Владимир Моргунов - Серый кардинал

Март подходил к концу. Весна в этом южном российском городке, как бывало в большинстве случаев, наступила рано, убрав снег и высушив разбитые, истрескавшиеся тротуары, обнажив еще больше кучи старого мусора в двориках и убогих сквериках, явив в еще большей неприглядности шелушащиеся стены домов. Рассеянно обминая припаркованные прямо на тротуаре автомобили — от скромного ветерана «Москвича» до нового, уверенно сияющего лаком и хромом БМВ — брел мужчина, одетый в довольно поношенную джинсовую куртку и такие же джинсы, обутый в стоптанные ботинки. Светло-серый «Ауди», плавно, но все же на достаточно большой скорости выкативший из-за угла дома, откуда-то из узкого переулка, мог бы задеть рассеянного пешехода, если бы тот не отпрыгнул в сторону неожиданно резко и проворно. Но и водитель «Ауди», похоже, вовсе не собирался совершить наезд — автомобиль, негромко скрипнув тормозами и едва заметно качнувшись вниз-вверх, замер в полуметре от того места, где только что был мужчина в джинсовой куртке.

— Что, испугался?

Вопрос, естественно, задал водитель «Ауди», крупный парень с широким лицом, с аккуратной — десять минут, как от парикмахера вышел — стрижкой, в дорогом голубоватом свитере, облегавшем широкие плечи.

Мужчина скользнул безразличным взглядом по свитеру, по мясистой широкопалой руке, расслабленно лежащей на руле, по безукоризненному пробору в блестящих темных волосах и произнес глуховатым, бесцветным голосом:

— Я животных сроду не пугался.

Возможно, если бы водитель один был, инцидент оказался бы исчерпанным этой репликой или еще двумя-тремя последующими. Но рядом с ним сидел еще один парень, примерно его возраста, а на заднем сиденье размещался мужчина постарше, чье лицо смутно виднелось за тонированным стеклом. Поэтому водитель неторопливо открыл дверцу, так же неторопливо поставил на грязный тротуар ногу, обутую в полуботинок из мягкой черной кожи с золотистым фирменным тиснением, потом вынес наружу другую ногу и выпрямился, оказавшись на полголовы выше мужчины в куртке.

— Не понял. Ты кого не боишься? — почти вежливо спросил он.

Мужчина повернул к нему худое остроскулое лицо, стрельнул взглядом зеленоватых глаз из-под густых рыжеватых бровей и ответил с расстановкой:

— Животных не боюсь. И вообще всякого дерьма собачьего.

Потом он повернулся, собираясь обойти автомобиль спереди. Но тяжелая рука резко опустилась на его плечо, цепко, сноровисто, привычно захватывая ткань куртки, с силой потянула назад. Мужчина вроде бы не стал сопротивляться, послушно переместился в ту сторону, куда его тащили, но по пути словно невзначай саданул водителя «Ауди» коленом в пах. В следующее мгновенье он быстро сделал шаг назад и, удерживая на своем плече схватившую его руку, ударил парня ногой. Удар получился молниеносным, мощным, он пришелся в низ груди противника, отчего тот сильно дернулся и сразу же тяжело рухнул рядом с автомобилем.

Секундой позже распахнулась дверца с противоположной стороны автомобиля, это выскочил товарищ упавшего. Он мгновенно сократил расстояние до мужчины, огибая капот по самой короткой дуге, и сразу, не останавливаясь, «выстрелил» в обидчика своего партнера пяткой правой ноги, метя в подбородок. Нога выпрямилась очень быстро, с совершенством и точностью механизма. Если бы удар достиг цели, мужчина в джинсовой куртке наверняка бы отправился в нокаут — в лучшем для него случае. Но он гибко качнулся в сторону, ловя бьющую ногу, затем сам ударил ногой, точно попав в пах раскорячившегося агрессора. Последовавший чуть позже удар рукой в челюсть снизу, нанесенный как-то небрежно, даже лениво, довершил комбинацию.

— Браво! — послышался возглас откуда-то со стороны.

Мужчина в джинсовой куртке оглянулся.

Человек в камуфляжном бушлате, таких же пятнистых брюках и высоких шнурованных ботинках, словно бы отклеившийся от стены невзрачного строения, медленно поднял ладони на уровень груди и изобразил аплодисменты. Узкое смуглое лицо с чуть выдающимися скулами, серые насмешливые глаза с опущенными уголками век, аккуратно подстриженные черные усы.

