Евгений Сухов - Алмаз в воровскую корону

Лагерь, расположенный в лесах Свердловской области, был спрятан между двумя сопками, покрытыми густым лесом. Его можно было увидеть, только спустившись по грунтовой дороге, которая пробегала метрах в двухстах от внешнего ряда заграждений. Весной сорок пятого года он выглядел точно так же, как и несколько лет назад. Войны, которая скоро должна была закончиться полной победой, здесь не было. В низине взору сразу же представлялись смотровые вышки, выстроившиеся по всему периметру зоны. Их высокие островерхие макушки безжалостно скребли высоту, как если бы имели какие-то наивные претензии к самому Создателю.

Территория лагеря была большой. Она раскинулась километра на полтора с севера на юг, да и с запада на восток ничуть не меньше. У склона колючие ограждения заметно изгибались в волнистую линию и щетинистыми колючими нитками сбегали вниз. Только башенки вышек свидетельствовали о том, что запретная зона продолжается и в низине.

Лагерь был разбит тремя рядами колючей проволоки на четыре сектора, между которыми, свирепо рыча, бегали цепные кобели. В центре каждой локалки находились длинные бараки, отстоящие друг от друга на одинаковое расстояние.

А вот немного поодаль от лагеря, на каменистой площадке, размещались караульные помещения, казарма и двухэтажный дом для офицеров. В стороне же, огороженная колючей проволокой, была построена просторная землянка в два наката. В ней проживало три человека: двое офицеров и один рядовой. К лагерю они принадлежали лишь территориально. Эти люди имели особый статус, их курировала военная контрразведка, по-другому именовавшаяся «Смерш» — «Смерть шпионам», если полностью. Как поговаривали, капитан Сидорчук и рядовой Куприянов, совсем не похожий на простого солдата, не могли ходить отдельно, а потому их видели всегда вместе, и они топали друг за другом как привязанные. Даже фигурами они были очень похожи, оба высокие, плечистые, резковатые в движениях, с выправкой профессиональных военных. Правда, капитан был блондином и чуток лысоват, а человек с простыми солдатскими погонами — напротив, с густой черной шевелюрой.

Чувствовалось, что за спиной каждого из них изрядная боевая школа. В конвойной роте ходил слушок, что каких-то три месяца назад брюнет был подполковником. В такого рода молву охотно верилось, не зря же во взгляде чернявого ощущалась какая-то особая сила и цепкость, какая бывает только у людей, давно наделенных немалой властью. И всякий военный, наталкивающийся на подобный взгляд, невольно подносил ладонь к головному убору и первым отдавал честь, совершенно не обращая внимания на серые солдатские погоны черноволосого статного мужчины. Мало ли как судьба повернется. Иной штрафник высоко взлетает.

На поясе у капитана и солдата были пристегнуты противотанковые гранаты, что предписывалось инструкциями. И у обоих было по офицерскому «ТТ». Командиром группы был майор Коробов, длинный мужик с бородавкой на щеке, которую он часто почесывал. С капитаном и рядовым майор откровенно держался на дистанции, и даже по одному короткому взгляду было понятно, что связывает всех троих только служба.

Троица не подчинялась никому из персонала лагеря и практически ни с кем не общалась, разве только с уполномоченными из Свердловска, которые тревожили их не чаще одного раза в неделю.

Однажды начальник лагеря, Глеб Кириллович Лавров, который к этим загадочным людям был немного ближе, чем все остальные, рассказал офицерам-сослуживцам о том, что прежде майор и чернявый были приятелями, но дружба их закончилась в тот самый момент, когда они оба запали на одну бабу. В результате чего чернявый лишился погон подполковника и был отправлен на Урал под начало своего соперника. Уверенность в том, что такой слух имел под собой почву, подтверждал и тот факт, что однажды к брюнету приезжала какая-то девушка, и он даже сумел остаться наедине с ней на пару часов. Вряд ли у молодых людей произошло что-то серьезное, потому что после этого свидания барышня даже не пожелала остаться в выделенной для нее комнате и уехала из поселка с первой же подвернувшейся попуткой.

Какое именно задание выполняла троица, из персонала лагеря точно никто не знал, но то, что операция носила высшую степень секретности, было ясно для всех. Иначе и быть не могло, не просто же так все это курировал всесильный «Смерш». А военная контрразведка была горазда на самые хитроумные комбинации. Бездарей там просто не держат — при желании они могли скрестить даже кошку с собакой.

