Катер качнуло, и он чуть было не вывалился за борт.
– Тише ты…
– Ладно!
Подстрахованный снизу, боец вытянул руку и легонько толкнул стекло иллюминатора – поддалось… Еще немного расширив проем, он уцепился фалангами пальцев за край образовавшейся щели и одним движением подтянул себя: вверх и вперед!
Перед самым носом Виноградова опасно мелькнула рифленая подошва высокого спецназовского ботинка. Внутри, за переборкой, что-то негромко упало и покатилось.
Несколько долгих секунд все неотрывно смотрели вслед ушедшему. Наконец, в круглом, распахнутом теперь уже настеж проеме показалась бледная физиономия:
– Можно.
– Откатись потом туда, назад… – скомандовал мотористу Головин.
– К корме?
– Вот именно! – он передал наверх оба автомата, свой и первого бойца. А потом и сам исчез в иллюминаторе…
– Ну что – все?
– Вроде бы… – Владимир Александрович с трудом перевалился через фальшборт и сразу же отскочил в сторону: вслед за ним по выброшенному Головиным веревочному трапу энергично карабкался дедушка-речник. – Пардон!
– Теперь все.
Было на удивление тихо – только ровное гудение судового двигателя под ногами и плеск волн.
– Дур-рдом…
– Я тоже чего-то не понимаю. Чего там? – не удержался майор.
Головин вместо ответа пожал плечами и повторил:
– Дурдом.
Первым делом следовало заняться мостиком, радиорубкой и машинным отделением.
– Так, пошли… С Богом!
– К черту!
И сформированные ещё на базе штурмовые группы двинулись по маршрутам.
Ни Виноградов, ни представитель славного речного флота в герои не лезли – замыкая цепочку людей Головина, они просто старались поменьше шуметь и не путаться под ногами. Тем более, что без оружия Владимир Александрович чувствовал себя не просто голым – а голым, с которого к тому же содрали часть кожи.
Для себя майор успел уже решить, что при первых же выстрелах просто-напросто рухнет на палубу – и пусть списывают на боевые потери! Конечно, если сначала убьют парня, который идет сейчас впереди, и можно будет воспользоваться его стволом… Тогда повоюем. А голыми руками – дураков нет! Не сорок первый год.
– Тс-с! – Виноградов замер, повинуясь командному жесту.
И тут же сзади на него чуть не налетел сопящий от страха речник:
– Что такое?
– Тихо…
– Извините.
Хороший он, в сущности, мужик, подумал Владимир Александрович. Но ведь пропадет, если что, зазря – такие, обычно, первую же пулю и хватают.
– Может, вернетесь?
– Нет.
Правильно, одному ещё хуже. Вообще, трудно жить с обостренным чувством профессионального долга – это майор знал… Иначе, сейчас и он сам уже ехал бы домой в тихой, мирной и полупустой электричке. Или по крайней мере наблюдал за событиями на теплоходе из рубки милицейского катера-»водомета».
– Пошли! – группа двинулась дальше по бесконечной, во всю длину коридора, ковровой дорожке.
Ничего пока не происходило, но…
Пахло страхом. И не страхом даже, а каким-то запредельным ужасом – густым и тягучим, как начавшая запекаться кровь. Ужасом сочилось все: и тишина вокруг, и теплый воздух кондиционеров… Даже свет матовых плафонов, казалось, дрожит и старается стать незаметнее.
Десятки, сотни мельчайших деталей.
Багровое пятно на палубе… вывороченный из стены огнетушитель… какие-то осколки. Вмятина, след от огромной подошвы на матовом пластике… Дверь, обвисшая на последней петле…
Поравнявшись с открытой каютой, Виноградов вслед за идущим впереди автоматчиком глянул внутрь:
Полумрак. Распахнутый иллюминатор – именно тот, догадался майор… Крошечная клетушка, явно не для командного состава: койки одна над другой, опрокинутая ваза с цветами. Внизу – обнаженное женское тело, отвратительно и бесстыдно распластанное на смятом белье.
– Гос-споди! Она мертвая?
Бедняга речник… Сколько ему – под шестьдесят? Для Великой Отечественной он был слишком мал, а Афганистан и внутриутробные войны России этого поколения уже не коснулись.
– Мертвая.
Жилые помещения команды закончились – за тяжелой металлической переборкой Владимир Александрович разглядел уводящую вперед череду дверей пассажирских кают.
– Эй! – вместо того, чтобы сделать следующий шаг, он коснулся рукой плеча переднего спутника. Тот обернулся, проследил взглядом за жестом Виноградова и тут же без звука передал информацию дальше.
Почти мгновенно рядом вырос Головин. Посмотрел, кивнул и поднял обнаруженную майором гильзу – стандартная, от «макарова», она ещё чуть-чуть пахла порохом. Где-то должен быть и след от пули… Ага! В подволоке, почти над головой – аккуратная дырка.
