Курил «ямаец» недолго. Вскоре «маячок» подал второй сигнал, и Волгин сменил позицию, хотя пока не был уверен, стоит ли проводить задержание. Катышев, конечно же, провел бы. Образцово-показательное. С криками, размахиванием пистолетом, демонстрацией приемов боевого самбо и скоростного надевания наручников. Это был его обычный метод работы: задержать и колоть до тех пор, пока не скажет хоть что-нибудь. Человек с такой прической не может быть безгрешным по определению, а посему если не явки и пароли Казарина, то адреса дружков-наркоманов он сдать должен. Чтобы не было обидно за бесцельно прожитое в засаде время.
Сначала нарисовалась длинная согбенная тень, верхний край которой коснулся ног Волгина. Следом вышел и «обрусевший негр». Присел на корточки и долго возился со шнуровкой высокого десантного башмака, хитро оглядываясь по сторонам. Так и не завязав, заправил концы шнурков в голенище и, широко раскачиваясь, двинулся прочь от дома. Опер скользнул следом.
Нарезав круг по двору, парень проявил интерес к волгинской «ауди», но задерживаться не стал, справил малую нужду и подвалил к таксофону, с которого позвонил, картинно прикрывая диск ладонью. Говорил он пониженным голосом, но, по случаю позднего времени и открытого пространства, слова разносились далеко.
– Але, Рому позови! Але, ты? Приветик. Все ништяк, чисто. Да, как ты и говорил. Ну… Ну, лады, я тогда к Маринке забурюсь, если чо – ищи там. Ага!
Волгин прятался рядом и, предположив, что парень направится к проспекту, вознамерился перехватить его на выходе со двора. Не получилось: повесив трубку «ямаец» резво зашлепал в обратную сторону, пропал в кустах и вскоре нарисовался на фоне «ауди».
Покидая машину, Волгин дверь запирать не стал, и это обстоятельство насторожило парня. Он долго смотрел по сторонам и ковырял в носу, не в силах сделать выбор. Подобраться к нему возможности не было, опер поставил машину грамотно, так, чтобы все подходы просматривались издалека. Приходилось ждать…
Отбросив сомнения, парень нырнул в салон. Дверца тихо чмокнула, становясь на место, и Волгин с трудом подавил мелкобуржуазный, недостойный профессионала крик «Держи вора!»
«Ямаец» взял бинокль и две целые пачки «Житана», выбрал несколько кассет, отточенным движением снял магнитолу. Настроение у него явно поднялось, день был прожит не зря, – вылезая из машины, он загундосил «Отшумели летние дожди», представляя, как толкнет знакомому барыге шмотки, затарится героином и придет к подружке по-человечески, с водкой и чеком. Ширнуться и завалиться под толстый Маринкин бок – что еще нужно для полного счастья? И на утреннюю дозу бабки останутся. Еще бы заставить себя помыться.
– "…но сказала ночка: «зиму жди…» " – тянул наркоман, когда откуда-то сверху на него обрушился кулак. Грезы пропали. Запахло тюремной камерой.
Волгин ударил расчетливо – «ямаец» сознания не потерял, хотя некоторое время и пытался прикинуться оглушенным. Открыв глаза, он заголосил:
– Я больше не буду, честно! Это случайно!
– Молчать!
Волгин отволок его в сторону, сковал наручниками и закурил, присев рядом на корточки.
– Где Рома?
Тишина и частое моргание.
– Мне по-другому спросить? Более доходчиво?
– Не знаю я никакого Ромы. Отпустите, а? Я больше не буду, а вы все равно ничего не докажете.
Парнишка говорил дело. Вменять ему кражу при отсутствии свидетелей было делом почти нереальным. У нас ментам, тем более операм, в таких ситуациях не верят. Не в Америке.
– Быстро оклемался. Который раз уже влетаешь? Вижу, что не первый. Значит, грамотный. Где Ромик? Ну, живо! Сдаешь Рому – прощаю кражу. Я же мент, хуже того – опер, и в этом районе работаю, – Волгин похлопал по нагрудному карману, где лежало служебное удостоверение. – Неужели не сумею тебя оприходовать? Или тебе свидетели нужны? Будут свидетели! Меня тут каждая собака знает. Весь двор за меня проголосует. Так будет базар? Или оформлять по полной программе? На тебе, я так чувствую, условный срок висит. Значит, сейчас, конкретно, закроют. Лет на пять.
– А вы, правда, отпустите?
– За кражу? Отпущу, хер с тобой. В следующий раз влетишь. Ну, где наш друг?
– Впадлу мне его сдавать. Вы ему точно ничего не скажете?
– Ну так.
– Он у бабы одной гасится. Адрес не знаю.
– А телефон? Ты ж ему, сучонок, только что звонил!
– В кармане, на коробке записан.
– Он сюда приедет? Или ты для него взял что-то?
«Ямаец» замялся.
– Та-ак, – Волгин пальцем приподнял его – подбородок. – Рома просил просто хату проверить, а ты там еще и прихватил что-то. Верно?