Группа спецкурьеров официально именовалась «Три толстяка», хотя внешне они больше напоминали лосей — выглядели такими же могутными, подтянутыми и быстрыми. И оставалось отдать должное остроумию высокого начальства, надумавшего назвать так эту группу.

Один-два раза в месяц в лагерь из Свердловска приезжала машина с металлическим контейнером в сопровождении трех автоматчиков, которые, передав груз, немедленно исчезали. О доставке груза группе сообщал лично начальник лагеря. При этом он никогда не задерживался в землянке, отведенной для проживания спецгруппы, очевидно, исполняя четкие инструкции. Смершевец великодушно выслушивал рапорт начальника лагеря и легким кивком головы отпускал его с миром.

Барин лагеря, полковник Лавров Глеб Кириллович, был фигурой во всех отношениях колоритной. Под два метра ростом, с абсолютно лысым черепом и бесцветными бровями, со стороны он выглядел каким-то нескладным-несуразным. Однако этот человек обладал недюжинной силой и, бывая в гневе, способен был в одиночку навести страх даже на толпу матерых уркаганов. Несмотря на нелепую внешность, он отличался живым умом и, как многие люди, обладавшие аналитическими способностями, предпочитал излагать свои мысли ясно и просто. Для него не существовало оттенков в отношениях с окружающими его людьми, а потому, не мудрствуя лукаво, он делил их на своих и чужих, а всех заключенных подразделял на «черную» и «красную» масти.

«Черными» были заключенные, угодившие в лагеря по уголовным статьям, а вот «красными» — политические, попавшие сюда по знаменитой пятьдесят восьмой.

Лагерь Лавров не просто знал — он его чувствовал! Еще совсем недавно ему казалось, что не существовало вещей, которые бы находились вне его понимания. Но в последнее время атмосфера в лагере как-то вдруг переменилась, стала, несмотря на внешнюю безмятежность, какой-то напряженной. Прекратились даже драки между «красными» и «черными», которые нередко заканчивались серьезными последствиями. Подобное настроение больше напоминало затишье перед бурей, а она, судя по контингенту, который парился в зоне, могла разразиться нешуточными громами.

В самом объединении сук и блатных было что-то противоестественное. Они стояли на разных полюсах уголовного и житейского миров, каждый из них имел не только свои взгляды на жизнь, но и собственных апостолов. Легче было бы ухитриться смешать воду и пламя, чем увидеть их однажды сидящими за одним столом. Однако невозможное случилось. Уже третий день Лавров наблюдал за тем, как «красные» и «черные», объединившись в единые семьи, хлебали постную лагерную баланду.

Лаврову не хотелось верить собственным глазам, ведь каких-то полгода назад в лагере произошла серьезная заваруха, в результате которой шесть человек были заколоты заточками, и только оперативное вмешательство караула предотвратило междоусобное истребление.

А может, на заключенных снизошла божья благодать и каждый из них готов был подставить для удара правую щеку своему ближнему, предварительно уже схлопотав по левой? Вряд ли! Подобное может случиться разве что в богадельне, где старички стоят в шаге от смертного часа, а там, где находятся здоровые мужики и где жизнь, даже при самых невыносимых условиях, представляется нескончаемой, подобного не происходит. Так что не стоит тешить себя иллюзиями о каком-то там всепрощении. Оставалось ломать голову о том, какие такие обстоятельства заставили врагов броситься в объятия друг другу.

Имелся и еще один вопрос, который очень беспокоил Лаврова, — спецкурьеры подразделения «Три толстяка». Глебу Кирилловичу было известно, что за шутовским названием этой группы стояли очень серьезные силы и даже рядовой обладал такими полномочиями, о которых не помышлял и он, начальник лагеря, обремененный полковничьими погонами. Чего стоит одно лишь предписание, в котором прямо было указано, что в случае служебной необходимости начальник лагеря обязан безоговорочно выполнять распоряжения начальника этой таинственной группы.

Сложность ситуации заключалась в том, что трудновато было определить, в какой именно момент рабочие отношения переходят в разряд служебной необходимости. А потому Лавров, чтобы избежать осложнений по службе, потакал едва ли не любому желанию каждого из троицы.