Лев Пучков - Шесть секунд до взрыва

Здравствуйте, уважаемый читатель. Чем занимаетесь, дорогой? Хотя это ваше личное дело, занимайтесь чем пожелаете. А я вот тут дурью маюсь – рыхлю кинжалом почву. Почва неподатливая – каменная крошка через каждый сантиметр, тут, в горах, она почти всюду такая – глина и каменная крошка, а сантиметров через сорок начнется скальный монолит, хрен без тола отковыряешь. В принципе, шибко углубляться мне не надо – я уже вспахал участочек диаметром сантиметров в тридцать, глубиной на треть кинжала, этого вполне достаточно.

Рядом со мной сидит здоровенный бородатый тип со связанными за спиной руками и внимательно наблюдает за моими телодвижениями. Во взоре его можно уловить удивление – пленник даже отдаленно не предполагает, для чего это я рыхлю почву. Возможно, он считает, что я повредился рассудком – обстоятельства тому вполне способствуют. Зовут типа Абдулла Бекаев, он командир отряда чеченских «непримиримых», то бишь «духов». Я завязал ему пасть широкой зеленой лентой, которая пять минут назад красовалась на его голове, – на всякий случай, вдруг пожелает заорать благим матом. Хотя, похоже, кричать он пока не собирается: в глазах Абдуллы я не вижу страха. В них, как я уже упоминал, можно прочитать лишь удивление и полное неприятие происходящего.

Три дня назад Бекаев с патетикой в голосе «загружал» английского журналиста: дескать, они – «непримиримые», то бишь железные воины Ислама, покуда не отомстят за пролитую неверными кровь своего народа, постятся, водку не пьют, с женщинами ни-ни и истово молятся Аллаху – как положено настоящим правоверным…

Когда он об этом вещал, вид у него был вполне соответствующий: волевое одухотворенное лицо, горящие глаза, солидная борода, да и здоров Абдулла – этакий раскормленный бугай. Вполне можно поверить, что такой тип не знает страха и в случае чего умрет во имя газавата, не моргнув и глазом.

Однако у меня имеется другая информация. Я, например, прекрасно знаю, что «духи» из отряда Абдуллы жрут водку чуть ли не ведрами, играют по ночам в карты, курят анашу и с остервенением трахают отловленных в рейдах славянок, которых посчастливилось доставить на базу. У самого командира имеется целый гарем – то ли пять, то ли шесть русских девчонок, к которым он никого не подпускает – держит их под охраной и развлекается с ними в любое время суток, как только в чреслах засвербит похоть. Кстати, одна представительница этого гарема сейчас присутствует здесь – вот она, лежит неподалеку, привалившись спиной к скале, в закрытом черном платье и темной косынке, с потухшими немигающими глазами на бескровном осунувшемся личике. За последний месяц она вынесла такое, что иному не приснится и в самом страшном сне. Эта женщина – Светлана, моя жена, самый дорогой мой человек…

Итак, Абдулла, у меня имеется информация, что ничто человеческое тебе не чуждо. Значит, страх перед лицом смерти – тоже. Сейчас мы это проверим.

Закончив рыхлить грунт, я откладываю кинжал в сторону, тяжело вздыхаю и сильно бью Бекаева по диафрагме. Нехорошо это, неэтично – бить безоружного связанного врага. Но надо. Мне надо. Абдулла скрючивается и хрипит. Я угощаю его раскрытой ладонью в затылок, отчего он падает рожей в разрыхленный грунт, срываю зеленую ленту и давлю коленом на голову. И внятно задаю вопросы. В принципе, мне нужно самую малость: три кода и формуляр. Код замка на железной двери, что ведет из покоев командира в шахту, по которой можно выйти за пределы базы в лес по ту сторону скал. Самое главное: если я буду знать код, то смогу выбраться отсюда, прихватив Светлану. А там – пусть ищут, им понадобится часа три, чтобы обойти скалы, или несколько комплектов альпинистского снаряжения, которое уместно будет лишь при наличии хорошо подготовленных специалистов – дилетантам сюда соваться не стоит. Затем – код замка сейфа, в котором командир держит баксы, предназначенные для оплаты труда наемников. Баксов, по моим предположениям, должно быть немало – судя по суммам, которые получают эти ребята. Следующее: код пульта дистанционного управления, который приводит в действие систему взрывных устройств. Вот он, лежит на лавке. Без кода этот пульт не более чем пластиковая коробочка, напичканная микросхемами. Если верно набрать код, на панели пульта загорятся нули. Затем нужно выставить время и нажать красную кнопку – после этого на пульте начнет пульсировать маленькая красная лампочка, а установленное время будет убывать до тех пор, пока на табло вновь не высветятся нули. Когда это произойдет, база взлетит на воздух: Абдулла три дня назад водил нас с Тэдом на экскурсию, показывал сплошную систему мощных фугасов – этакий самоликвидатор на крайний случай, сделанный умелыми руками иранских спецов минного дела.

