не бывает.
Через час непонятно откуда привезли заспанную танцовщицу и такого же опухшего лицом и худого телом танцовщика. Они вышли на сцену с таким видом, словно их вывели на расстрел, ежась от солнечного света и совершенно не понимая, зачем они здесь и почему. Однако, увидев Витальку, вспомнили и под звучащую из колонок Милен Фармер стали исполнять какие-то трюки двух перепившихся любовников.
– Да, это не карнавал в Рио, – отметил Виталька, но на стул отвалился и лицезреть стал.
Заказал еще двести и салат «Огонек».
Потом еще двести и икры.
Еще через час – в начале четвертого – стал играть на сцене на позабытом музыкантами барабане, стараясь попадать в ритм движений очумевшей от эротического танца пары.
Без пяти четыре потребовал принести из реквизита бескозырку и попробовал станцевать «Яблочко». «Яблочка» не получилось. Тогда он пригласил голую стриптизершу на тур вальса, хотя бескозырку не снял.
В четыре двадцать он дал администратору сто долларов и попросил микрофон с караоке. Допев до конца «…на том пруду, куда тебя я приведу-у-у-у-у…», он согнул о шею держатель микрофона, поднял со сцены стул и уничтожил им весь интерьер бара.
После пил прямо из горла графина, бил кого-то не по злобе, потом вдруг оказался на кухне, где пытался склонить к сексу повариху, обжег себе о плиту руку, затем направился в туалет и, не найдя там писсуаров, стал скандалить и требовать сантехников. Его проводили в соседнюю дверь. Виталька писсуары обнаружил и о сантехниках забыл.
Потом свет погас. А когда включился, Штука обнаружил себя абсолютно обнаженным в постели с какой-то девицей. С трудом узнав в ней танцовщицу, он, находясь в совершенно невменяемом состоянии, плюнул и стал одеваться на выход. Раз пять или шесть он смотрел на наручный «Ролекс», однако определить время так и не смог.
Ознакомительная версия.
