Инкассатор: Золотая лихорадка
А. Н. Воронин
Знакомый читателям охранник и инкассатор Юрий Филатов снова шагает по лезвию ножа. В небольшом подмосковном городке Филатова ожидают новые встречи, очередное предательство и жестокая подстава.
Глава 1
«Рассмотрев дело, суд приговорил: Исходя из того, что гражданин Филатов Юрий Алексеевич, 1969 года рождения, уроженец города Москвы, во время драки в ресторане города Ежовска в пьяном виде избил двух посетителей ресторана и четырех охранников, нанеся им телесные повреждения средней тяжести, а также принимая во внимание смягчающие обстоятельства – свидетельские показания, согласно которым подсудимый защищал женщину, назначить Филатову Ю. А. наказание в виде административного ареста сроком на 15 суток. Судья Ниязова М. А., Секретарь Голикова Н. В.»
– И вот теперь, граждане алкоголики-тунеядцы, запомните накрепко: все, что нас губит, – это водка, золото и бабы. Золото, водка и бабы. Бабы, водка и золото. Запомнили? Так что прошу больше не попадаться и беспорядков не нарушать. Все свободны. – Пожилой капитан милиции захлопнул какую-то папку, лежавшую на его столе, и махнул рукой, отпуская задержанных.
– Коз-зел, – сплюнул стоявший во втором ряду пятнадцатисуточников рябой мужик с едва зажившим шрамом на левой щеке. – Каждый раз одно и то же гундосит. Падла!
Филатов вышел из здания милиции, при котором находилась и местная «тюрьма», и окунулся в великолепный июньский день. Он потянулся, разминая затекшие за полмесяца лежания на нарах мышцы, и, не оборачиваясь, заспешил домой.
Ксения проснулась утром с единственной мыслью: сегодня выходит Юра. И сегодня же ей предстоит раз и навсегда указать ему на дверь. Несмотря на то, что почти год назад согласилась на его предложение. И вот уже почти год свадьба все откладывается и откладывается. То Филатов куда-то исчезает на несколько недель, а потом приезжает с едва залеченными огнестрельными и ножевыми ранами; то приносит бешеные деньги, которые через день исчезают, – надо, мол, помочь другу; то идет в ресторан с этим противным Жестовским, вступается за какую-то шлюшку и получает 15 суток... Господи, сколько же можно? И так уже год. Хватит. Всему есть предел.
Через час она сидела за своим столом в приемной редакции газеты «Ежовский вестник» и размышляла о том, правильно ли она сделала, что врезала в дверь новый замок. Возможно, Филатов и поймет... А возможно, и нет – ведь все мужики, даже самые лучшие, даже те, по ком сохнешь буквально с третьего класса, – тупые скоты...
И тут в приемную вошел редактор.
– Доброе утро, Ксения. О чем задумалась?
– Да так, Дмитрий Петрович. Проблемы всякие...
– Любые проблемы можно решить, если ты жив, – глубокомысленно изрек редактор. – Ты посмотри лучше, какая прелесть! – Он вытащил из портфеля фигурку рыцаря на коне величиной немного меньше ладони и поставил на стол перед секретаршей.
– Новая модель? – спросила она, разглядывая всадника.
– Угу, – довольно ответил Костиков. – И весьма перспективная.
Редактор самой старой газеты подмосковного городка Ежовска, которая когда-то называлась «Знамя коммунизма», зарплату, что приносила ему прямо в кабинет редакционная кассирша, она же наборщица, домой даже не забирал. Конвертики с десятком купюр так месяцами и оставались лежать в нижнем ящике его письменного стола, пока, наводя там порядок раз в полгода, он не натыкался на них и не уносил довольно кругленькую сумму... без которой, прямо скажем, вполне мог обойтись.
Сорокалетний редактор Дмитрий Петрович Костиков зарабатывал на хлеб оловянными солдатиками. Нет, кругленький гладкий Босс (так его именовали в редакции чуть ли не в глаза), отягощенный супругой и детьми, не впал в детство. Но ошибаются те, кто считает оловянных солдатиков забавой для младших школьников. В мире найдется не один десяток тысяч солидных джентльменов, посвящающих свой досуг спорам о цвете шевронов, изображениях на пуговицах и форме киверов солдат и офицеров допотопных армий. Некоторые занимаются этим лишь умозрительно, другие хвастаются друзьям и знакомым внушительными коллекциями миниатюрных вояк, раскрашенных с идеальной точностью во все цвета радуги. Игрушечные армии из представителей разноплеменных солдат занимают в особняках западных и восточных коллекционеров целые комнаты. Дмитрий Петрович как раз и был одним из поставщиков оловянного воинства.
Раздав редакционные задания, Костиков тихонько удалялся по своим делам. Дела эти процветали. Еще на заре туманной юности Костиков понял, что на копеечную зарплату провинциального журналиста сыт не будешь, и, хотя писал когда-то весьма неплохие опусы о народном хозяйстве и всяких сопутствующих его развитию процессах, со временем, став замом, а потом и редактором, сделал ответственной за средство массовой информации свою левую ногу, которая, впрочем, справлялась с поставленной задачей довольно неплохо. Все остальные части тела Костиков «бросил» на оловянный фронт.