Время можно не выставлять – набрал код и сразу нажал на красную кнопку, как только на табло высветятся нули. Тогда база тотчас же взлетит на воздух. Но я что-то не похож на камикадзе – не за этим сюда приперся.

Кто-то может возмутиться – как же так?! А пленные, женщины? Пленных на базе в данный момент нет. Это страшный секрет, и командование группировки об этом не знает. Вчера утром, на зорьке, «духи» перед видеокамерой расстреляли последних четверых – лейтенанта-первогодка и троих солдат. В принципе, их берегли для обмена, но в ближайшее время он не намечался – не до того было. Кассету передаст на ближайший блок-пост какой-нибудь чеченский пацан – на ней записаны обращение Бекаева к нашему командованию и непосредственно сцена расстрела. Это вам ответ на последнюю бомбардировку близрасположенной базы, на которой командиром является друган Абдуллы. Это также предупреждение – будете бомбить, расстреляем еще. Сколько надо, столько и расстреляем – ваших, мол, у нас навалом. Ведь мирные переговоры начались – давайте, закругляйтесь с бомбежкой, пожалейте своих пацанов. Там еще есть пара фраз, предназначенных солдатским матерям, – повлияйте на бессердечных командиров, ваши пацаны должны жить. Что и говорить, Абдулла прекрасный оратор, кого хочешь растревожит и разжалобит.

Очень жаль, что наше командование не знает о том, что Бекаев нагло врет. В обычное время на территории маленького концлагеря, расположенного посреди базы, находятся чуть более двух десятков славян. Чистый и уютный барак, с жалюзи на окнах, заправленными по-солдатски кроватями и цветным телевизором, работающим от дизеля. Возможно, вы видели этот концлагерь в какой-нибудь телепрограмме – «духи» охотно привечают корреспондентов. В бараке действительно проживают славяне. Сейчас их, по моим наблюдениям, там меньше десятка – остальные ушли в рейд. Это наемники – хохлы, прибалты, есть даже россияне: трое из Курска, а один из Вологды. Они разгуливают по территории концлагеря, вводя в заблуждение нашу разведку. Даже если кто-то и сумеет рассмотреть через суперобъектив, что творится на базе, то он увидит славян за колючей проволокой и сделает соответствующие выводы.

Настоящие пленные сидели в зиндане – здоровенной яме, прикрытой сверху сваренной накрест арматурой. Теперь здесь никого нет – трупы последних четверых вчера сбросили в пропасть…

Женщин тоже на базе нет, если, конечно, не брать в расчет гарем Абдуллы. Они вообще тут долго не задерживаются потому, что мрут как мухи.

Обычно «духи» из очередного рейда приносят одну-двух славянок, реже – трех. С большим количеством таскаться обременительно. Если доставленная женщина командиру не нравится, он отдает ее в отряд, где с нею развлекаются до тех пор, пока не задолбают насмерть. Редко кто выдерживает более трех-четырех дней.

Рейдов на солидное удаление не было уже более недели, а из последнего возвратиться еще не успели, поэтому мне нужно позаботиться только о пленницах Абдуллы.

Я загоняю женщин в продуктовое хранилище под покоями командира – каменный мешок, там они не пострадают. Правда, им наверняка здорово достанется, если моя авантюра удастся – после взрыва базы сюда через часок припрутся «чехи» 1 из соседних сел – посмотреть, что тут произошло. Мне их искренне жаль, но я не товарищ Сухов, чтобы с гаремом Абдуллы таскаться по заминированному лесу – там и одному пробраться весьма проблематично… Да, заминированный лес. Последнее, что мне требуется, – формуляр минных полей. Лес за скалами, что окаймляют лагерь полукрутом, сплошь усеян взрывными заграждениями, которые заботливо устанавливали в течение полутора лет умелые руки чеченских бойцов. Так что без формуляра там шляться будет весьма небезопасно…

Вот и все, что мне от тебя требуется, Абдулла Бекаев, командир «непримиримых»… Ага, ты уже конвульсивно дергаешься – на секунду я ослабляю нажим коленом. Ах ты мой хороший, хватаешь воздух, как рыба, выброшенная на сушу, глаза выпучил, мычишь чего-то. Ведь я тебя по-хорошему спрашивал пять минут назад: три кода и формуляр. А ты глубокомысленно ухмыльнулся и сообщил, что очень скоро я умру, как собака… Подышал? Молодец, умничка. Дубль два – коленом по затылку, рожей в разрыхленный грунт. Мне теперь торопиться некуда. Итак: три кода и формуляр. Думай, Абдулла, думай…