— Круто ты с ними поступил. Ладно, ребята, все о'кей, — это уже относилось к поверженным, которые успели прийти в себя, хотя и не настолько, чтобы представлять реальную угрозу для их обидчика. — За «пушки» только не вздумайте хвататься — в этом случае последствия похуже могут быть, — тон камуфляжного был ровен, словно повторял скучную лекцию, но все же что-то в его облике заставило «ребят» послушно вернуться в «Ауди».

Мужчина в джинсовой куртке проводил ретировавшихся мрачным взглядом и повернулся, собираясь продолжить свой путь.

— Послушай, мужик, а ведь тебя Валерием Николаевичем зовут, я угадал?

Вопрос камуфляжного удержал его на месте.

— Считай, что угадал, — теперь мужчина внимательно изучал смуглое лицо, усы.

— Вот, — продолжил черноусый, неспешно приближаясь. — Я тебя помню, а ты меня вряд ли. Лет пятнадцать с тех пор прошло. Меня к тебе в зал приводили, в доджо. Школа Бирюкова — самая знаменитая из всех оппозиционных школ.

— Нет, не помню, — как-то неожиданно виновато признался тот, которого звали Валерием Николаевичем.

— Ну, не удивительно. Народу у тебя много перед глазами мелькало. А я в ту пору ничего выдающегося из себя не представлял. Слушай, Николаич, а ты не очень спешишь? Обидно получается — встреча через столько лет да еще при таких обстоятельствах и вдруг такой мимолетной окажется. Для меня, во всяком случае, обидно. Я тут совсем рядом живу. Один живу… Сейчас, по крайней мере.

— Хм… — Мужчина криво улыбнулся. — Вообще-то сейчас не очень принято ходить в гости, а уж тем более приглашать.

— Это нас с тобой не касается. У нас консервативное мышление, будем так считать.

И они пошли по улице — черноусый, в камуфляже чуть впереди, а Бирюков за ним.

Бирюков подумал, что еще года два-три назад он наверняка поинтересовался бы, откуда у его старого знакомого, точнее, старого полузнакомого такая новенькая, с иголочки форма. Еще бы его несколько обидело обращение на «ты» — в начале этого месяца он перешел рубеж сорока лет и мог уже считать себя пожилым человеком. Но именно последние несколько лет как-то ослабили в нем остроту восприятия, если не интерес ко всему окружающему вообще.

Минут через пять черноусый сказал:

— Вот мы уже у цели.

Они вошли в довольно ухоженный подъезд относительно новой многоэтажки.

У себя в квартире новый знакомый или старый полузнакомый Бирюкова сначала заботливо разоблачил гостя, потом сам сбросил бушлат, оставшись в зеленоватом свитере, похожем на форменный, как показалось Бирюкову — где-то он такие видел, то ли на натовских офицерах, то ли на ооновских в телепрограмме.

— Меня приводил к тебе Маленькая Тучка, — напомнил черноусый. — Я на каникулах был в то время.

— Ага, теперь, кажется, припоминаю. Ты курсантом тогда был. И звать тебя… Евгением?

— Точно. Исключительная память.

— Нет, скорее ассоциативная. Мнемотехника, — словно нехотя произнес Бирюков, не очень торопясь принять приглашение хозяина присаживаться.

Он мельком и — как сам полагал — незаметно для черноусого оглядывал квартиру. Обстановка достаточно богатая и достаточно безалаберная. Хотя, впрочем, система какая-то, если уж не совсем порядок, чувствовалась. Аккуратность присутствовала. Видеомагнитофон, телевизор «Сони». Молодые сейчас явно побогаче, чем он в свое время был, но зависти у Бирюкова в данном случае не было — словно он был в жилище иностранца.

— Эй, Николаич! Давай-ка за встречу. Совсем по маленькой, — Евгений уже протягивал ему изящную хрустальную рюмку. — Нет, это настоящий «черри-бренди», без дураков, — он перехватил взгляд Бирюкова, брошенный на бутылку. — Не «мэйд ин юэроп» из стран бывшего соцлагеря.

Бирюков пригубил темную ароматную влагу и убедился, что хозяин говорит правду.

— Постарел ты, Валерий Николаевич, поседел, хотя форма — дай Бог каждому, кто моложе тебя лет на двадцать.

— Какая уж там форма, — равнодушно сказал Бирюков. — Кому это теперь нужно?..

— А ты вообще-то чем-нибудь интересным сейчас занимаешься, Николаич? — во взгляде и тоне Евгения чувствовалась какая-то заинтересованная благожелательность, но все разно Бирюков ответил холодно:

— Ничем, почитай… интересным.

— Почти по классику: «Семьдесят годов на свете живу, и, слава Богу, ничего интересного в жизни не было, барин». А у нас тут зальчик есть, небольшой уютный. Загляни, если захочешь, если время свободное объявится.