– Я только сто долларов и нашел… Для него это не деньги, а мне долг утром отдать нужно. Не отдам – хана!
– А Рома тебя что, за бесплатно отправил?
– Дал немного…
– Ненасытный ты, братец. Когда он приедет?
– Сказал, минут через двадцать выезжает.
– На машине?
– Не на верблюде же.
– Не остри.
Волгин ошмонал задержанного. Коробок нашелся. На этикетке был нацарапан телефонный номер, внутри вложен конвертик с марихуаной.
– Да ты, парень, совсем оборзел!
– Это не мое, это мне подброс… Ой, что это я! Отпустите меня, пожалуйста, – я ведь не себе, для ребят взял!
– Молчи лучше. В Штатах за одни эти слова пять лет получил бы.
Волгин позвонил в местное отделение и попросил забрать задержанного. Повезло: знакомый опер не успел уйти домой и приехал сам, так что все было проделано быстро и незаметно для посторонних.
– Знакомые всё лица! – Опер посадил «ямайца» в «уазик». – За кражи влетал, две судимости, и обе условно. Сейчас, поди, тоже по машинам шарился?
– Нет, одна наркота. Я его случайно зацепил.
– Помощь не требуется?
– Пока нет. Если чего – буду свистеть.
– Ну, давай. Будь здоров, свисти погромче. Вариантов поимки Казарина было много, но Волгин сразу отбросил уличные и прошел в дом, где занял одну из ступенек короткой неосвещенной лестницы на чердак. Закрыл глаза, прислонился затылком к стене. Руки подрагивали, и адреналин в крови, конечно, гулял, но Сергей чувствовал, что тянет «пустышку». Слишком все складно получается. В то же время, он понимал, что Казарин неспроста ударился в бега и уж если решил вернуться в квартиру, то чтобы забрать что-то важное, поэтому задерживать его нужно обязательно с этим «важным» в кармане. При обыске ведь можно и не найти, если хорошо спрятано.
Дверь одной из квартир отворилась, и вышел худосочный жилистый дедок с пачкой папирос в кулаке. Раскурив «беломорину», он постоял у перил, сплевывая вниз табачные крошки, с хитрым видом посмотрел в потолок и начал спускаться, оставив дверь приоткрытой. Из квартиры тянуло запахом жареной картошки, громко работало радио. Страдала Ветлицкая: «Плейбой, клёвый такой, одет как денди…»
С началом второго куплета во двор заехал Казарин. Музыка не дала оперу услышать шум мотора.
Рома затормозил у подъезда, выждал секунду и вдавил акселератор, проверяясь последний раз. Никто вдогонку не кинулся, и он, успокаиваясь, сделал круг по двору и остановился. Посидел за рулем. В салоне грохотала та же песня, очень нравившаяся Казарину. Он дослушал до конца только после этого вошел в дом. Лифт перехватили буквально из-под носа, кабина ушла вверх и застряла где-то на средних этажах. Не в силах перенести ожидание, Казарин пошел пешком.
Жилистый дедок стоял на десятом этаже и курил вторую папиросу. Казарин прошел мимо, кивком обозначив приветствие, но цепкие пальцы дернули за рукав куртки, и пришлось обернуться:
– Тебе чего, старый?
– Не ходил бы ты, сынок, наверх, – благодушно улыбаясь и пыхтя «Беломором», предупредил дед. – Тебя там засада ждет.
Сказано было тихо, и притаившийся выше Волгин ничего не расслышал, но Казарин встрепенулся, ошалело посмотрел на доброжелателя и громко переспросил, чувствуя, как пол уходит у него из-под ног:
– Какая засада? Ты чего несешь, старый?
Волгин вскочил и успел преодолеть один пролет, пока Казарин соображал. Потом Рома опомнился и стартовал.
– Ур-род! – Сергей отпихнул пенсионера с дороги.
Тот был доволен собой и улыбался, вероятно, воображая себя правозащитником.
Казарин грохотал так, что дрожали стены. Волгин бежал бесшумно и выигрывал в скорости, но поскользнулся на брошенном кем-то шприце, пересчитал задницей несколько ступеней и отстал.
На улицу они выскочили с разницей в несколько секунд, но обалдевшему от страха Роме этого хватило, чтобы прыгнуть за руль и включить зажигание. Нога отпускала педаль сцепления, когда из подъезда вылетел опер. Казарин бросил машину вперед и влево, целя капотом в колени преследователя. Губастое лицо исказила гримаса, брызнула на ветровое стекло слюна, и за тот миг, который потребовался машине на преодоление полутора метров. Рома успел дюжину раз повторить:
– На, падла, на!
Выхода не было, и Волгин прыгнул на капот, вцепившись руками в «дворники». Знакомое по фотографиям лицо оказалось совсем рядом, в десяти сантиметрах от его глаз. В Казарине не осталось ничего от умелого обольстителя скучающих женщин. Один страх, дикий страх, и ни капли разума.