Двадцать человек, нанятых редактором в городе и соседних поселках, делали отливки, собирали солдатиков из деталей; несколько усидчивых женщин раскрашивали оловянные миниатюры в соответствии с требованиями старинных воинских уставов. Причем к форме, в которую они «одевали» солдат и офицеров, не должен был придраться даже какой-нибудь древний старшина – только тогда фигурки могли котироваться на рынке. Костиков же занимался лишь реализацией продукции.
В городе об увлечении Костикова знали, но даже мэр считал его «забаву» простым коллекционированием, типа филателии или нумизматики. О том же, что этим он зарабатывает, знали считанные люди, в том числе его секретарша Ксения Веточкина, которой он доверял. Сколько же он имеет с этого – не знал вообще никто. Кроме самого Костикова.
В приемной зазвонил телефон. Ксения сняла трубку.
– Редакция...
– Это Филатов. Ксения, я тебя правильно понял?
– Правильно. Твои вещи я сложила в сумки, они у соседки, Таисии Максимовны. Пожалуйста, больше мне не звони. – Она положила трубку. На душе стало так погано, что заняло дыхание. Ксения вскочила, убежала в туалет и разревелась.
Филатов, сжимая в руке молчащую трубку мобильного телефона, постоял у запертой двери квартиры, в которой прожил год, повернулся и медленно пошел вниз по ступеням.
«Ну, вот и все. Впрочем, этого следовало ожидать. Я – и семья? Несовместимы! Тем более с ней. Как она меня до сих пор терпела – непонятно. Ксюша... А ведь остепениться собирался, наивный... Ладно, унижаться я перед ней не буду. Гори оно все гаром...»
Старый водитель редакционной машины Анатолий Маркович встретил Филатова в гараже широкой ухмылкой:
– Откинулся, зэк? Ну, рассказывай! Ксюха твоя плакала, когда тебя забрали. Рада небось что вернулся?
– Рада... Замок в дверях поменяла.
– О-о-о... Дела. Вы же собирались пожениться!
– Собирались, Маркович. Да не собрались. Ну что, пошлем стажера?
– Да уж конечно! Володя! Иди сюда!
На зов откуда-то из глубины гаража появился молодой патлатый парень с помятым лицом.
– Дрых опять? Когда ты уже выспишься? В магазин сходи!
Парень молча взял протянутые Филатовым купюры и удалился.
– Что делать-то будешь? – спросил Маркович.
– Да что... Домой поеду, в Москву. Тут все равно жить негде. Разве что в гараже у тебя.
– Ну-ну. А потом?
– Да не знаю я, Маркович. Надеюсь еще, назад позовет. А не позовет – значит, все.
– Нет, Фил, не позовет, – покачал головой старик. – Она Ленке в редакции говорила еще третьего дня, что не может больше. Я тогда не понял, а теперь – ясно. Ну, да не расстраивайся, сам должен был понимать, что не для тебя эта девчонка. Тебе какая-нибудь... Зоя Космодемьянская надо, а не Ксения Веточкина.
На пороге гаража появился Коля Шустов, приятель Филатова, работавший водителем в милиции Ежовска.
– Отпустили, Юрик? Ну, это надо отметить. Давеча Ксению видел, идет, глаза в землю, не замечает никого. Горевала, видать?
– Да пошли вы все к такой-то матери! – в сердцах выругался Филатов, заметивший, что Маркович делает Коле какие-то знаки. Тот понял и тему продолжать не стал. Ситуацию спас появившийся стажер, в сумке которого булькало и звякало.
Пили молча, сочувствуя Филатову и не зная, как помочь его горю.
Размышляя о своей жизни, Филатов никогда не употреблял глаголов сослагательного наклонения. «Если бы» – таких форм речи для него не существовало. «Если бы» он в свое время не прошел знаменитую школу Рязанской десантуры, не служил в «горячих точках», не общался с лидерами «оппозиции» кавказских республик бывшего Советского Союза, – это одно. «Если бы» он не «мочил» «авторитетов» преступного мира, спасая своих друзей, – это другое. И «если бы» Юрий Филатов считал возможным присвоить хотя бы копейку, не заработанную им, – это третье. Филатов был прям, как стрела. И опять же, «если бы» какой-нибудь писатель взялся за составление его жизнеописания, он был бы обречен: серых тонов, многоцветий, которые и составляют основу романа, в мировоззрении Филатова просто не было. Он родился «черно-белым» и таковым пребывал все свои почти четыре десятка лет. И видимо, поэтому после многочисленных приключений, гибели друзей, декалитров пролитой крови – своей и чужой – начинал иногда «бухать по черному», то есть употреблять алкоголь в таких дозах, которые простому смертному были «не по горлу». Правда, длилось это не долго – до начала какого-нибудь очередного приключения.