Двинулись дальше – теперь ещё осторожнее, прикрывая друг друга на трапах и непросматриваемых местах.
Судно по-прежнему казалось пустым и безжизненным…
Наконец – дубовая дверь с потемневшей от времени табличкой «Посторонним вход воспрещен» и более свежей надписью примерно такого же содержания по-английски.
– Здесь? – уточнил взглядом Головин.
– Да, – молча кивнул запыхавшийся речник.
Головин тихо, почти без усилия надавил на бронзовую ручку:
– Пошли!
И ничего не случилось. Никто не выстрелил, не рванула привязанная изнутри хитроумная мина-ловушка… На первый взгляд мостик вообще показался пустым: зеленоватое свечение локатора, какие-то огоньки на панелях. Штурвал в привычном понимании был, но функцию выполнял скорее декоративную – судно двигалось в автоматическом режиме.
– Сюда, быстро! – у противоположной двери, с правого борта, лицом вниз лежал парень в безукоризненно отглаженных черных брюках и пижонской белой рубашке с короткими рукавами. Судя по погонам, это был кто-то из судовых офицеров. – Помоги…
Раненого перевернули на спину и один из бойцов завозился с медикаментами. В нос ударил противный аптечный запах.
– Чем это его так?
– Ногами…
– Пашкевич, третий помощник, – сглотнув слюну, выдавил из себя речник. – Он живой?
– Пока – да! Слушайте… вы рулить умеете?
– В смысле?
– Ну, этой штукой управлять? – Головин собирательным жестом обвел оборудование мостика.
– Вообще-то… Вообще-то, я механик.
– Придется, – подал реплику Виноградов. Вставало солнце, и прямо по курсу уже отчетливо вырисовывался недалекий берег. – Надо хотя бы остановиться – и лечь в дрейф.
– Попробую, – кивнул речник и потянулся к одному из никелированных рычажков. Он был отличным дядькой, к тому же не без чувства юмора:
– Вот и дослужился на старости лет до капитана… Вернусь, старуха не поверит. Вы уж мне справочку выпишите!
– Выпишем… Как там парень?
– Глухо, командир. Своими силами не откачать.
– Поговорить не сможет? – на всякий случай уточнил Головин. – Хоть немного?
– Какое там…
– Гляньте-ка! – Виноградов склонился над штурманским столиком. Лист карты с текущей прокладкой был изуродован матерным словом из трех букв и соответствующей иллюстрацией: колоссальных размеров и угрожающего вида член раскинулся на просторах от Петрокрепости до банок в центре Ладоги.
– Сволочи… – Головин потянулся к карте.
– Не трогай!
– Почему?
– Вещественное доказательство. Потом, для экспертизы пригодится. – Виноградов вовсе не был умнее, просто он слишком долго носил милицейские погоны. И все оставшиеся годы ему предстояло жить с оперативно-следственным видением мира.
– Командир! В радиорубке чисто.
Здоровяк из второй штурмовой группы с трудом скрывал возбуждение.
– Что там?
– Никого… Правда, пошалили там, чувствуется, от души – дверь выломана, кровища! И вообще.
– Рация работает?
– А я чего – инженер, что ли? – удивился боец.
– Тоже верно…
Неожиданно чисто, почти без помех, ожил динамик внутренней связи:
– Эй, наверху! Это кто там командует?
– А это кто? – Головин покосился на речника, пытающегося совладать с какими-то кнопками и тумблерами. – Ты, что ли, Борька?
– Ну так! – радостно отозвался старший группы, отправленной в машинное отделение. – Как у вас?
– Порядок, – суховато оценил обстановку командир. – Так что, глуши мотор.
– Попробуем.
– В каком смысле? У вас что – тоже никого?
– Почему? Двоих взяли – один со стволом был, у другого нунчаки.
– Моряки?
– Не-ет… – в голосах собеседников слышалось полное взаимное непонимание.
– Так, все – я спускаюсь. Сидите тихо.
– Есть, командир! Ждем-с…
– Саныч, пойдешь со мной? – повернулся Головин к майору. Чувствовалось, что он в недоумении. – Одна голова хорошо, а две…
– Разберемся, – кивнул Виноградов.
– Петров! За старшего здесь, понял? Мы быстренько, пять минут…
Однако, прошло значительно больше времени, прежде чем офицеры вернулись на мостик. Вернулись не одни… И с информацией, сложившейся, наконец, в целостную картину.
… Рейс начался как обычно – вечером отошли от Речного вокзала, пригласили пассажиров на ужин. Погода не баловала, поэтому на палубе никто не задержался: ресторан «Чернышевского» мог вместить всех желающих в одну смену.
